Свет мой, зеркало, скажи

– Передумала, или все-таки есть чуток травки?

– Не, не. Какая травка, о чем ты, – засуетилась Катерина, капая в стакан жидкости из круглых флаконов: четыре капли масла чертополоха, так, вроде три капли выжимки из крапивы.

Лайфхак от бабули. Сверилась с тетрадкой:

– Да, верно – три. Из лопуха, что прикольно, бабуля масло выгнала, а я всегда его репейником называла. Меликки говорит, лопух цепкость добавляет шагу в будущее, а в целом создается эффект. Знаешь, как бы я его назвала – эффект присутственного погружении, круто звучит, да? Прям, как у Лема в «Солярисе», помнишь? Там, правда, про океан, но неважно, тоже виденья были. Я подобное без капель прочувствовала, крутая вещица, тебе должно понравиться.

– Катюх, вот это твое присутственное видение, не опасно для мозгов, например?

– Не боись, рекомендации ведуньи северных окраин. Было бы опасно, Меликки бы не разрешила и не показала, что и как делать. А тут видишь.

Катерина потрясла толстой тетрадью:

– Все ходы наперед записаны. Пей, – Катерина протянула стаканчик. – Ну или не пей.

Мара опорожнила стакан залпом и поморщилась, прижав ладонь к губам:

– Бляха-муха. Какая гадость эта ваша заливная рыба.

Катерина чиркнула спичкой, подпалила траву.

* * *

Первое, что разглядела Мара, открыв глаза, были белые стены и свет. Солнце рвалось сквозь жалюзи, рассыпалось полосками по голубой ткани узкого диванчика. В широкое окно влетал птичий гомон, шум листвы на ветру, запах хвои, морского бриза.

Голова чугунная, не повернуть, она не понимала причины и металась взглядом вдоль стен. Монитор справа мерцал зеленой волнистой линией. Напротив завис телевизор с беззвучным диктором в яркой рубашке. Низом шли титры, но прочитать она не смогла, хотя никогда не жаловалась на зрение. Она попыталась привстать, но не почувствовала локтей, пальцев, да и вообще рук. Боже, она и ног не чувствовала, даже ступнями не могла пошевелить. Тело аккуратно укрыто одеялом цвета морозного неба. Движение колыхнуло линию на мониторе, вспыхнула красная надпись на английском, которую она перевела – «Внимание».

Что за нахрен? Какого черта здесь творится.

Дверь тягуче открылась, в помещение вкатился бодрый лысый старичок с усами, в круглых очках на массивном носу в застегнутом белом халате. Он напомнил ей кота Базилио. За ним высокая тетка в белом платке толкала перед собой тележку, накрытую салфеткой. Сестра Алиса? Или кто она там по фильму, лиса… ну точно.

Старичок приветливо улыбнулся, потирая руки.

– She regained consciousness, it's fine.

С английским у Марины все было в порядке, четыре года в Лондоне, многолетние регаты в международных командах дали великолепную практику. Она пришла в сознание? Вот так поворот.

– Что со мной, доктор?

Показалось, произнесла нарочито громко, даже требовательно, возможно, грубо. На деле прошептала, и доктору – а она не сомневалась, что это врач – пришлось наклониться.

– Повторите еще раз, пожалуйста. Говорите. Вы меня слышите, понимаете?

Она видела мочку уха с редким седым волосом, лысый затылок, отливающий на солнце. От него пахло хорошим парфюмом – прикольно, что не микстурами.

– Да, слышу, понимаю. Где я, что со мной?

Толстяк пододвинул стул, выпавший из ее поля зрения, присел.

– Вы в госпитале Мэри-Чарльз, острова Сент-Китс, Карибы. На днях разыгрался нешуточный шторм, наверно самый мощный за последний год, ваша яхта, по-видимому, потерпела крушение. Из команды спаслись, к сожалению, только вы. Насколько я понял, больше никто не выжил. Откуда вы? У нас нет никаких данных.

– Россия. Санкт-Петербург.

Она прошептала единственное, что всплыло на поверхность сознания.

– О, русская. Интересно. Русских пациентов, у меня не было.

Он мягко улыбнулся, собрав на морщинки лбу, глаза заблестели.

– Вы помните, что случилось? Сколько человек было на судне?

Тетушка в белом халате, вслушиваясь в разговор, неторопливо распаковала шприц, ампулу с белым раствором, и замерла, ожидая команды.

Мара сморщилась, готовая разрыдаться. Память зашторила черным покрывалом проходы и лазейки к воспоминаниям.

– Ничего не помню. Почему я не чувствую рук, не могу повернуть шею, а доктор?

– М-да, – толстяк пошевелил губами, словно раздумывая над диагнозом. – У вас осложненный перелом позвоночника. Мы называем такой вид взрывным, с повреждением спинного мозга и спинномозговых нервов. Отсюда и неподвижность.

Сознание отказалось принять слова, заискрилось, затуманилось, и выключилось, словно тумблером щелкнули.

* * *

– Хрен да полынь, плюнь да покинь. Мариночка, очнись, очнись, не кричи. Все хорошо. Господи, дыши, спокойнее, все хорошо.

Катерина не на шутку перепугалась. Она тоже видела обездвиженное тело в залитой солнцем палате и шарообразного доктора, но диалогов на английском не поняла – может, несколько слов, и точно последние, что шепотом вырвалось из тишины палаты:

– Сука, за что?

Мара распахнула глаза, увидела Катерину с ваткой нашатыря, почувствовала противный больничный запах, в зеркале отразилось собственное лицо, покрасневшее и оттого некрасивое, сдвинутый в сторону столик.

– Уф, Катерина. А где доктор? Алиса эта со шприцом? Ух ты, охренеть поворот, жива я. Мама дорогая. Слава богу. Фу. Ничего себе, наколдовала ты экстрасенсорное погружение.

Страх, боль – все в этот момент пролилось слезами, она зарыдала, смывая потоком косметику, размазывая ладонями тушь и оставляя на щеках разводы. Катерина помчалась на кухню, подумав на ходу, что всегда надо иметь под рукой стакан прохладной воды.

Около полуночи Катерина вызвала такси и отправила домой захмелевшую Мару, выдувшую на радостях – что жива и здорова – бутылку красного. Потом проветрила кухню от смрада сигаретного дыма, убрала со стола остатки ужина и запустила посудомойку. Голова разболелась от мыслей, переживаний за мрачное будущее подруг – особенно больно было за Жанну, которая восприняла все максимально близко к сердцу.

Да и у нее самой вырисовывалось не лучше: не появись бабуля, что бы она по итогу поймала? кулак в переносицу? Ей хотелось еще раз себя протестировать, но бабуля четко сказала: «Пока не поменяешься, смысла нет», – так что придется подождать.

Катерина прилегла в начале первого, да не спалось. Достала планшет со скачанным текстом «Персонажи карельских мифов»: на пути к мастерству хотелось больше знать о мире, с которым предстоит пересекаться. Но читать стало лень. Вот не так она представляла себе сабантуй с девчонками. Теперь, когда у нее появилась возможность побыть координатором судеб, хотелось возродить традицию: встречаться раз в месяц, и консультировать и направлять. Эго выползло не таясь, вскинулось с лозунгом:

«Координатор – звучит круче, чем проводник!».