Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
Когда в тот вечер я стал медитировать, сохранять спокойствие было гораздо труднее. Прежде я был уверен, что за всем стоит Ишикава; выход на сцену Кусахары смутил меня. Если тот — забавный неуклюжий медведь, она — секира. Остро отточенная, опасная… Прошло несколько дней, прежде чем Святой Генри обрел необходимое спокойствие и беспристрастность, чтобы совершить вылазку на территорию Кусахары.
Она жила весьма неплохо: двухэтажный кирпичный дом, окруженный живописной лужайкой. Знаю, тебе это мало что говорит, но по японским меркам — это особняк. Кусахара была удивлена, увидев сенсея, но провела меня в гостиную и угостила зеленым ячменным чаем. Дом был полностью в ее духе: слишком ухоженный, слишком аккуратный. Рукописные свитки на стенах, куклы-самураи —
— Прямо-таки счастливая случайность, что вы заглянули ко мне сегодня, — сказала Кусахара. — Я как раз подумывала о частных уроках. Вы не хотите позаниматься со мной?
— Вам не нравятся мои уроки в школе?
— Вы превосходный преподаватель. Меня не устраивает время. Я хочу заниматься днем.
— Это запрещено порядками школы. Меня выгонят, если я стану переманивать учеников на частные занятия.
— Никто ни о чем не узнает. Пожалуйста, сенсей! — Она погладила меня по ноге.
Меня беспокоили в тот момент не столько порядки, сколько воркующий голос Кусахары, то, как она произнесла слова «частные» и «днем». У меня перед глазами мелькнула картина: я лежу на полу, а Кусахара питоном обвилась вокруг моего тела. Бррр. Должно быть, эти мысли как-то отобразились у меня на лице, так как ее обольстительная улыбка застыла и тотчас же снова сменилась непроницаемой маской. Через пять минут я уже стоял на улице, а дверь за моей спиной вибрировала словно спущенная пружина капкана.
Я очень волновался перед следующим занятием, но Кусахара вела себя как ни в чем не бывало. Как и прежде, мы обращались друг к другу «сенсей» и «госпожа Кусахара». Я считал, что сорвался с крючка, до тех пор, пока не увидел, как она разговаривает с секретарем. Когда Кусахара ушла, я спросил того, что ей было надо. Секретарь притворился, что не понимает, о чем идет речь. В конце концов мне удалось расколоть его. Для того, чтобы приготовить сюрприз замечательному сенсею, госпоже Кусахаре требовалось узнать день моего рождения. И этот идиот, разумеется, все ей выложил.
Действительно, вот уж сюрприз!
Итак, дед, я сообразил, что угодил в тенета могучего японского колдовства. Возможно, это будет приворот, возможно — проклятье. Так или иначе, я решил, что колдуну из Кентукки пора решительно приниматься за дело.
Я не привез с собой своих магических предметов. Чтобы избежать соблазна, понимаешь? У меня имелся всего лишь один амулет. Тот, который ты вырезал из коровьей кости: лицо длинноволосого бородатого старика. Дэниел, назвал я его, так как он выглядел в точности так, как, на мой взгляд, выглядел бы Дэниел Бун [16] после нескольких столетий, проведенных в горах. Обладать этим Дэниелом значило иметь под рукой тебя, а за спиной — родной Кентукки. И, положив амулет в сумку, отправился я в горы.
16
Дэниел Бун — известный в США своим долгим анахоретством в горах, а затем избранный в Сенат фермер XVIII века.
