Свет проклятых звёзд

Не успев привыкнуть к тяжести на животе, девушка ощутила, как рука подвинулась выше, тронула за грудь. Харет напряглась, повернула голову и неожиданно для себя встретилась с мужем глазами. Его взгляд напугал — именно так обычно смотрят похотливые мужчины на любую мимо проходящую женщину. Поняв, что сейчас произойдёт, аданет тихо запаниковала.

— Расслабься, — снисходительно улыбнулся Галдор, чуть приподнимаясь на локте и начиная поглаживать супругу круговыми движениями. — Можешь просто лежать, либо повторяй то, что я делаю.

— Но сейчас ведь не до детей… Ведь… — неуверенно возразила Харет и поняла: муж захотел сделать с ней то, что положено делать с женой, и сейчас ему плевать на всё сказанное прежде. Неужели даже что-то особенное делать не нужно? На голове там постоять, замок эльфийский построить…

— Ты красивая, — выдохнул Галдор. — Я не замечал раньше.

Его прикосновения стали приятными, даже несмотря на стойкое желание сбросить с себя эти горячие шершавые руки и сбежать. Опасность заболеть сейчас казалась менее ужасающей, чем продолжение ласк. Хотя…

— Тебе же нравится, — начав целовать жене шею и ключицы, нечётко проговорил марахлинг. — Расслабься.

Сосредоточившись на приятном, Харет неожиданно для себя подумала, что не хочет казаться мужу бесполезной неумехой, поэтому попыталась ответить на ласки объятиями и поглаживаниями, а ещё — почёсываниями волос на груди и спине Галдора. Руки адана тем временем забрались жене между ног, новые ощущения затянули с головой в лишающий разума омут. Было то больно, то приятно, то стыдно, то… Как именно это чувствовалось, Харет бы не смогла подобрать нужных слов, кроме «Ого! Ничего себе!» Всё продолжалось вроде бы долго, даже в какой-то момент надоело, однако, когда закончилось, осталось желание повторить ещё раз и лучше не один, прямо сейчас. Только как и что было, почему-то вспомнить не удавалось. Харет ощутила себя растерянной, захотела то ли поговорить о чём-то, то ли поесть вместе, но муж чмокнул жену в губы, улыбнулся и захрапел.

Не зная, что делать, аданет обтёрлась простынёй, встала, накинула первую попавшуюся шаль и принялась за уничтожение запасов хлеба. Очень некстати вспомнился давний разговор с дальней родственницей, которая вышла замуж за мужчину, намного старше себя. Она делилась печалью, что ей не хватает супруга. «Мне его мало», — обмолвилась аданет. Харет тогда не поняла, что имелось в виду, но сейчас именно это и чувствовала.

Мало. Только начали, и уже всё. Удовольствие закончилось слишком быстро, казалось, будто чего-то не додали. Стало понятнее, зачем некоторые жёны изменяют мужьям. Решив, однако, не поступать столь некрасиво, внучка вождя подожгла остаток целебных листьев. Может быть, этот храпящий пень зачихает, проснётся и обратит внимание на супругу?! Пнуть его что ли для надёжности?

Хлеб на столе под салфеткой тоже слишком быстро исчез, Харет, не найдя больше ничего вкусного, перевела взгляд на стопку листов, на которых училась писать.

«Да зачем мне это?!» — устав от сложных заданий, однажды воскликнула аданет.

«Чтобы не забыть какие-нибудь важные мысли, — ответил муж. — События. Бывает, случилось что-то, а обсудить не с кем. Вот тебе собеседник».

— Ах, собеседник! — потёрла ладони Харет. — Да, мне он очень нужен!

Не слишком аккуратно открыв чернильницу и резко макнув перо, внучка вождя халадинов взяла лист, тут же измазала его кляксами, выругалась и крупно поперёк бумаги вывела одно лишь слово:

Старуха Хала, прости!

Дрожащие неопрятные руки прикоснулись к шее, изучая одутловатость. Кожа была горячей, под челюстью по бокам прощупываись болезненные шарики. Горло жгло, и дышать становилось труднее. Сомнений не осталось — страшная хворь не прошла стороной.

