Сущность Альфы

Наверное, сперва его сон был глубоким, потому что Саске уже не слышал, как ушел брат, не ощущал течения времени и даже не метался в жаре течки, но, спустя примерно часа два, приятная, забвенная темнота сменилась обрывками, мигами, кадрами, эскизами – жаркими, тревожными, мучающими его путаное сознание и ослабленное тело. Он ворочался на постели, чувствуя себя куколкой, которая никак не может освободиться от плотного кокона, чтобы расправить свои крылья, крылья инстинктов, которые требовали, подначивали, подталкивали, лишали спокойствия, но при этом, словно не ощущая достаточного количества тепла рядом, неуверенно дрожали, лишенные опоры.

Плохо. Сердце колотится в шальном ритме, сжимаясь, разбивая ребра, разрывая грудь. Жарко. Пот серебрится бисеринками, пропитывая влагой простыни, обостряя чувствительность пылающей кожи, насыщая воздух вожделенным запахом феромонов. Мучительно. В темноте. В тумане. В серости. В одиночестве. Слишком отчетливо звенят нити его уз с альфой, так и не находя отклика. Слишком ярко требует сущность, устав ждать, обезнадежившись, утратив веру, обнажая острую, плотную, всепоглощающую любовь. Слишком долго, минуты кажутся вечностью, реальность ускользает от сознания, мир сузился до кажущейся такой неудобной, твердой, влажной, бесполезной кровати, в плену которой находится его тело. Если бы он только мог… если бы умел, как брат… если хотя бы представлял, как это – слиться со своей сущностью… он бы позвал своего альфу, потребовал бы, чтобы тот пришел и избавил его от сжигающего ощущения одиночества, заставил бы уделить ему внимание и снова, как в тот раз, раскрыть исток своих чувств. Да, ему не нужна близость. Неважно плотское утоление своих потребностей. Нет нужды в жарком, ярком, страстном сексе. Просто рядом. Чтобы знать. Чтобы быть уверенным. Чтобы почувствовать себя любимым.

Наверное, он уже начал бредить, не отличая реальность от иллюзии, явь от миража, действительность от вымысла, когда, едва уловимо, он учуял запах своего альфы. Казалось, Наруто почти рядом. Нужно лишь протянуть руку и скользнуть пальцами по золотистой коже, чувствуя под подушечками твердость рельефных мышц. Нужно лишь приоткрыть глаза, чтобы утонуть в ответном взоре, зацепиться за нежную улыбку, задохнуться от восторга близости возлюбленного. Нужно только приоткрыть биополе, чтобы узы перестали натянуто звенеть, чтобы трель превратилась в мелодию ответных чувств, чтобы ощутить на себе, в себе, подле себя энергетику, ментальные витки, желание самого альфы. Но Саске сгорал в неистовом жаре течки, блуждал во мраке безответного зова, томился в собственном теле, желая развернуться, раскрыться, явить себя вместе со своей сущностью, и все равно понимал, что он тянется в пустоту, в которой нет места его возлюбленному, ощущение присутствия которого уже граничило с безумием.

Нет, он не бредит, не страдает галлюцинациями, не впадает в крайности, не сходит с ума, ведомый инстинктами, желаниями и жаждой. Наруто рядом. Здесь. В этом доме. В паре шагов. На расстоянии одного ментального витка. В досягаемости. Близко. С ним. Для него. Ради него. Так что же?.. Что же мешает ему протянуть руку, приоткрыть веки, потянуться биополем? Гордость? Страх? Моральные устои? Нет, все это маячило где-то на заднем плане, вместе с сознанием, осознанием, пониманием, уступая место, нет, не инстинктам, хотя они тоже рвались наружу, к памяти сущности, той нити, которая наливалась силой, словно подтверждая их выбор, их союз, их связь, зову, который пусть и так долго, но все же привел их друг к другу.

