Сущность Альфы

– Думаете, если ущербный, то можно все, да?! – Киба задыхался, задыхался от негодования, от обиды, от боли, от слез, которые душили его вот уже целый день и именно в данный момент все же проступили у уголков глаз. – Думаете, раз вы – альфы, значит, можно шутки ради издеваться надо мной?! Применять свою ментальную силу, даже не задумываясь о том, что человеку от неё может быть больно?! Убирайтесь туда, откуда пришли! – шатен широко распахнул дверь и буквально вытолкнул альфу в коридор, который по-прежнему был изумлен и пытался что-то сказать, но ему не дали вставить в отчаянный монолог ни слова

– НЕ ХОЧУ! – буквально проорал Киба, которого жутко трясло от негодования и боли одновременно, но уже не физической, ведь альфа спешно свернул свое биополе, а от моральной, точнее, душевной. – Не хочу видеть! Не хочу даже слышать о вас! Об альфах! Вам бы только… только… только присунуть, - последнее слово омега выплюнул с презрением, бесстрашно смотря прямо в глаза обескураженному альфе, который все ещё стоял на лестничной клетке, - удовлетворить свою похоть, а сам человек вам не важен! Гады!

Киба, накричавшись, уже хотел было захлопнуть дверь, но тут он увидел в углу зонт, который ему утром дал этот самый мужчина, и злость вскипела в нем с новой силой

– И зонтик свой забирайте! – Инудзука вновь распахнул дверь и бросил зонт прямо к ногам пепельноволосого. – Забирайте и катитесь в Преисподнюю!

В этот раз Киба окончательно захлопнул дверь и щелкнул замком, хотя и понимал, что если альфа захочет, то эти хилые приспособления его не остановят, но, прислушавшись, шатен по отдаляющимся звукам понял, что мужчина уходит.

Вдох и всхлип. Ещё вдох и такой же всхлип. Вдох… вдох… вдох… рвано, до отказа, до боли в груди… выдох… и всхлип. Киба сполз по двери, отчаянно прижимая ладони к лицу, будто боясь, что кто-то увидит его слабость, будто сам не желая видеть слезы обиды и горечи, которые прозрачными капельками скапывали с зажмуренных ресниц, просачивались сквозь пальцы и все равно капали на пол с облупившимся паркетом. Жалок – это единственное слово, которое мог сказать о себе Киба. Жалок настолько, что альфы либо отвергают его, либо принимают за шлюху. Жалок в своей беспомощности и ущербности. Жалок в самом своем существовании.

Киба ещё раз всхлипнул, а после просто разрыдался, скрутившись под дверью в калачик, прижимая колени к груди и мелко вздрагивая. Он-то думал, что самый ужасный день в его жизни был тогда, три года назад, когда он узнал о своей ущербности, но, похоже, он ошибался: сегодняшней день был во стократ хуже, больнее и закончился приговором, с которым, как думал омега, он смирился. Не смирился. Нет. Но придется. Придется потому, что иначе он сойдет с ума или действительно станет шлюхой… алкоголиком… наркоманом… отбросом, в общем, которого будут пялить все, у кого будет то, что ему нужно… член… выпивка… доза. Придется, и он смирится. Не сразу, конечно же. Со временем… время все лечит… даже раны… в том числе и душевные.

========== Глава 10. Часть 1. ==========

Время летит незаметно, скоротечно, молниеносно, особенно, когда мечешься в круговороте хлопот, приятных и радостных в одночасье. Подготовка к свадьбе сыновей глав двух самых влиятельных и, к тому же, до того враждующих кланов шла полным ходом. Ни Кушина, ни Микото не доверили заниматься столь ответственным делом свадебным распорядителям, хотя те навязчиво предлагали свои услуги, явно желая превознестись в своем рабочем и социальном статусе, да, и что греха таить, попасть на первую полосу многочисленных журналов и газет, освещающих столь знаменательное событие, поэтому женщины самолично занялись всеми приготовлениями. Списки гостей, пригласительные, костюмы, сама церемония, банкетный зал, музыка, закуски, - все было продумано, оговорено и спешными темпами воплощалось в жизнь двумя энергичными и счастливыми за своих детей матерями. Фугаку и Минато скромно остались стоять в стороне, минуя все заботы и продолжая лишь пожинать плоды стараний своих жен, только кивая в знак одобрения или помалкивая в случае несогласия, ибо их дело, альфье, быть опорой, как моральной, так и материальной. Дейдара, конечно же, много чем был недоволен, постоянно фыркал и бурчал, удивляясь фантазии и воображению своей матери, которая буквально заморила парня бесконечными примерками, пробами и репетициями в то время, когда блондин продолжал усердно корпеть над учебниками и систематически посещать лекции. Итачи же этому всему делу только умилялся и подбадривал любимого, хотя и сам пару раз сбегал с ним с очередной примерки или нудного обсуждения всех деталей предстоящего торжества, предпочитая свадебному официозу либо прогулку со своим женихом, либо не менее приятное времяпрепровождение в объятиях друг друга. Но, как бы там ни было, день бракосочетания неумолимо приближался, и уже завтра, точнее через каких-то двенадцать часов, весь город, да и, наверняка, вся страна будет с замиранием следить за брачной церемонией сыновей глав кланов Учиха и Намикадзе, за соединением в одну семью Истинной Пары.

