Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Серебров удивленно держал в руке конверт, не решаясь открыть. Надежда зря не напишет. Значит, что-то случилось. Написано оно было коротко и лихо. «Милый Гаричек! Заела меня чертова тоска. Может, нашел бы заблудшую овцу в каменном лесу? Буду рада увидеть тебя. Сам понимаешь, безнадежная Надежда».

В общем-то записка была непроницаемой, ни о чем не говорящей и в то же время что-то сулящей. Даже в том, что Надежда послала ее, угадывались какие-то перемены или сложности. А может, это был обычный Надькин прием: захотелось вновь приблизить прежнего терпеливого обожателя.

Прежде Серебров сразу бы снялся с места и помчался к Надежде, а теперь он сунул письмо в ящик стола, решив, что при случае позвонит ей и даже встретится. Ничего опасного не произойдет, обуглившиеся дрова жарко не горят.

Один раз после получения письма ездил Серебров в Бугрянск, но искать Надежду не захотелось, не было настроения. Посылал Шитов Сереброва и еще четырех крутенских колхозных председателей и директоров совхозов на областное совещание руководителей отстающих хозяйств.

Многовато оказалось в огромном кубовидном зале Дома Советов товарищей по несчастью. В основном народ молодой, начинающий свой тернистый путь, тихий и незаметный.

Обычно перед областными совещаниями в этом зале бывало шумно и весело. Приветливо раскланиваясь, спешил в передние ряды к начальству ставший завсегдатаем президиумов Маркелов, высматривал кого-то нешумный, застенчиво улыбающийся Чувашов. Гул в зале бугрянского Дома Советов бывал тогда бодрый. И на этот раз оказалось людно, но молча сидели в зале люди. О чем говорить, над чем смеяться? Собранные сегодня не знали друг друга, и не похвал, а нагоняя за скудные урожаи, мизерные удои и привесы ждали они. Президиума на этом совещании не избирали. Вышел высокий уверенный Кирилл Евсеевич Клестов, сели по обе стороны от него те, кто мог ответить на любой вопрос, распечь за отставание. Клестов не забыл дерзкого Сереброва из Крутенки.

— Все ему давай, как передовику, а он сам еще не знает, будет ли отдача, — негодуя, гремел Кирилл Евсеевич. — Но мы пошли ему навстречу, сам Григорий Федорович Маркелов решил взять шефство над колхозом, а Сереброву, видите ли, и это не нравится. Хочу сам, сам с усам. Но посмотрим, получится ли. Правда, усы у него есть, но небольшие.

Зал оживился, стали оборачиваться на усатых. Серебров не задирался. Здесь сидели такие же, как он бедолаги, и он не лучше других.

Кирилл Евсеевич говорил о том, что напрасно некоторые подобно Сереброву считают себя забытыми и отверженными. Есть внимание к отстающим, и он стал приводить цифры.

Слова секретаря обкома теперь уже не обижали Сереброва. Может, обтерпелся, а, вернее, понял: чтобы выкарабкаться из отстающих, надо привыкнуть к мысли, что ругать будут, хоть нет его особой вины.

После встряски как-то забылось, что должен он позвонить Надежде. И продолжал, не очень отягощая, висеть на нем долг, который не обязательно было платить.

В Бугрянск ехать случая не представлялось. Оказалось вдруг, что всех кормов, считая и привозную в брикетах солому, остается в колхозе с гулькин нос, и Серебров названивал в соседние районы знакомым специалистам, выспрашивая, нет ли у них на перевертку соломки, написал слезное послание дяде Броне в Ставропольский край, моля его поискать спасительную солому.

Совершенно неожиданно почти прежний, шумный, веселый нагрянул в Ильинское Маркелов. Кого не чаял увидеть у себя Серебров, так это Григория Федоровича. Прежде всего потому, что Маркелов вообще не любил наведываться в «лежащие на боку» хозяйства, считал это теперь не солидным для себя, а во-вторых, после стычки из-за тракторов и отказа от шефства он даже на поясные поклоны председателя колхоза «Труд», наверное, не ответил бы, но вот явился собственной персоной, в новой дубленке, в белой своей шапке, делавшей его похожим на магараджу. Визит этот вызвал у Сереброва недоумение. Неспроста. И пожаловал рановато. Через полгодика бы. Встретил бы его тогда Серебров в просторном кабинете новой каменной конторы. А теперь входил богатый, знатный сосед в прокуренную тесную боковушку, в которой трудно уместиться вдвоем.

— Ну, Гарольд Станиславович, не контору, дворец заворачиваешь, а я вот первые десять лет в этаком же закутке высидел, — с порога сказал Григорий Федорович.

— В такой конторе сидеть — себя не уважать, — озадаченно пожимая руку Маркелова, сказал Серебров. — Ведь человек проводит на работе большую и, говорят, лучшую часть жизни. Зачем же лучшее- время сидеть в грязи и копоти?

Эта фраза была заготовлена как раз для такого случая.

— Ну, ну, — с недоверием проговорил Маркелов и выдал по поводу новых кабинетов анекдот с прозрачным намеком: в таких, мол, случаях не контору меняют.

Серебров усмехнулся: анекдотец с большой бородой.

Надо было чем-то обороняться, и Серебров намеренно перешел на хвастливый тон:

— Контору строим, скважину пробурили, вода теперь на фермах безотказно, детсад открыли, каток для детишек сделали, — перечислил он и показал в окно на хоккейную коробку, где носилась вспаренная ребятня.

Маркелов взглянул без любопытства и одобрения на каток, опустился на хлипкий, застонавший под ним стул, облазил взглядом желтый щелястый потолок.

— А это чего у тебя? — покосился на громоздившиеся в углу металлические ящики.

— Это для диспетчерской службы, — с деланным пренебрежением сказал Серебров. Диспетчерская служба, которую намеревался он ввести по примеру Чувашова, была его гордостью, но гордость эту выдавать было нельзя.

— Сколько стоит? — ухватил самое уязвимое Маркелов, силясь прочитать на ящиках чужеземные слова.

— Тысяч семь, кажется, — сказал Серебров, небрежно махнув рукой.

— Семь тысяч! Это чтоб велеть Паве Звездочетову клок ооломы подобрать? — выпучив глаза, изумился Маркелов.

Серебров, делая вид, что не заметил разыгранного удивления, объяснил:

— Рации на комбайнах поставим, на фермах, в бригадах… Удобно.

Маркелов пожевал губами, покрякал. Серебровская новинка интереса у него не вызвала, считал он ее для нищего колхоза пустой тратой денег. У него надежно работала телефонная станция, и по его приказу Маруся Пахомова хоть под землей могла найти кого угодно.

Мелькнул интерес в глазах Григория Федоровича, когда увидел распяленные в простенке чертежи Дома культуры, совмещенного с кафе, столовой и танцплощадкой.

— Отличный, современнейший проект сельского очага культуры, — похвалил Серебров, пощелкивая по чертежу.

— Где ты такой отхватил? — рассмотрев в малиновых прожилках кальки все тридцать три удовольствия, спросил Григорий Федорович.

Проект этот был гордостью Сереброва. Вычитал он о таком чуде в журнале и написал в эстонский проектный институт.

— Ну, ну, — не то похвалил, не то подверг сомнению затею строить такой Дом культуры Григорий Федорович. В общем-то, Маркелов не без основания считал, что пока поля лысые, как у Панти Командирова голова, пока коровы доят, что козы, плясать и петь рано, а богатую контору строить зазорно. У него вон урожай и в прошлое лето был чуть ли не вчетверо больше, чем в «Труде», на фермах породистый скот. Под такой аккомпанемент можно петь.