— Это я во всём виновата! — в отчаянии прошептала аданет, кутаясь в тёплые одеяла, но всё равно не согреваясь. — Я! Если кто-то узнает, что со мной, меня проклянут!

К жилищу кто-то подошёл, шаги показались узнаваемыми.

«Нет! Если меня такой увидят…»

— Уходи! — крикнула дрожащая в лихорадке девушка, стараясь, чтобы голос не хрипел. — Ты меня заразишь! Уходи, понятно?! Я не шучу! И всем скажи, чтобы не приходили! Я из-за вас заболею! Еда у меня есть! Стирать не нужно!

Шаги послушно удалились. От страха и отчаяния по горячим, с неестественным румянцем щекам покатились слёзы.

— Я не хочу умирать! — запричитала аданет. — Пожалуйста!

Очень хотелось пить, но сил встать не находилось. Как же хотелось, чтобы кто-нибудь позаботился! Но ведь тогда все узнают! Мама отругает! Будет очень долго ругать! А папа и побить может!

— Не надо было звать Халу! — Хириль зарыдала. — Это всё я! Я должна всё исправить! Прости, старуха Хала! Прошу! Я всё исправлю!

Собравшись с иссякающими силами, младшая сестра Харет оделась, закутала платком голову и шею и побежала на берег, не обращая внимания на вечерний холод и мелкий дождь. От жара трясло, вода в речушке казалась ледяной, но Хириль даже такую была готова пить, не отрываясь. Немного утолив жажду, девушка принялась искать подходящие камешки.

— Прости, Х-хала! П-прости! — повторяла она сквозь слёзы и головокружение. — П-прос-сти-и!

Один кругляш, второй… Замечая нужные по форме голыши, Хириль сразу клала их на песок, начертив, как ей казалось, ровное кольцо. Третий, четвёртый…

— Пр-рости м-меня, ста-ста-руха Хала-ла! — зубы стучали, мешая говорить, аданет затравленно озиралась, боясь быть замеченной, но в спускающемся на рощу вечернем мраке, полном страха неизвестности, всем было не до одинокой соплеменницы у воды. — П-п-п-прос-ст-ти-и!

Пятый, шестой… Дуга постепенно складывалась, и мало что способная осознавать из-за жуткой горячки девушка видела линию идеально ровной. Это не соответствовало действительности, вместо круга получался волнистый контур лужи, но Хириль, задыхаясь от жара и болезни, не сомневалась в совершенстве творения.

— Прости-и! — несмотря на стучащие зубы и невыносимо колотящееся сердце, аданет произнесла это довольно чётко. — Я по-потрево-ожила т-тебя! Не гне-невайся! Мо-олю! Ухо-хо-ди с ми-ми-р-ром! Пожа-жалуйс-ста!

Неидеальный круг замкнулся, стало совсем темно, голоса вдали то стихали, то снова доносились громче.

— Ста-та-руха Хала! Приди к-к-к мне! — трясущаяся рука указала в центр фигуры из камней. — П-при-риди!

Из мрака ночи выступил чёрный силуэт.

***

За долгие годы совместной жизни Глорэдэль привыкла понимать.

Понимать приходилось часто: Кабор пришёл поздно домой, Кабор вообще не пришёл ночевать, Кабор пришёл пьяный, Кабор отдал вещи или запасы еды, Кабор не рассказывает о работе, Кабор подолгу молчит и улыбается своим мыслям.

Любая другая женщина заподозрила бы супруга в измене и, возможно, стала бы с ним ссориться, выясняя отношения. Однако, Глорэдэль сама поступала точно так же, поскольку тоже была знахаркой. Дочь вождя Хадора точно так же порой приходила поздно, потому что не могла бросить больного; оставалась в госпитале на ночь, поскольку требовалось принять сложные роды или помочь едва выжившим погорельцам; напивалась до потери способности ходить и говорить, когда, к примеру, родственники умершего на руках лекарей человека начинали угрожать расправой самим врачевателям и их семьям; отдавала нуждающимся вещи и запасы из дома, не в силах видеть страдания попаших в беду сородичей; молчала и улыбалась за ужином, вспоминая счастливые лица больных, победивших смерть и страшные хвори.