В клубе было шумно, впрочем, это и не удивительно, ведь закрытая вечеринка была в самом разгаре и уже хмельные гости, не стесняясь, желали виновнику торжества всех благ семейной жизни со своей Парой. Да, приглашенные на мальчишник Учихи Итачи веселились во всю, и только красноволосый парень, отстраненно отсиживающийся в темном углу на мягком кожаном диване в своем излюбленном темном костюме, осматривал все это действо каким-то оценивающим, но в то же время беспристрастным прищуром, изредка отпивая из низкого бокала янтарную жидкость. Пожалуй, если бы парень не был бетой, то на него бы точно обратили внимание многие альфы, которых, кстати, как повязанных, так и свободных, в клубе было не мало, но особь без ментальной воли, а тем более без запаха, не могла привлечь их внимания, ну, почти не могла.

Сасори мелко фыркнул, но сделал это так, будто повторил за кем-то, а не выразил свои истинные эмоции, и подлил себе ещё виски. Ему нравилось наблюдать за попытками альф приударить за свободными омегами, а ещё больше нравилось смотреть на то, как омеги, сперва ломаясь, для приличия, естественно, все равно принимали ухаживания, соглашаясь с приглашением на танец либо же перемещаясь с осчастливленным альфой на диванчик, дабы продолжить знакомство в более приемлемой и уединенной обстановке. Не то чтобы Акасуна питал какую-то неприязнь к омегам, но и лояльно он к ним не относился, считая, что те транжирят свое право на свободу и нагло пользуются законодательными привилегиями, ведя довольно-таки фривольный образ жизни и пренебрегая своей честью. Пожалуй, омег, которых красноволосый действительно уважал, можно было пересчитать по пальцам, точнее, хватило бы пальцев одной руки.

Узумаки Нагато, с которым Акасуна был знаком примерно столько же сколько и с Учихой, ему нравился своей целеустремленностью и незаурядными умственными способностями, к тому же, омега цепко оберегал свою честь от посягательств, и даже сейчас альфы шарахались от него, то ли от удивления, то ли не желая рисковать здоровьем, натыкаясь на сильный ментальный блок, что для обычной омеги было определенно не свойственно, вот именно что для обычной, но Нагато обычным никогда не был, не скрывал это и явно наслаждался этой свой особенностью. Учиха Саске, который тоже присутствовал на празднестве, тоже приятно удивил Акасуну, оказавшись омегой привлекательной своей естественной красотой, стойкой к знакам внимания со стороны альф и гордой, пресекая все попытки ухажеров приударить за ним на корню, но при этом чертовски соблазнительно попивая какой-то безалкогольный коктейль через трубочку, от чего биополя альф просто сходили с ума, наполняя клубное пространство вибрациями желания. Ну, и, конечно же, Дейдара Намикадзе, вскоре Учиха. Пожалуй, в данном случае можно было много чего сказать об отношении красноволосого к этому омеге, но Сасори предпочитал поменьше думать о блондине, вновь сосредотачиваясь на созерцании развратно выгибающихся на танцполе омежек.

Сасори, заметив, как один альфа довольно-таки двузначно подмигнул ему, хмыкнул, совершенно не скрывая свое презрение к непонятливому ухажеру, который пытался подкатить к нему вот уже целый вечер. Нет, альфа был довольно-таки хорош собой – высок, привлекателен, силен ментально – и любой бы другой на месте Акасуны, а тем более бета, не раздумывая, принял бы предложение завидного мужчины во взаимное удовольствие провести с ним не только вечер, но и ночь, но красноволосого подобные предложения не интересовали, более того, смешили в глубине души, ведь внешне он – невозмутим и бесстрастен, ведь внешне он – бета. Да, внешне потому, что на самом деле Акасуна но Сасори был альфой, но о данном факте, именно в этом городе, знали только двое и те, по его настоятельной просьбе, молчали о природе его сущности. То, что он – альфа, Акасуна скрывал уже достаточно давно, слишком давно, пожалуй, принимая подавляющие в просто несметных количествах, чтобы удерживать свою энергетику в жесткой узде, перебивая свой естественный запах специальными спреями, которые закупоривали феромональные каналы, и, изо дня в день, выдерживая на лице уже привычную маску холодности и безэмоциональности. Да, сперва было тяжело, особенно во время гона, ведь красноволосый был свободным альфой, но потом, то ли препараты действительно сказались на состоянии его сущности, то ли он просто привык, но в конечном итоге Акасуна но Сасори и сам стал считать себя бетой, уже и забыв, как соблазнительно пахнут омеги и женщины-альфа, собственно и перестав реагировать на их феромоны.

Сасори фыркнул, вновь напускно и наиграно, что уже вошло у него в привычку, и уже в который раз отпил из своего бокала, подумав о том, что Судьба действительно превратна. Сегодня, восьмого ноября, ему исполняется 30, хотя об этом вновь-таки знают только двое, то есть знают о том, что именно сегодня у него День Рождения и, соответственно, что ему уже 30. Для других же ему только 23, ведь именно примерно на этот возраст он и выглядит, ведь именно в этом возрасте, семь лет назад, он стал бетой.