Сущность Альфы

Он сам питал ЭЭКа, пока внутри сферы находился его ребёнок, даже пришлось декретный отпуск оформить, потому что это забирало у него много сил. Омега видел, пусть это и не было заметно для остальных, чувствовал, что его супруг не находит себе места, потому что в столь ответственный, важный, долгожданный момент он не мог поддержать мужа ментально, передать ему энергетику, но это не означало, что бета оставался в стороне. Кто бы и что бы там ни говорил, но беты могут любить, они любят, они не бесчувственны, в их жилах течет горячая кровь, а не ледяная вода, и без Кабуто он бы не смог, он бы даже не решился, у него не хватило бы сил даже на то, чтобы трудиться над тем, во что мало кто верил, поэтому для Орочимару было очень важным чувствовать супруга рядом.

К слову, Тоширо был полностью здоров, более того, как показывали результаты исследований ни у кого из детей ЭЭКа, а их было уже одиннадцать, не было бета-гена, хотя среди доноров были пары, у которых этот ген был активен у обоих супругов, не болел и его ДНК-код не имел никаких мутаций. Конечно же, были некоторые особенности, из-за которых деток держали под постоянным наблюдением, например, никто не мог даже предположить, как и когда у этих малышей произойдет пробуждение сущности, и какова будет сила их биополей. Из более приземленного и близкого проблемой стало то, что у ЭЭКа-детей было ускоренное развитие, то есть Тоширо в свои два выглядел как трехлетний ребёнок, а показатели его умственного развития были довольно высоки для его возраста, что, естественно, беспокоило исследователей, которые просто не могли допустить появления, так сказать, нового подвида особей, ведь никто не мог дать гарантий, что такие дети не станут пробуждаться в более юном возрасте или же пробуждаться ещё в ЭЭКа. Впрочем, сейчас это были неуместные мысли, и им Орочимару ещё успеет предаться, продолжая работу над проектом «Энигма», который был ещё очень далек от завершения, поэтому омега лишь прижал сына покрепче к себе, с любовью посмотрев на супруга.

Это было трудно. Ему, как бете, было трудно с Орочимару, пусть он и старался этого не показывать, но, как говорят, сердцу не прикажешь. Если бы кто-нибудь лет эдак восемь-десять назад сказал ему, что его жизнь будет пуста без омеги, Якуши Кабуто даже бровью не повел бы, посчитав это чушью. Да, его жизненный путь был нелегок, но он, как бета, относился к тому, что ему пришлось ввиду своих стремлений, что само по себе уже было странным, ступить на путь покорного раба для альф, которые предпочитали физическое доминирование над особью ментальному, как к части своего, личного, жизненного испытания. Боль он мог стерпеть, все-таки боль – это всего лишь физиология, эмоционально же, морально, психологически, как любую другую особь с сущностью, сломать его было, фактически, невозможно, поэтому он и был так ценен в соответствующих кругах и зарабатывал приличные деньги. Конечно же, ему это не нравилось, точнее, Якуши понимал, что подставлять спину под удары хлыста, а задницу для членов альф – это не удел бет, для беты оргазм, как и боль, просто физиология, но выбора, как такового, не имел, подставляя.

Цели были достигнуты, а то, что с шестнадцати до двадцати трех лет он был секс-рабом нескольких альф, осталось в прошлом, как часть жизненного опыта, потому что жизнь беты, в отличие от особей с сущностью, слишком коротка, чтобы медлить с решениями, так что уйти из Темы, как говорили знающие, для него не составило труда. Куда сложнее оказалось работать бок о бок с доктором Шиин.

Беты, по своей природе, не склонны к скандалам, эмоциональным срывам и проявлению чувств в принципе, но остаться равнодушным к Орочимару он почему-то не смог, не мог в его присутствии усмирить бешеное биение своего сердца, которого до этого, в плане эмоций, казалось, не было вообще. Опять-таки как бета, Кабуто понимал, что он омеге не пара, что он, как особь без ментальной воли, биополя и сущности, просто не сможет дать мужчине все то, что ему нужно и на что он заслуживает, поэтому на первых порах и относился к их отношениям… поверхностно, что было просто непростительно для беты.

Наверное, он влюбился с первого взгляда, просто, в силу своего скудного опыта в отношениях и статуса беты, который теперь казался клеймом, не смог сразу понять, что именно он чувствует, и что это за жар внутри него, почему он переживает, когда Орочимару задерживается, почему у него внутри все ноет и сжимается, когда омега грустит или, не приведи боги, плачет, почему так не хочется выпускать брюнета из своих объятий. Для него, беты, любовь была похожа на нечто, то, что не вписывалось в рамки привычного для него мира, то, от чего не хотелось быть бетой, то, что не позволяло ему смириться со своей мутацией, одним из последствий которой был малый век жизненного цикла.

