Суворов

ИЗМАИЛ

«Сие исполнить свойственно лишь храброму и непобедимому российскому войску!»

Однако война продолжалась. В победоносном наступлении русские войска встретили препятствие неодолимое — Измаил. Н.В. Репнин, презрительно называвший суворовскую тактику «натурализмом»^{113}, подошел к крепости в сентябре, вскоре после победы при Рымнике. И — после бомбардировки — отступил. Взятие крепости штурмом, без долгой осады и должных разрушений, не вписывалось в его понятия о военной науке. Репнина легко оправдать. Крепость была сильной. Он «не смог». За это в военной среде и тогда не судили, и сегодня не судят. Злословят, обзывая «любимцами счастья», о тех, кто делает, несмотря на все трудности и препятствия.

Второй раз русские войска подошли к Измаилу в конце ноября 1790 г. Крепость за прошедший год была отлично подготовлена к осаде французскими и немецкими инженерами. Эта «крепость без слабых мест» (Д II. 617), оборонялась 35-тысячным фанатично настроенным гарнизоном. Осада Измаила меньшей по численности русской армией под командой генерал-поручиков графа И.В. Гудовича и неподчиненного П.С. Потемкина (брата светлейшего князя) ему велась плохо. Генералы уже решили отступать на зимние квартиры, когда для определения, можно ли продолжать осаду, Потемкин прислал Суворова (Д II. 612), пребывавшего в конце 1789 г. в лучах славы в ставке Потемкина, а затем получившего под команду вожделенный корпус, действовавший в 1790 г. в Молдавии ^{114} . [79]

79

Важным кругом интересов Александра Васильевича в это время была дальняя разведка: Д. II. 560–564, 572, 574–576, 590, 607. Действия его корпуса в Молдавии: Д II. 568–570, 573, 578–589, 591–595, 601, 602, 604. Потемкин информировал Александра Васильевича о важнейших политических событиях (Д II. 597, 605, 608, 609) и советовался с ним в стратегических вопросах (Д II. 600). Именно Суворову принц Кобург прислал условия заключенного им с турками сепаратного перемирия в сентябре 1790 г. (Д II. 599). В конце 1790 г. Суворов готовил к боевым действиям военно-морскую флотилию в Галаце на Дунае (Д II. 610, 611).

Для Александра Васильевича приказ Потемкина осмотреть Измаил и определить «слабые места» для штурма был очень важен. Он догадывался, что может не найти «слабых мест», помнил, что его прошлые действия на штурмах, кроме того первого удачного опыта на прусской войне, не были успешными. В Польше, по крайней мере, два штурма провалились. Под Очаковом он не смог применить свою идею штурма с воды, которую теперь предлагал ему сам светлейший: «Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшей…» (Д II. 612).

Раньше Суворов имел дело с устаревшими крепостями. А примененная при укреплении Измаила система фортов со времен ее теоретика и гениального практика XVII в. французского маршала де Вобана [80] штурму принципиально не поддавалась. Такую крепость можно было взять только в результате длительных и трудоемких осадных работ. Без них простреливаемые перекрестным огнем, выложенные камнем рвы, заменившие у форта средневековые стены, обещали штурмующим верную смерть или неисчислимые жертвы.

80

Суворов его высоко почитал, ставя в развитии фортификации сразу за Юлием Цезарем (Д III. 135).

Но так ли уж верна была эта смерть? Сколько человек, как часто и точно может стрелять сквозь узкие бойницы в спрятанных внутри стен рва казематах? Сколько раз они успеют перезарядить пристрелянные пушки? Так ли уж невозможно подавить точной стрельбой огонь с верхних площадок бастионов? Весь мир верил, что, пока штурмующие преодолевают гласис и крытые ходы, эскарпы, контрэскарпы и прочие хитрые сооружения, их можно легко перестрелять из укрытий.

