Свадьбы

Казаки собрались у развалин Иоанна Предтечи. Часть кровли и купола рухнули, и Саваоф - неистовый старец, занесший руки над миром, благословляя мир, глядел с треснувших небес с укором.

Глаза бога устремлены были на стан врага. И казаки увидали это.

– О господи!
– взмолился отец Варлаам, простирая руки к Саваофу.
– Остави, ослаби, прости, боже, прегрешения наша, вольная и невольная, яже в слове и в деле, яже в ведении и в неведении, яже во дни и нощи, яже в уме и в помутнении: вся нам прости, яко благ и человеколюбец.

Здесь поп оборвал молитву, которая должна быть глаголема наедине, ныне пе стало тайн у казаков друг от друга.

Бросились они друг к другу, обнимались и просили прощения, потому что на смерть шли, тремя тысячами па триста тысяч. Простившись, стали казаки в полки, без команд и без всякого слова вышли через подкоп в ров и поползли к земляной горе.

И когда дрогнула земля, качнулось небо и поднялся прах, закрывая зарю, устремились казаки на неисчислимую турецкую силу.

Глава шестая

Иван со Смиркой сидели в подкопе и ждали турок. Смирка был слухач. Он навел свой подкоп на турецкий, и теперь оставалось ждать. У казаков с собой были длинные прямые кинжалы. Стрелять нельзя, не дай бог в пороховую бочку угодишь. Турки небось спешат, порох за собой в подкоп тянут.

Смирка сжал Ивану плечо. Иван погасил лампадку. Турки возились совсем рядом, как за перегородкой.

“Все, - подумал Иван.
– Вот где дни пришлось закончить. Ни свету, ни воздуху, и ноги протянуть негде будет”. Турки возились торопливо, и тогда Смирка опять сжал Ивану плечо. Иван взмахнул ломиком и ударил, вкладывая всю силу и всю тяжесть своего большого тела.

Земляная перегородка пыхнула, как волчий табак. Иван, держась за ломик, протаранил головой перемычку, его потянуло вниз: он перевалился через голову и, больно ударившись ребрами о бочонок, упал в турецкий, просторный для большого заряда, подкоп.

В подкопе работали немцы, наемники Василия Лупу. Иван, падая, сшиб светильник. Он упал возле пороховой бочки. Немец, командовавший в .подкопе, еще не понял до конца, что произошло, но крикнул страшно, прыгнул к огню и накрыл его своим телом. Они лежали рядом: Иван и немец! Была кромешная тьма, и подручные немца - немцы, и турки, и молдаване - кричали. И кричали казаки, вваливаясь в турецкий подкоп. А Иван слышал, как дышит возле него немец, спасший всем жизнь. И, может быть, всему Азову. Иван знал, что ему надо убить этого врага-спасителя, но он не мог.

– Свои!
– кричали казаки, нанося удары в темноту.

– Алла!
– кричали турки, отвечая ударами.

– Майн готт!
– вопили немцы.

– Господи!
– кричали молдаване.

Страшно орали проткнутые, нанося в смертельном страхе удары куда попало и попадая в своих.

Иван на мгновение забыл о немце, поднялся и тотчас заорал, как орали умиравшие и спятившие с ума от безнадежности разноязыкие люди. Немец ударил его ногой в живот. Не в силах поймать орущим ртом воздух, Иван, теряя память, вонзил ломик во врага и упал на бьющееся в агонии тело.

Стало светать. “Как же так?
– подумал Иван.
– Откуда под землей взяться свету?”

И похолодел: “Неужто это и есть - тот свет?”

Он увидал, что к нему идут. Парами. И как бы со всех сторон. “Господи! Да это же свадьба! Все идущие - женихи и невесты. И все невесты скрывают лица под фатой”.

К нему подходили и кланялись. “С чего бы это?” - удивился Иван. И тут он увидал, что тоже в паре. Его невеста тоже под фатой.

“А как же Маша?” - подумал Иван. Но его подхватили под руки, понесли. И потом был стол. Свадебный стол для всего мира и для всех народов. Иван увидал, что возле него тот самый немец, который остался в подкопе, проткнутый ломиком. Иван увидал его и обрадовался. “Значит, я промахнулся?

– спросил он, улучив минуту, своего соседа.
– Ты жив?”

Немец приложил к губам палец и кивнул на невесту. А народ все прибывал и прибывал. Пиршественному столу не было конца. Как ни глядел Иван - не увидал он конца. И обрадовался: “Как же хорошо, когда все люди со всех земель на своей свадьбе и в то же время все друг у друга”.

Только что-то было не так за этим столом. Иван потер лоб, чтобы сообразить, но ему крикнули: “Горько!”

Невеста взяла его за руку и стала поднимать.

– Господи!
– ужаснулся Иван.
– Какая же это свадьба, коли мы все лежим на этом бесконечном столе. Лежим!

– Горько!
– орали невесты, прячась под фатами, и невеста Ивана тянулась к нему. И тогда он сорвал с нее фату. Иван не ошибся - это была смерть.

– Горько!
– орали невесты, сжимая в объятиях своих несчастных женихов и срывая ненужные теперь фаты.

“Слово нужно сказать!
– затосковал Иван.
– Спасительное слово!”

– Маша!
– заорал он, не стыдясь страха.

И невеста шарахнулась от него, рассыпаясь на куски.

– Ванька! Ожил, чертушка!

Иван открыл глаза. В тумане, как по воде, колеблясь, плавало широченное лицо Худоложки.

Никто в турецкой армии, даже евнух Ибрагим, и помыслить не мог, чтобы казаки бросили город, всей своей силенкой напали бы на турецкого колосса.

Турки спали, набирались в тишине бодрости. И вдруг земля словно бы прогнулась под тяжестью войска. Прах земной пал на головы с неба, и тотчас тысячи смертей нашли своих женихов. То казаки уничтожающим валом перекатились через земляную гору.

Передовые отборные полки янычар перестали быть полками в единую минуту. Полусонные, оглушенные, люди бежали, наводя панику на все войско. Бежали до самого шатра Дели Гуссейн-паши. А вдогонку - грохот и черные столбы до утренних невинных облаков: казаки захватили порох и тем порохом разметывали земляную гору. Две недели трудов всего турецкого войска погибли. Погибла надежда на скорую победу. Шестнадцать знамен попали казакам в плен.

Личные отряды главнокомандующего встречали бегущих плетьми, приводили в память, строили.

– Взорвать подкопы!
– приказал Дели Гуссейн-паша.
– Отрезать казаков от города! На их плечах ворваться в крепость, завязать бой и держаться до подхода основных войск.

Это были разумные приказы, но главнокомандующему тотчас ответили:

– Подкопы, достигшие стен Азова, взорваны неприятелем. Казаки разметали большую часть земляного вала и как будто ушли в крепость, но почему-то идет сильный бой в расположении войск Канааи-паши.

– Послать Канаан-паше три полка на помощь. Узнать, с кем же он воюет?

Турецкий паша воевал с четырьмя тысячами казаков, которых по казачьим городкам собрал Михаил Татаринов и теперь прорывался к Азову.

Осип Петров от пловцов знал об отряде, он и вылазку-то сделал, надеясь на двойной удар, но казаки Михаила Татаринова не успелп ко времени и место прорыва избрали самое неподходящее.

Канаан-паша полководец был строгий. Казаки опрокинули обозы, но янычар не напугали. Казацкая конница запнулась на турецких траншеях, спешилась, завязла в бою. А тут пришла туркам помощь.