Дверь в спальню тихонько скрипнула, отворяясь, и Саске, вскинувшись, чувствуя прилив сил, желания, энергетики, резко сел на постели, словно в тумане видя своего альфу. Неважно, как Намикадзе оказался здесь. Неважно, что к этому, наверняка, приложил руку Итачи. Неважно, что он всполошен, растерян, жаждущий, течный, с волной биополя, которое постепенно приобретает зримые очертания. Главное, Наруто пришел. И больше не будет одиночества. Не будет боли. Не будет страха. Ведь он верил в своего альфу. Чувствовал, что он придет. Знал, что их связь слишком сильна, чтобы заглушить её, так и не подтвердив близостью. Близость… Саске жарко выдохнул, готовый принять все, даже своего альфу. Ментально – с меткой. Физически – со сцепкой. Принять сердцем, душой и сущностью, но, как только он посмотрел возлюбленному в глаза, готовясь утонуть в их завораживающей синеве и упасть в омут страсти, его «Я» вздыбилось, протестуя, сущность оскалилась, не подпуская альфу, а тело напряглось, инстинктивно обороняясь. Из груди вырвался протестующий рык, который заставил сильную особь, с мощным биополем и властной сущностью, неуверенно застыть на пороге, словно дожидаясь его разрешения. Разрешения? Пф! Пусть альфа сперва докажет, что достоин его, что готов быть с ним, что заслуживает его внимания, ведь он – омега, тот, кому дано право выбора.

Наруто замер, стараясь даже не дышать, не двигаться, не раскрываться, вообще, казаться неприметным и незаметным, чтобы только посмотреть, чтобы убедиться, чтобы заглушить отчаянный звон нитей уз, чтобы перестать задыхаться в волне собственного гона. Боги! Когда он ехал сюда, пусть и на своей машине, альфа пытался держать самый плотный контроль над своей сущностью, понимая, что он в гоне, что любой запах, даже самый отдаленный, запах свободной особи, готовой к спариванию, может спровоцировать очередной приступ, в беспамятстве и огне похоти, чего он не мог ни допустить, ни простить самому себе. Но его сущность словно понимала… нет, она знала, что он едет к Саске, блондин чувствовал, как с каждой преодоленной милей усиливается звон уз, натягиваются и уплотняются нити их с омегой связи, возрастает жар гона, усиливается желание, мечется сущность, предвкушая долгожданную встречу, и, фыркая, отгораживается от всех других ощущений. Намикадзе казалось, что, если бы в этот миг прямо перед ним потекла омега, ему было бы все равно, он бы даже не заметил её, не ощутил, не учуял, отверг, потому что ни одна омега и в подметки не годилась его Саске.

Только перед дверью в квартиру молодой четы Учиха, Наруто понял, что это – испытание и пытка: испытание потому, что он, в гоне, должен установить над своей сущностью настолько плотный контроль, чтобы не навредить Саске, а пытка потому, что он даже сквозь дверь чуял сладкий, чарующий, завораживающий запах своего омеги. Все оказалось банально просто, или же Древний не был настолько умным, или же, наоборот, слишком сообразительным, но Наруто обнаружил ключ в почтовом ящике, а после, ведомый инстинктами, словно вор, бесшумно и украдкой, пробрался в квартиру. Здесь запах течного омеги был ещё более насыщенным. Он кружил голову. Обволакивал. Наполнял. Струился по его жилам вместе с кровью. Касался самых потаенных уголков души, освобождая силу, сущность, память, вырывая из него сокрытую в глубинах души боль, заставляя менять её на глоток терпко-сладкого воздуха. Он ведь ещё даже не видел Саске, не прикоснулся к нему ментально, не ощутил полноты близости возлюбленного, а уже растворялся в сладких, горячих, влекущих, манящих волнах гона. У него все ещё был шанс – повернуть и сбежать, задавить свои инстинкты, утихомирить сущность, стерпеть гон, вырвать из своего сердца омегу, которому оно уже принадлежало целиком и полностью, с которым оно осталось бы навечно, но Наруто проигнорировал эту возможность, отбросил, вычеркнул, шатко, но целеустремленно направляясь по насыщенной, густой, красочной нити запаха зовущего его возлюбленного.

