Свет проклятых звёзд
Шрифт:
Но огонь волос Нерданель сейчас всё равно был милее и важнее любого Айну, только среди собравшихся вокруг Майэ Илмариэ эльфов её не было. Где же Алая Леди? Где?
Из-под перевёрнутого стола выполз цветущий вьюн, протянул Аклариквету сложенный лодочкой листок, полный воды.
— Спасибо, — менестрель едва не прослезился.
С балкона дворца Манвэ, усиливая голос чарами, заговорил Владыка Арды, то и дело посматривая на стоявшего рядом всё ещё короля-наместника Нолофинвэ. Позади них находился Феанаро Куруфинвэ, и взгляд невольно устремлялся на изгнанника. Просто одетый, без сделанных
— Тьма рассеяна, — успокаивал король Арды эльфов, — звёздный сумрак не страшен для вас.
— Не за этим мы уходили с берегов Куивиэнэн, — прозвучали рядом с Акларикветом язвительные слова Менелдила. — Тьма догнала Эльдар в Валиноре? Какие ещё тени прошлого нам ждать?
— Несмотря ни на что, народ Нолдор останется единым! — долетела речь Нолофинвэ, и менестрель по привычке почувствовал прилив сил: короля необходимо поддерживать.
Но где же Алая Леди?!
На удивление, Феанаро Куруфинвэ молчал. Ему нечего сказать? Не может быть.
— Мне очень тяжело говорить это, — Манвэ опустил глаза, раскинул руки, призывая орлов, — но Мелькор, клявшийся нам, что больше никогда не причинит никому зла…
— Мы всё видели, — вдруг около Илмариэ появились двое Майяр Вала Оромэ, — наши братья говорят, будто Мелькор создал или пробудил огромную паучиху и держал её на юге Валинора, но мы видели иное: Мелькор прибыл с севера, и только потом сделал круг, чтобы подобраться к Древам с южной стороны. Он вонзил копьё в ствол Телпериона, а потом и в Лаурелин, сок и росу выпила паучиха. Насыщаясь, она создавала облака мрака. Мы попытались позвать на помощь, но не успели. А задержать Вала нам, увы, не под силу.
И вдруг толпа взорвалась:
— Что же дальше?!
— Так почему вы сейчас бездействуете?!
— Вы обещали безопасность!
— Где король Ингвэ?
— Дети напуганы! Это ваша вина!
— Сделайте, чтобы стало вновь светло!
— Как вы это допустили?!
Добродушный вьюн, проявивший столь милую заботу о менестреле, задрожал и прижался к боку Аклариквета.
— Не бойся, малыш, — утешил младшего Айну певец, понимая, как глупо это выглядело. Эльф подбадривает одного из Творцов! Это ведь нелепица!
Шум нарастал лавиной, и Аклариквет вдруг понял, что его личная жизнь, на которую он по наивности надеялся, ничто по сравнению с творящимся вокруг кошмаром. Да, его сердце рвётся от боли, Нерданель где-то здесь, в толпе… Вдруг она ранена? Но…
«Я — менестрель короля. Короля! Мой король — Нолофинвэ Финвион! И что ещё, если не музыка, нужно сейчас всем этим несчастным испуганным эльфам?»
Сам не зная как, превозмогая рвущую лодыжку боль, Аклариквет встал и поплёлся к сцене, надеясь не оказаться сбитым с ног ещё раз. Найдя самую целую арфу и поднявшись на помост, певец начал играть, сосредотачиваясь на магии.
— Что? — крикнул кто-то в толпе, заметив «купленного менестреля». — Споешь
нам, какой Мудрый Финвэ прекрасный владыка, да?«Я их не слышу», — приказал себе Аклариквет.
— Или какой Феанаро сумасшедший? А может, заявишь, будто Сильмарили — просто мутное стекло?
И вдруг одна из струн души менестреля лопнула.
— Знаю, — сам не понимая зачем, с отчаянием бросил Аклариквет с высоты, — вы все презираете меня, и презираете заслуженно! Моя музыка — моё бесчестье, но больше у меня ничего нет!
— Кроме роскошных покоев в королевском дворце! — заявили из разразившейся смехом толпы.
— Но вы совсем не знаете меня! — запротестовал певец. — Я пишу и настоящую музыку! И сейчас самое время…
Ударив по струнам расстроенной арфы, ужасаясь дребезжащему звуку, но понимая, что возиться некогда, менестрель запел:
— Мой путь дождём размыт,
Я потерян и разбит.
Вдоль рваных ран души моей вода струится.
Сколько так бродить,
Теплом пытаться растопить
Боль былых надежд под коркой льда?
Оставь меня! Смогу ли навсегда
Когда-нибудь любовь к тебе забыть?
В моей плоти странный яд
Снов, в которых говорят
Воспоминания мои ещё живые.
Дарят мне покой,
Ласкают прошлым разум мой.
В будущем тебя со мною нет!
Любовь прошла, прошла, как летний дождь,
И в наших сердцах погас давно огонь.
Прощай! Не нужно лишних слов,
Они — дыханье ветра,
Исчезнет их тепло под каплями дождя.
Прощай! Нам нечего сказать,
Нас разные дороги ведут.
И в твоём сердце нет пощады для меня.
Всю нашу ложь не изменить,
Я не любил, как мог любить.
Дни ползут, проносят мимо
Радость и мою печаль,
Я ловлю твой образ мнимый,
Что уводит мысли вдаль.
Сновиденья помогают,
Пью их яд опять до дна.
Мои слёзы высыхают,
Исчезая навсегда.
Оставь меня!
Я боль вкусил сполна.
Сумею ли я
Простить и всё забыть?
Прощай! Не нужно лишних слов.
Они — дыханье ветра,
Исчезнет их тепло
Под каплями дождя.
Прощай! Нам нечего сказать,
Нас разные дороги
Ведут. И в твоём сердце
Нет пощады для меня.
Струны дребезжали всё омерзительнее, но вдруг толпа разразилась аплодисментами. Менестрелю кричали, чтобы он пел ещё, и Аклариквет, плача то ли от боли, то ли от пережитого ужаса, то ли от счастья, продолжил играть. Его душа свободно парила в звёздной вышине, и никто сейчас не мог помешать ему летать.
— Мелькор, говорят, уничтожил Древа? — вернул на землю незнакомый голос, на сцену ловко взобрался высокий худощавый Нолдо. — Я представляю, как он ухмылялся, творя зло!
Кто-то взрастил деревья, — запел незнакомый эльф, и Аклариквет невольно оценил талант музыканта, — кто-то создал каменья…
Разве сплести интригу — это не акт творенья?
Высятся гордо Древа, чистый свет от них льётся…
Скоро беспечным Эльдар тьму увидеть придется!
Изображать утрированное зло у этого Нолдо получалось просто шикарно, и менестрель Нолофинвэ понял — надо взять его в помощники. Если Арда не погибнет во тьме…