Супергерой для Золушки

— Да-да-да, — недовольно проговорил он, сворачивая за угол.

Женщина проводила его тревожным взглядом и легонько качнула головой.

— Так к кому вы? Так и не сказали.

Воздух застрял у меня в горле.

— «Прибрежный вестник», — Гринев подался вперед и показал удостоверение. — Это — Варвара, меня зовут Артем, мы хотели бы уточнить некоторые детали для статьи, которая выйдет в нашей газете. Петр Кулагин здесь проживает?

— Да. — Кивнула, расплываясь в улыбке. — Это мой муж. — Сделала шаг назад, жестом приглашая войти. — Сейчас он вернется из магазина, вы проходите. Подождите его здесь.

— С удовольствием! — Подтолкнул меня внутрь Артем.

— Присаживайтесь, — поправив прическу, женщина указала на диван. — Хотите травяного чая?

— Не откажемся, — улыбнулся мой спутник и сел.

— А вы? — Большие голубые глаза, точно такие же, как у выбежавшего из дома мальчишки, смотрели на меня с недоумением.

Наверное, я выглядела так, словно увидела привидение.

— Буду, спасибо. — Выдохнула, опускаясь на диван. — Как вас?

— Елизавета.

— Спасибо, Елизавета.

Она понимающе улыбнулась и скрылась в соседнем помещении.

Теперь можно было оглядеться. Обстановка чем-то напоминала мне дом простых мексиканцев среднего класса. Окрашенные матовой краской стены, керамическая плитка с орнаментом, зеркала в толстых рамах, много света и зелени, яркие краски в интерьере и пестрый палас на полу. Все такое нарядное, жизнерадостное, светлое.

Сразу вспомнилось, как впечатлен был мой отец после их с мамой поездки в эту страну. Планировал все переставить в доме, сделать ремонт и обновить дизайн. Долго рассказывал про местные обычаи и про то, что у мексиканцев не встретишь обычных домашних кошек. «Они их боятся. Странные, говорят, существа: падают с балконов и, приземляясь на лапы, не разбиваются. Да и вообще, кто их знает, мало ли что. Вот и не принято их дома держать. А проживающие в Мексике русские даже прячут своих домашних котов от местных, не позволяя усатым выходить на балкон»

Потом он громко смеялся, рассказывая, что символов смерти в этой стране, как ни странно, не боятся. И зрелище, когда ребенок играет игрушечным скелетиком с костями или гробиком, гораздо привычнее, чем игра с домашними животными. А еще, помню, он тогда начал добавлять во все блюда лимон и скупать вербену и шафран, чтобы мама могла ему готовить «совсем как в Мексике». Настолько он был тогда впечатлен их культурой и бытом. Словно нашел вдруг что-то свое в таком огромном мире.

— Смотри, — шепнул Артем и подхватил меня под локоть, вставая. — Фотографии.

Позади нас на полке, выложенной плиткой с узорчатой вязью, стояло несколько фотографий в деревянных рамках. Подошла и затаила дыхание. Мой отец. Такой, каким я его увидела вчера на фото, — тощий и с бородой. На другом фото — моложе. В куртке и шапке с голубоглазым мальчишкой под руку. На третьем — ровно такой, каким мне удалось его запомнить прямо перед его «смертью» — с густыми темными усами и взлохмаченными волосами. Разве что глаза выглядели немного печальными. Рядом с ним на фото была Елизавета с букетом и в простеньком белом платье.

— А вот и чай… — женщина замерла на пороге с подносом в руках.

Артем не растерялся:

— Простите, увидели тут у вас фотографии… — Взял из моих рук рамку и поставил обратно на полку. — Они очень красивые. У вас отличная семья, поздравляю. И с мужем повезло, такое хорошее начинание, толчок для развития нашему городу.

— Спасибо, — смутившись, произнесла она и поставила поднос с чаем на журнальный столик. — Ему никогда не сиделось на месте, деловой он у меня, башковитый.

— Скажите, сколько ему лет на этом фото? — Не удержалась я.

— Не знаю, — Елизавета неуверенно пожала плечами и бросила взгляд на настенные часы. — Это наша свадьба… двенадцать лет назад…

— А есть более ранние снимки Петра? — Подошла и уселась напротив нее на диван.

Женщина выпрямилась, недоверчиво оглядела обоих.

— Просто у нас возникла такая идея. — Вступил Артем, усаживаясь рядом со мной. — Сделать что-то вроде… — Взмахнул руками, изображая. — Петр в юности… стоит у подножия утеса… задумчивый взгляд, мечты о преобразовании родного края, большие планы… и вот он вырос и смог осуществить то, что дано не каждому мальчишке из небольшого поселка. Как вам?

— Я не знаю… — Елизавета принялась комкать руками край фартука. — У него не осталось таких фотографий… Из детства…

— Почему? — Спросила, не собираясь и притрагиваться к чашке.

— Ну… — Она заметно побледнела. — Рос в детдоме… Сложное детство…

— Так это ведь тоже отличный материал для статьи. — Взглянула на Артема и вернулась к растерянной хозяйке дома. — Надеюсь, он нам расскажет поподробнее, как вернется. Хорошее получится интервью. Скажите, а как вы с ним познакомились?

Елизавета больше не улыбалась. Отрывисто выдохнула и гневно нахмурилась.

— Какое это отношение имеет к статье? Или к тому, чем он занимается? — Развела руками. — Не совсем понимаю.

Ее пальцы задрожали.

— Мы собираем матери… — начал Гринев, но я положила свою ладонь на его, заставив оборвать фразу на полуслове.

— Петр Кулагин — не тот, за кого выдает себя. — Сказала тихо, не отрывая от нее глаз. Внимательно наблюдала за реакцией. — Настоящее имя этого человека — Николай Астафьевич Комаров. Вы это знали?

Кажется, она вдруг начала задыхаться. Застыла, ловя ртом воздух и теряя над собой всякий контроль. Схватилась за сердце, когда вся кровь в организме разом отлила от ее лица, придав щекам мертвенной бледности, а затем прилила обратно с новой силой, заставив густо покраснеть. Закрыла лицо правой рукой, а левой нащупала подлокотник кресла и ухватилась за него.

Мы не двигались. Ждали.

Елизавета ничего не спрашивала, не говорила, что мы ошибаемся, и такого не может быть. Она все знала. И поэтому просто тихо всхлипывала, навалившись на спинку кресла. Услышанное поразило ее настолько, что женщина даже не пыталась скрыть шоковое состояние за маской гнева или безразличия.

— Я… не знала, как его зовут… — Выдавила она, теперь наклоняясь вперед и тяжело дыша. — Не знала…

Медленно подняла на нас взгляд, полный слез, и покачала головой.

— А что вы знали, Елизавета? — Спросила ее твердо. — Говорите. Мы все равно спросим у него самого.

— Нет! — Вдруг вскрикнула женщина, закрыла руками рот и затряслась. — Нет! Пожалуйста, нет! Не говорите ему ничего!

— Так он… — С силой сжала ладонь Артема. — Мой отец не знает, кто он?!

— Ваш отец? — Спросила жалобно и зажмурилась, сотрясаясь всем телом. — Господи, прости… — Вытерла слезы запястьями. — Знала ведь, что этот день когда-нибудь наступит, но так не хотелось верить. Молилась, чтобы никто не узнал. Все было так хорошо, так хорошо…