И вот, теперь, он смотрел на Саске и не узнавал его, пусть и понимая, что в мальчике заключена вторая половина сущности Древнего, но в одном миге это был его и не его омега. Наверное, эгоистичным было с его стороны не сказать ни Итачи, ни Саске о том, что сущность Древнего двойственна и в Мире всегда пробуждается в обеих своих ипостасьях – альфьей и омежьей, причем, нередко, в кругу родственников, связанных между собой особыми узами, но, как Третья Сторона, он решил не вмешиваться в естественный ход вещей, предоставив столь важную миссию Датару. О да, он помнил, точнее, оказывается, его сущность помнила, этого заносчивого, надменного, воинственного и непримиримого Древнего Учиху, который так долго упирался и противился, а после так страстно дрожал в его объятиях, и проклиная, и умоляя не останавливаться. Но это было давно. В другую эпоху. С другими людьми. При иных обстоятельствах. Сейчас же пред ним был его Саске, его возлюбленный, который, утробно зарычав, окинул его превосходствующим взглядом алых глаз с удивительно-прекрасным рисунком, заставляя покорно замереть у двери. В нерешительности. С обнаженными инстинктами. С раскрытой сущностью. Со зримым биополем. С собственным сердцем в своих руках, которое он готов был преподнести и подарить своему омеге.

Альфа… Альфа… Альфа… обрывисто, гулко, набатом звучало в голове, пульсировало в такт сердцу, раскрывало сущность, готовило тело, но инстинкты были выше всего этого. Нет, не инстинкты спаривания, подчинения и покорности, а инстинкты крови, диктующие правила. Правила для альфы. Выгнуться. Прогнуть спину. Зарычать протестующе. Даже пальцем нельзя пошевелить. Даже дышать запрещено. Убрать ментальные витки. Обуздать свою сущность. Иначе не примет сердце. Отторгнет сущность. Оборвутся узы. Разверзнется бездна, разделяя альфу и омегу.

Податься вперед. И выдохнуть. Опуститься на руки, колени. Прильнуть. Не в покорности. В вызове. Вскинуть голову. Снова зарычать. Требуя. Ожидая. Вынуждая. Взывая к инстинктам. Альфа! Черта! Грань! Не перешагнуть! И снова протестующий рык! Нити пульсируют. Связь. Брат. Далеко. Думает о нем. Зовет его. И Саске усмехается, хотя, наверное, в его состоянии это похоже на оскал. Но его сущность ликует. Отзывается. На миг, отгородившись от ярких ощущений гона альфы, цепляется за ало-черные нити, с которыми так тесно сплетены белые. Впитывает. Чувствует. Видит. Ушами, глазами, биополем брата. И больше нет набата – альфа… Альтер Альфа… Да, теперь он знает, понимает, осознает. И принимает решение. Фыркнуть, а после заурчать. Разрешая. Наблюдая из-под полуприкрытых ресниц за альфой. Отдаваясь инстинктами и жару течки.

Недоумение. Неверие. Поражение. В цель. В сердце. В исток сущности. Ещё ни одна омега не вела себя так. С ним. С Альтер Альфой. Не запрещала. Не осмеливалась зарычать. Не ощетинивалась. И тем более не противостояла его силе собственной, освободив Древнего, который возвышался над своим носителем зримым энергетическим образом. Впечатляет. Завораживает. Покоряет. И не оторвать взгляда. Не отвести взор. Не повернуть назад. Покорно замереть и ждать. Ждать разрешения приблизиться, обладать, повязать и подарить взамен себя. Свои чувства. Свою нежность. Свою любовь. И ласку. Чувственную. Скользящую. Обжигающую. Шепчущую. Вершащую.