Моя квартира находится на окраине городка. Пробравшись мимо террас, засаженных апельсиновыми деревьями, я через пять минут очутился в лесу. Примерно через час я подыскал довольно укромную рощицу, где соорудил из бамбука чучело шести футов высотой, которое одел в свои вещи. Это была не просто моя одежда: самые старые мои джинсы, любимая рубашка — они были пропитаны духом Генри Дава. В нагрудный кармашек рубашки я положил титульный лист англо-японского словаря со своим именем и датой рождения, отстриг прядь волос для прически чучела, в руки вставил обрезки ногтей —
смею заверить тебя, дед, я постарался на славу! Некоторое время я походил голышом, в чем мать родила, затем повесил на шею амулет с Дэниелом и оделся в неношеные вещи. Мыслями я превратился в Дэниела, что, на мой взгляд, было определенно безопаснее, чем оставаться самим собой. Возможно, ты сочтешь мой поступок трусливым, но на мой взгляд это был философский шедевр. Согласен, я предпринимал действие, но оно должно было отвратить дурное действие, обезвредив его. Вместо того, чтобы порождать волны, я собирался гасить их, восстанавливая спокойствие.На следующем уроке я поймал на себе пристальный взгляд госпожи Кусахары. Похоже, она была в недоумении, словно она повар, а я — тесто, которое отказывалось подходить. Затем я увидел, как она допытывается у секретаря, правильно ли тот сообщил ей дату моего рождения. Значит, я иду по верному следу. Меня прошибла холодная дрожь. Кусахара — крошечная изящная женщина и одевается, как модель из журнала «Вог». Я не привык к тому, чтобы меня пугали красивые куклы.
После занятий я прочел последнюю запись в дневнике госпожи Мори. Таинственные боли вернулись. Бедняге казалось, ей вонзают в печень вязальные спицы. «Мой врач ошибается, — написала она. — Он хочет направить меня к специалисту в Кобе. Он сказал, что моя жизнь висит на волоске.» Я захлопнул дневник. Хватит!
Я поехал прямо в гостиницу к Ишикаве. В вестибюле толпились фермеры из сельскохозяйственного кооператива, приехавшие в город. Некоторые из тех, что постарше, с недоверием относились к кроватям-кораблям; Ишикава объяснял, что качка вдесятеро увеличит наслаждение. Это доказано учеными университета Осаки. Подмигнув, он описал проведенные исследования и высказал предположение, какие области еще требуют изучения. В конце концов он разместил всех.
— Сенсей, когда вы приводить сюда подругу? Я дам вам комнату «Амазонка». Особые расценки.
Возможно, скоро, — сказал я. — меня кое-кто заинтересовал. Но мне необходимо узнать дату ее рождения.
— Разве важно, сколько ей лет? Женщина есть женщина.
Закатив глаза, он причмокнул.
— Я должен узнать.
— Где она жить — вы знаете?
— Конечно.
— Идите в префектуру ее район. Городской архив есть записи — все семьи. Там вы узнаете именно то, что хотеть.
— За мной должок, капитан.
— Да, — ухмыльнулся он.
Префектура открывалась в 9:00. В 9:10 мне уже было известно, что госпожа Кусахара родилась в третий день седьмого месяца 19-го года эры Сёва (по-нашему, 1946). Я всматривался в цифры и иероглифы до тех пор, пока они не впечатались мне в память. Слово «месяц» изображается серпом луны. Одна жизнь прибывает, другая угасает.
В четверг госпожа Кусахара не пришла на занятия. Как и госпожа Мори. Вечером я позвонил госпоже Мори, и та ответила, голосом, бесцветным как дым. Ужасные боли, простонала она. Жуткие боли. Я предложил прийти к ней и устроить урок на дому, чтобы она не отставала от класса, но госпожа Мори отказалась. Она не может принять от меня эту особую любезность, так как она всего лишь ученица, а я — преподаватель, уже преподнесший ей столько замечательных идиом. То, что она могла оставаться заботливой, несмотря на мучения, взбесило меня. Не кладя трубку, я набрал номер госпожи Кусахары.
— Оставьте Мори в покое, — приказал я.
— О чем вы говорите, сенсей?
— Вы понимаете, что я имею в виду. Варанингё, которую вы прибили к балке на втором этаже. Прекратите сейчас же.
— Вы современный человек. Вы не можете верить в эти глупые суеверия.
— Вам что-нибудь говорит дата 3 июля 1946 года?
Она помолчала.
— Для чего вы узнали это?
— А зачем вы узнавали дату моего рождения?
Кусахара рассмеялась.
— Сенсей, вы полны волнующих сюрпризов. Миссионер, который преподавал у нас до вас, был скучным трусишкой. Он полагал, что может обратить меня в христианство. Меня! Приходите ко мне, мы поговорим о множестве интересных вещей.