Однако Суворов знал, что обороняющиеся — люди, а русская штыковая атака волшебным образом действует на противника, лишая его воли и сбивая прицел. Подавляющие массы наступающих, плохая видимость в темноте и клубах порохового дыма, плотный точный огонь по всему, что стреляет, на вспышку, в то время как защищающиеся не могут ответить, пытаясь попасть в тех, кто карабкается к ним со штыками… Дружный натиск, в сочетании со всеми качествами, которые Александр Васильевич воспитывал в офицерах и солдатах, мог изменить науку крепостного штурма. Начать следовало не с изучения камней и орудий, а с главного — с боевого духа войск.

2 декабря 1790 г. решающее подкрепление явилось к русским полкам из обледенелой степи в лице двух всадников на казачьих лошадках. Это были Суворов и его ординарец Иван. Так гласит легенда. Правда заставляет уточнить, что появился Суворов в сопровождении мушкетеров Фанагорийского и Апшеронского полков, на судах Галацкой военной флотилии. Сути дела это не меняет. Увидав полководца, армия поняла, что Измаил будет взят «сразу, приступом». Суворов еще не произнес ни слова, как судьба крепости была солдатами решена. В день своего приезда он осмотрел местность, придвинул полки к Измаилу, приказал доставить продовольствие голодным войскам и начать заготовку штурмовых средств^{115}. Неприступную твердыню «без слабых мест», сообщил Александр Васильевич Потемкину, возьмем, пожалуй, «дней через пять» (Д II. 617).

«Глазомер! — говаривал он в таких случаях. — Сие есть быстрый обзор всех предметов для примерного определения числа и величины их… Увидел неприятельский лагерь, местоположение — и поздравил себя с победой!» Это была не похвальба. Накормленные, бодрые войска, тренируясь брать специально возведенное подобие укреплений Измаила, знали, что Суворов «решил овладеть этой крепостью, либо погибнуть под ее стенами». Слов «отступление», «ретирада», утверждал полководец, я не знал «во всю мою жизнь, как не знал и оборонительной войны».

Диспозиция Суворова на штурм Измаила была необыкновенно, чрезвычайно для его приказов подробна (Д II. 620–621. С. 528-535). Перед штурмом войска закладывали 4 батареи по 10 полевых орудий с укрытыми от огня ходами сообщения. Прикрывающие строительство батальоны должны были, сменяясь, лежать строем каре, с полковыми орудиями и конными резервами. Перед штурмом с полуночи до 6 утра все батареи и 8 бомбардирских кораблей, подойдя «в самую ближнюю дистанцию», вели огонь по определенным точкам укреплений.

На штурм русские войска шли со всех сторон крепости, пятью колоннами на суше и тремя десантами с Дуная, на паромах, шлюпках и баркасах. В голове каждой колонны с ее командирами шли стрелки и рабочие со всем необходимым инструментом для прокладки войскам дороги в зависимости от разведанных укреплений. Каждой колонне были точно обозначены цели начала штурма и дальнейшего продвижения. Тыл колонн охраняли кавалерийские резервы. Они должны были войти в город, когда передовые стрелки и саперы откроют ворота, а пехота будет драться на укреплениях.

Суворов предвидел, что жесточайший бой начнется в городе, после взятия валов, бастионов и пороховых складов. «Всему войску строжайше запрещается, — приказал он, — взойдя на вал, никому внутрь города не бросаться и быть в порядке строя». Потеряв строй, солдаты лишались своего главного преимущества и потонули бы в толпах турок. Наступление в город от каждой колонны начинал, строго по приказу, один батальон. При атаке в город следовало «крайне беречься, чтобы нигде не зажечь, не сделать пожара» и избежать взрыва скрытых пороховых складов. «Христиан и обезоруженных отнюдь не лишать жизни, разумея то же о женщинах и детях»!

В дополнение к диспозиции Суворов приказал каждой колонне, помимо конного, иметь по два и три батальона резерва. «Обоз поставить в вагенбурге, за четыре версты, в закрытом месте», то есть и лагерь русский должен быть защищен при любом повороте событий. Из войск, первоначально оставленных для его охраны, Суворов сформировал шестую колонну, выделив ей точные цели атаки. Масса офицеров, бывших без команд, и даже придворные рвались в бой. Суворов, приказывая командирам быть впереди, понимал, что они понесут потери, и распределил волонтеров офицерского звания во все колонны.