Свет проклятых звёзд

— Как ты, мама? — помогая Индис выбраться, спросил заботливый сын.

— Что известно про Финвэ?! — чуть ли не кричала эльфийка, и сердце Арафинвэ сжималось: мама все же любит отца. Очень любит!

— Все будет хорошо, матушка, — улыбнулся он. — Обещаю.

— Я их вижу! — послышался радостный голос Артанис. — Бегом, малыш!

Арафинвэ посмотрел на дочь и внука и вспомнил, что, кроме матери, у него есть ещё близкие. Где они? Всё ли хорошо?

— Я найду Финдарато, — нахмурилась Артанис, — и Амариэ. И маму. А ты, — обратилась она к отцу, — посмотри за бабушкой! Ждите меня здесь.

— Это что за разговоры?! — возмутилась Индис. — Как ты смеешь так говорить с отцом?!

Но Артанис уже ушла, и мысли бывшей королевы мгновенно переключились на более важные дела. Обняв любимого сына, Индис попросила поухаживать за матерью и найти где-нибудь вина.

Эльфы проходили мимо в сторону холма, где раньше зарождался волшебный свет, и бывшая королева, решив, что мать короля должна быть в центре событий, оставила сына и внука и пошла к почерневшим Древам. Всё самое важное случится там.

***

Лес расступился, оставленные на время празднования дома попадались чаще, и сыновья Феанаро молча переглядывались, замечая, что краска на стенах зданий, изобретенная их отцом, впитывающая свет Древ, почернела, и узоры, ранее волшебно сиявшие, теперь выглядели чудовищно.

— В этом есть что-то… Прекрасное, — криво улыбнулся Морифинвэ. — Именно так, из серого камня с черными завитками, надо оформить спальню для нашего деда. Ему же там вечно лежать. Пусть будет мрачно и красиво.

— Не смешно, — вздрогнул Макалаурэ.

— А я не шучу, — серьезно сказал Морифинвэ. — Я лично займусь воплощением своей задумки. Это будет роскошная постель из серого мрамора, алого шёлка и чёрного агата. Наверху в изголовье сделаю статую деда. В королевском венце. Это будет единственная золотая деталь во всей композиции. И по всему мрамору пройдет роспись этой краской. Пока света нет, узор будет чёрным. А когда снова сияние Древ озарит Валинор… Заиграет волшебством и последняя спальня короля Нолдор.

— Это кошмар… — вздохнул Макалаурэ, морща лоб. — Прошу, не продолжай.

— Хуже уже всё равно не будет, можно говорить, что угодно, — не поднимая глаз, тихо сказал Нельяфинвэ. — Вы представляете, ЧТО я сейчас скажу отцу? Я не… С чего мне начать? С того, что, несмотря на ураган, мы живы, но зато оказались вне крепости, поэтому не спасли деда, наших верных защитников и сокровища? С того, что мы разорены, и у нас нет даже дома? Что дед умер в страшных муках, и Сильмарили пропали? Как мне сказать ему?

— Мы вместе скажем, — вздохнул Макалаурэ.

— Не лезьте не в своё дело! — Нельяфинвэ со злостью взглянул на него. — Спасибо, что поехали со мной. Но большего не надо.

Менестрель внимательно посмотрел в глаза старшего брата, и увидел, как стремительно злоба сменяется болью.

— Майти, — спокойно произнес Макалаурэ, растягивая слова, — мы будем говорить с отцом вместе. Не спорь.

Нельяфинвэ опустил голову.

— Тогда придумывайте, что именно скажем и в каком порядке, — выдохнул он. — У меня нет идей… И где опять Тьелко носит?!

— Он же вперёд ускакал, — пожал плечами Морифинвэ, — вернётся, может, что умное скажет.

Впереди, за городом, рощей и холмами, уже виднелись горы. Вершина Таникветиль и дворец на ней с помощью магии Валар усиливали отраженный звездный свет и были сейчас маяком во мраке ночи.

— Круговая порука мажет, как копоть, — запел вдруг Макалаурэ,

— Я беру чью-то руку, а чувствую локоть,

Я ищу глаза, а чувствую взгляд…

Где выше голов находится зад.

— Замолчи, умалишённый! — снова разозлился Нельяфинвэ. — Шутки среди помоев находишь?!

— А мне кажется, — поднял глаза к небу Морифинвэ, — это лучшая шутка о Манвэ за всю историю Арды.

***

Сначала Феанаро Куруфинвэ шёл в сопровождении Эонвэ, Манвэ и брата, но постепенно с разных сторон к шествию присоединялись другие Валар и Майяр, в том числе Тулкас и Оромэ с полководцами, уже бросившие «попытки схватить Мелькора». Около подножья Древ ждали Йаванна, Варда и Ауле, и круг судьбы замкнулся, заперев Феанаро в себе.

Озираться по сторонам не хотелось, и так было ясно: здесь собрались все желающие лицезреть очередной цирк. Чувствуя возрастающее в душе раздражение, смешивающееся с непонятной тревогой и странным спокойствием, будто всё худшее позади или просто все решения приняты и изменить уже ничего нельзя, Феанаро ждал, когда ему, наконец, скажут, чего от него хотят. Он был не из тех, кого можно смутить и сбить с толку красивыми речами, поэтому слова Варды о возможности показать своё величие в большей степени настораживали, нежели воодушевляли.

Обнимающий Йаванну Ауле выжидающе смотрел на Феанаро, и в его глазах читалось напоминание о том, что Вала-кузнец сделал очень многое для семьи Финвэ. Пришло время вернуть долг.

— Смотри, Куруфинвэ, — с великой скорбью в голосе произнесла Варда, указывая на Древа. — Смотри. Наш брат Мелькор предал нас. Он ушёл в Средиземье, лишив нас света, потому что завидовал нашему искусству, ему были ненавистны Древа и все мы. Из-за Мелькора Валинор погрузился во мрак, и это страшная трагедия! Жизнь эльфов была крепко связана со светом творений Йаванны.

— Эльфы Средиземья многие века живут под звёздами в темноте, — прищурился Феанаро. — Насколько мне известно, однажды проснутся и другие дети Эру, и тоже будут жить в бесконечной ночи. Свет — лишь привычная роскошь, но не необходимость. В Эндорэ эльфы выживают, и мы выживем. И будем процветать.

Среди толпы эльфов раздались одобрительные возгласы, и Феанаро увидел, что рядом с ним снова появился Тулкас, а Эонвэ сложил ладони на уровне груди, закрыв глаза, готовый в любой момент применить чары.

— Древа необходимо оживить! — продолжала напирать Варда. — Ты, Куруфинвэ, воистину оказался пророком, сохранив свет Древ нетленным в Сильмарилях. И настал день, когда твоё великое творение послужит всему Валинору! Выпусти свет Сильмарилей на волю, пусть он вернёт жизнь Телпериону и Лаурелин, если это ещё возможно. Мы обязаны попробовать! Это великая жертва, Куруфинвэ, но принести её — твой священный долг.

Феанаро вздрогнул. Он вдруг встретился взглядом с братом, и увидел в глазах Нолофинвэ искреннее сочувствие.