Свет Илай
Шрифт:
— Что, личина легла плохо? — спросил Андер.
— Нет, точнее, я не знаю. Я не вижу личины, а вот раны на лице вижу.
Молодой маг взял мешочек и баночку.
— Скажи Эдрину, Пауло передает ему привет и благодарит его.
— А Яру передай, что если он хочет, мы камень Велесу передадим. Он ведь не ходок, магия у него другая.
Я и сама не знала, как так получилось, что воинственное настроение магов ушло. Сейчас они были самыми обыкновенными молодыми людьми. И, наверное, у нас даже нашлись бы общие темы для разговоров, но в эту минуту раздался крик с кормы.
— Господа маги, мы подплываем! — напомнил о себе паромщик.
И,
— Паромщик, левее, левее бери — закричал кто-то. Несколько мужиков стали помогать, крутить колеса, кто-то держать рулевое колесо, но сильное течение неудержимо несло паром на скалу.
— Помоги, Велис, — запричитала какая-то баба.
— Прыгай, Вилька, — закричал паромщик, — лови швартов, да к кнехтам вяжи.
— Да тут сажени три будет, утопну я.
— Что там ниже по течению? — крикнул Яр.
— Ниже никак нельзя, стремнина там, поломает о камни
А паром неумолимо несло мимо причала.
«Вода, замри!»
Я произнесла эти слова, не задумываясь, а точнее, они произнеслись сами собой.
И река, словно конь, схваченный под узду твердой рукой, притихла, остановилась. Всего на несколько мгновений, но это хватило, и уже, буквально, минуту спустя, паром стоял у причала, и Вилька накручивал швартовы на кнехты.
Народ заторопился покинуть паром, кто-то в надежде поспеть к Велесу, кто-то в ближайший городок, кто то, просто по каким-то своим делам.
А я… я едва нашла в себе силы забраться в повозку и совсем не слышала, как Яр с Эдрином ругали друг друга, что не досмотрели за мной, и я опять выложила весь свой запас магии.
* * *
Я проснулась от зверского чувства голода. Полог фургона был откинут, и мне было видно, что у костра сидят Яр с Эдрином, и о чём-то тихо разговаривают. Я подошла, присела рядом. Тишина повисла над догорающим костром. Была глубокая ночь. Молчали птицы, молчал притихший лес, даже луны сегодня не было, и только звёзды мерцали в черном небе. Я подкинула ещё дров. Костёр ожил, и языки пламени побежали по сухим сучьям. Я глянула на наш импровизированный стол и удивилась? Откуда такое разнообразие? На холстине, что нам служила скатертью лежали сыр, сало, два вида мяса, кусок здоровенной рыбины, запеченные овощи и почти целый каравай хлеба. И тут Яр принес из повозки бутылку вина и какие-то фрукты.
— Откуда у нас такое богатство, — не удержался Эдрин.
— Вот и я хочу узнать, откуда столько еды.
— Вином — Андер поделился, когда я ему камень передал, а еды крестьяне собрали, в благодарность. Я хотел денег заплатить, не взяли.
— Кстати, совсем забыла, Эдрин, Паоло просил тебе спасибо сказать.
— Паоло? — Яр весело посмотрел на Эдрина. — То-то я смотрю, походка знакомая, а рожа чужая.
— А ты его откуда знаешь? — едва прожевав, спросила я. И потянулась за очередным куском хлеба, раздумывая, что на него положить — мясо или сало, а может и то и другое?
Яр, разливая вино по кружкам, пояснил.
— Мы все друг друга знаем. Учились в одной школе. Набор раз в три-четыре
года, но школа то одна.— А с Паоло мы в одной комнате почти год жили, — добавил Эдрин, — но я уже заканчивал учебу, а он только поступил.
— А я, как раз на выпуск Андера попал, а потом его у Эрлиха пару раз видел.
Мы разобрали кружки.
По вкусу фрукты были похожи на что-то среднее между яблоком, грушей и манго. Мы молча ели и потягивали сладковатое вино. Я смотрела на звезды, безуспешно пытаясь найти Большую медведицу.
Яр, заметив мой интерес к звёздному небу, стал негромко рассказывать мне про созвездия Белого быка, Принцессы Турмилай, Унгана-охотника.
— А кто такой унган?
— Так называется титул управляющего провинцией.
— А я любовную историю знаю про унгана Эрма-Эра. Хотите, расскажу, — улыбнулся Эдрин.
— Да, уж, — вздохнул Яр, — папаша у меня знатный кобель. Ни одной юбки не пропустит.
— Яр, так он, что, действительно твой папаша? Ты никогда не рассказывал про свою семью и про отца.
— А что тут рассказывать?
По его интонации я поняла, что папочку своего Яр вряд ли уважает.
— И все-таки, — настаивал Эдрин, — ты, сын унгана, а служить стал рядовым магом. Почему Яр?
— Ну, положим, не рядовым, а придворным. Это, как ты понимаешь, немного другой уровень. Ну, а потом, куда отправили, там и несу службу. Платят придворному магу неплохо, а мне надо было вернуть долги за оплату учебы.
— Что?!!! Твой папаша не оплатил твою учебу? Ты шутишь?
На лице Эдрина было написано такое удивление, что я поняла — эту тайну Яр хранил долго. Даже от лучшего друга. Как он, интересно, отнесётся к тому, что она наконец-то открылась?
Но Яр отнесся к этому весьма спокойно.
— Чтобы это объяснить, мне, пожалуй, придётся немного посвятить вас в историю моей семьи. Понимаете, нас, сыновей, у моего папеньки было штук пятнадцать или семнадцать. Я лишь точно знаю, что были всего две девочки, наши сестрицы, которых мой папаша успешно выдал замуж. Ясно, что не без выгоды для себя. А вот сыновей он не считал. Как говориться — строгал и строгал. Причем, в выборе мам для своих отпрысков Эрма-Эр сильно не заморачивался. Отсюда и пошли байки о его похождениях.
Кстати, женат он был всего дважды. Первый раз, по молодости, на Эмли Кант. От нее у него было два сына. При родах третьего Эмли скончалась. Да и обоих сыновей тоже уже нет в живых.
Потом разные бабы нарожали ему еще дюжину пацанов. Надо отдать должное, всем он дал своё родовое имя. Правда, как оказалось, благородством здесь и не пахло. А годам к сорока папаша снова женился. Как уж он упросил моего деда унгана Гая Санита отдать за него дочь, не знаю, но Гайли Санит стала его женой, а потом и моей матерью.
Провинция, в которой правит отец, как и многие поколения до него, называется Таумон. Сам знаешь, пахотных земель там немного, и ни одной серебряной шахты, не смотря на гористую местность. Есть две горные речушки, когда-то в них добывали речной жемчуг, но сейчас ни одной раковины не осталось, рыба в них почти не водится, так, гольян да пескарь, золота тоже нет. Но, зато, есть пять вёрст морского берега, огороженного опять же скалами. Вот эта галечная полоса, длиной около полутора вёрст, и стала золотой жилой для папаши и его предков, источником их богатства. Каждый год море выносило на этот берег больше десятка разбившихся судов, или их содержимое.