Беты не испытывают страха, по крайней мере, не проявляют его так ярко, как особи с сущностью, но именно Орочимару научил его бояться. Да, для него это оказалась полезная эмоция, потому что Кабуто впервые за кого-то боялся, переживал и готов был разорвать голыми руками, пусть и не знал, как это высказать. Да и в сексе раньше он не видел ничего из категории «ох!», «ах!», «блаженство», «экстаз» и так далее, для него разрядка – это чистая физиология, например женщины-беты вообще не могут ни возбуждаться, ни испытывать оргазм, но с Орочимару, даже несмотря на его особые запросы, было и «ох!», и «ах!», и «блаженство», и «экстаз». Для этого омеги хотелось быть альфой. Но Кабуто альфой не был, он был реалистом, поэтому и ушел, понимая, что не соответствует, так сказать, параметрам того, кто достоин быть спутником жизни омеги, и собираясь сделать все, чтобы исследования возлюбленного стали достоянием науки.

Дети – что-то такое призрачное и не вызывающее никаких чувств. Отсутствие биополя и сущности – особенность его подвида, норма. Короткий жизненный цикл – следствие мутации. Все было просто… до Орочимару. Отношения с омегой изменили его, и Кабуто понял, что он если уже не причиняет, то обязательно причинит хрупкому омеге боль. Это осознание огорошило его, заставило делать ошибки: бета и ошибки – несопоставимые понятия, - например, спихнуть, а иначе это и не назовешь, Орочимару Учиха Гурен, даже уйти, в конце-то концов, страшась собственной природы, которая с каждым годом неумолимо отсчитывала срок его сравнительно короткой жизни.

Одним только богам и ему самому известно, что беты тоже могут страдать, что их сердце может болеть, что они способны потерять сон и аппетит, что его может разрывать на части от эмоций и невозможности их выразить, потому что не знаешь – как. Только он знает, как это – любить. Но в тот день, когда Орочимару так неожиданно снова появился в его жизни, он, бета, опять совершил ошибку, оставшись, как бы странно это ни звучало, бетой. Да, позже, когда Шиин стало известно обо всем, они поговорили, его, к слову, отчитали, зацеловали, заверили в своих чувствах страстным шепотом и попросили больше не бросать, снова и снова признаваясь в любви, но Кабуто понимал, что их отношения в тот момент держались только на чувствах самого омеги, поэтому он поставил себе цель – стать другим ради того, кого любил сам.

Не мог Якуши, даже по прошествии семи лет, сказать, что он достиг своей цели, хотя упорно шел к ней, порой перебарщивая, порой чего-то не понимая, порой ошибаясь, порой возвращаясь к исходной точке, но он старался, у него было, для кого стараться. Супруг и сын. Мог ли он, бета, надеяться на такое? Да он даже мечтать о подобном не мог, потому что, раньше, не видел смысла в семье, тем более с омегой, да ещё и с ученым, который возложил себя на алтарь науки и профессии, а вот теперь он не видел смысла жизни без них. Сколько ещё ему отведено богами? Тридцать? Сорок лет? Как бы там ни было, он не собирался отказываться от своей семьи, как и они от него. Не тогда, когда он, наконец, понял, что любовь – это целый мир, воплощенный в двух, самых дорогих ему людях.

– Что? – слегка прищурившись, спросил Орочимару, заметив с какой нежностью и любованием смотрит на них с сыном супруг

– Обед по расписанию, - четко, без единой лишней эмоции, лишь взглядом выдавая то, что готов смотреть на возлюбленного и сына вечность, ответил Кабуто, а после улыбнулся, едва заметно, в ответ на улыбку омеги и мальчика, пытаясь вложить в эти сокращения семнадцати лицевых мышц хотя бы толику того, что творилось сейчас у него на душе

– Обед! Обед! Обед! – требовательно выкрикнул Тоширо, и омеге ничего не оставалось, как подняться, не выпуская сына из рук, и покинуть кабинет, направляясь к ближайшему кафе и чувствуя, как бета, словно защищая их незримыми и неощущаемыми ментальными нитями, следует за ними

Орочимару, выйдя на улицу, сразу же был собственнически взят за руку, что спровоцировало девяностолетнего омегу на детский, смущенный смешок. Кабуто поцеловал его в румяную щеку, после чмокнул малыша, тем самым вызывая недоуменный взгляды прохожих, которые откровенно, изумленно, недоуменно пялились на странную парочку. Но самому Орочимару, когда он сжал ладонь супруга в ответ, было все равно на эти толпы, потому что любимый был рядом с ним. Да, семь лет не прошли бесследно, и у тридцатитрехлетнего беты появились едва заметные, мимические морщинки, но сам омега не особо переживал по этому поводу. Во-первых, потому, что сильно и искренне любил, а, во-вторых, потому, что он уже больше года, в рамках проекта «Энигма», трудился над препаратами Б-Х* (*«би-икс») и Б-Y* (*«би-игрек»), которые, в перспективе, могли не только продлить жизнь его возлюбленному, но и пробудить его сущность беты.