Свадьбы
Шрифт:
Набег не удался. Сжег два пустых казачьих городка. Калгу с частью войска послал под Черкасск. Городок затворил ворота, три дня отбивал приступы, и на четвертый в спину татарам ударил отряд Михаила Татаринова.
Разводить долгие осады хан Бегадыр запретил, казачье войско Татаринова показалось огромным, и калга оставил осаду и ушел в степь.
Полчище хана Бегадыра докатилось до первой засечной линии русских новых городов, получило отпор. Не только осаждать города, слышать об осаде Азова татары не хотели, а потому покрутились по степям, пожгли беззащитные малые деревеньки, переловили табуны коней
Добыча огромного татарского войска была самая ничтожная, полону русского сотни две-три, да и полон самый худой - старики, старухи, детишки малые, мужиков и баб - пятая часть полона.
Лошадей, правда, собрали тысяч пять, да и то часть табунов Татаринов, поджидавший хана па сакмах, отбил и угнал.
Опережая свою огромную армию, хан Бегадыр прискакал под Азов для встречи с Василием Лупу. Ему нужен был добрый совет.
– Хан мой любезный, - сказал господарь печально.
– Эта война, если мы и возьмем Азов, проиграна. А если не возьмем, то проиграна позорно. Проиграли ее турки, но волны гнева падишаха отхлещут и нас с тобой… У тебя, мой любезный хан, одно спасение: из набега ты должен вернуться с большой победой.
Они сидели в маленькой бедной солдатской палатке, один на один, поставив вокруг верную стражу.
Хана мучила изжога и отрыжка, он пожелтел лицом, порастряс брюшко.
– Мои воины будут под Азовом завтра. Добыча, которую я взял в русских украйнах, ничтожна. Русские сильно укрепились, а мои воины не хотят воевать.
– У меня есть казачьи кафтаны, - сказал Лупу.
– Я дам тебе сотню моих людей. Молдаване похожи обликом на казаков. Мы их переоденем, и ты проведешь этих “казаков” под стенами Азова. Пусть это будет твой “полон”. Прогони под стенами табуны своих лошадей. Пусть это будет твоя “добыча”.
– О, господарь! Как благодарить тебя за твой мудрый дружественный совет?
– Мы, поставленные над народами, должны помогать друг другу, о великий хан Бегадыр!
– Я сжег одну небольшую русскую крепость. Она была еще не достроена, и людей там было не больше двух десятков. Русские стрельцы сражались, покуда не были убиты. Но двух воинов я взял в плен. И оба они на пытке сказали: московский царь с большим войском идет к Азову.
– Русские лгут, - сказал Лупу.
– Но если мы хотим уберечь себя от гнева своих же воинов, надо показать этих русских Дели Гуссейн-паше. Скоро грянет осень, воевать будет невозможно. Спасая свою голову, главнокомандующий может погубить все войско, и свое, и твое, хан.
Играла вся турецкая музыка. Хан Бегадыр возвращался из победоносного набега. Гнали пленных казаков, гнали полон, гнали многие тысячи лошадей, несли опрокинутые кресты распятием к земле. Весь Азов был на стенах. Пленных “казаков” поставили перед Азовом. Казаки эти приняли ислам.
– Братья, - говорил Осип Петров, обходя свое воинство.
– Оттого мы и помираем здесь, чтобы проклятые басурмане не рыскали по русской земле. Коли устоим, братья, то эта ханская добыча последняя. Много мы с вами постояли, постоим еще.
– Постоим!
– отвечали казаки и плевали в сторону предателей, принявших ислам.
Дели Гуссейн-паша собрал большой военный совет. Собравшимся даже простой воды не подали.
– Воля Убежища веры, величайшего падишаха
Ибрагима для нас священпа, - сказал Дели Гуссейн-паша.– Мы должны взять Азов, чего бы нам это пи стоило. Хан Бегадыр совершил весьма удачный набег. Его победы вселили в войска радость и уверенность в силах.
Все молчали. И вдруг смешок. Смеялся евнух Ибрагим.
– Мы знаем, какова истинная победа хана. Представление обмануло казаков, но зачем мы хотим обмануть себя?
Хан Бегадыр вскочил.
– Да, да, это правда. Мой набег был сорван. Степи набиты казачьими войсками. В русских пограничных городах сидят сильные полки. А на помощь Азову идет сам царь Михаил.
Хан махнул рукой, и в шатер втолкнули двух стрельцов.
– Говорите!
– крикнул хан.
– Говорите!
– перевел толмач.
– Не надо!
– топнул ногой Дели Гуссейн-паша, - Убрать их! Я приказываю взять город, взять!
Стрельцов вытолкали из шатра. , - Может быть, мы и возьмем город, но как мы его удержим, если нас осадит царь Михаил? Все укрепления Азова уничтожены!
– воскликнул Пиали-паша.
– Но ведь казаки держатся!
– ответил Жузеф.
– Не царь нам страшен. Страшно другое. Близится Касимов день. В Касимов день море замерзает.
– До Касимова дня еще сорок дней!
– крикнул Дели Гуссейн-паша.
– Только сорок!
– хихикнул скопец Ибрагим.
– Войска перестали подчиняться!
– Канаан-паша сидел, закрыв руками лицо.
– Если мы простоим под Азовом хотя бы еще две недели, янычары кинутся не на казаков, а на своих командиров.
– Но что же делать?
– Дели Гуссейн-паша вцепился зубами в край шелковой подушки.
– Это несмываемый позор! Падишах не простит мне.
Вскочил на ноги.
– И вам не простит! Он убьет меня и вас убьет. Всех!
– Надо идти на общий и последний приступ. Воины будут драться отважно, если узнают, что это решающий последний приступ.
Так сказал опытный Канаан-паша.
– Войска утомлены, - согласился Пиали-паша, - но это все, что мы можем сделать.
– Почему же все?
– Василий Лупу улыбался.
– Надо купить у казаков разрушенный до основания город.
Все посмотрели на господаря с удивлением, и у всех появилась надежда.
– Гляди-ко!
– крикнул Георгий.
– С белым флагом идут. Сдаются.
– Ха-ха-ха-ха!
– грохнул смех на развалинах Азова.
Вести переговоры с казаками было поручено муэдзину
падишаха просвещенному Эвлия Челеби.
– А срежьте-ка, молодцы, пулей им белую тряпку!
– крикнул казак Худоложка.
– Не стрелять!
– на развалинах появился атаман Осип Петров.
– Всякая затяжка - наша победа. Всему войску отдыхать, пока мы говорить с послами будем.
Встретили Эвлия Челеби возле разбитых ворот перед пепелищем Топракова-города. Завязали турку и его двум товарищам глаза и повели в город. Долго водили, а когда сняли повязку, муэдзин с удивлением увидел, что он находится в тихой, совершенно целой, чистенькой, прибранной церквушке. Горели свечи перед иконами, мерцали позолотой оклады икон.
Это была церковь Николая-угодника, единственное сохранившееся здание Азова. Снаружи и его побило, но не сильно. Церковь стояла под горой в ложбинке.