Свет проклятых звёзд

Однако надежды на скорый отъезд в Ногрод разбились об известие о прибытии гостей с Тол-Сириона, и сын Питьяфинвэ решил попробовать обсудить свои доводы с принцем Артаресто.

***

Возможно, горы были прекрасны в своём мрачном величии. Может быть, суровая природа севера могла манить и заставлять любить себя. Вполне вероятно, неприступные скалы на фоне холодного блёклого неба будоражили воображение, а вход в ущелье пробуждал фантазии о сказочных сокровищах и существах, охраняющих их, однако Толлунэль ощущала только холодный ветер, видела горы обломков и мрачных стражей, и эльфийке хотелось расплакаться.

Выйдя из кареты, супруга Артаресто театральными жестами расплела причёску, чтобы длинные белые волосы драматично разлетались на ветру, сделала очень трагическое лицо и вздохнула:

— Ах, почему я выбрала шёлк? Я ведь всегда любила песни о героях и должна была знать, что истинные воины не дарят невестам нежные ткани! Присылали ведь мне драгоценные венцы, ожерелья, кольца, браслеты и пояса, инкрустированные бриллиантами, рубинами, опалами, изумрудами и топазами! Мне присылали мечи и щиты с гербами поверженных врагов, их окровавленные латы и шлемы! Почему я выбрала шёлк?! Ах, почему?!

Артаресто, краснея, закрыл ладонью лицо. Надеясь, что жена просто намекает на то, что хочет новые подарки, принц Тол-Сириона обнял Толлунэль и повёл к открывающимся навстречу воротам Поющей Долины.

***

Карнифинвэ чувствовал себя лишним на пиру, который всё-таки решил устроить король-менестрель Макалаурэ по случаю приезда дальней родни. Постоянно ловя на себе изучающий взгляд беловолосой эльфийки, сын Питьяфинвэ еле сдерживался, чтобы не съязвить на тему своего отношения к роли второго мужа в тэлерийском семействе.

Толлунэль не понравилась юному принцу сразу, даже несмотря на миловидную внешность: родственница по линии матери своими пафосными рассуждениями о героизме производила впечатление неумной избалованной особы.

«Чего ты от неё хочешь? — сдержанно насмехался Тьелпе во время традиционного посещения памятного захоронения, когда Толлунэль начала высказывать своё мнение о подвигах. — Эта женщина не знала лично ни одного из лежащих здесь. Имена ни о чём ей не говорят, лиц она не видела, все эти эльфы — лишь безликие никто, ставшие образом самоотверженного славного героизма в глазах постороннего. Обычный женский эгоизм».

Однако Карнифинвэ не мог успокоиться. Когда родственница матери стала рассуждать о том, что на осаду никогда не пойдёт честный воин, а настоящий великий боец не позволит себя осадить, подразумевая, что войско Маэдроса — жестокие подлецы, а народ Кирдана — сплошь недостойные трусы, сын Питьяфинвэ выругался и поспешил оказаться подальше от этой… этой…

И теперь на пиру, против желания замечая Толлунэль, юный Нолдо сжимал кулаки и пытался дышать ровнее, не в силах решить, кто вызывает больше презрения: глупая женщина или её безвольный муж.

Выделяясь на фоне носящих траур тихих эльфиек Поющей Долины далеко не в лучшую сторону, внучка лорда Новэ смогла-таки найти собеседницу и принялась обсуждать с ней планы на дальнейшую супружескую жизнь.

— Вот что я думаю, — выпивая бокал за бокалом вино, которое, по её же словам было абсолютно невкусным, говорила Толлунэль, — не каждый муж достоин родить сына. Я много думала об этом и вот что решила…

Карнифинвэ, в опасной близости от родственницы беседовавший на тему дальнейшего пути с дядей и Тьелпе, был бы рад не слушать, но, к великому сожалению, получалось само собой.

— …однажды я, как и положено жене, захочу детей, — взяв новый бокал, с умным уверенным видом утверждала эльфийка, — и тогда у меня появится дочь, которую я правильно воспитаю, чтобы она не повторяла моих ошибок в выборе мужа. Она будет знать, кто достоин её, а кто нет. Вот два примера замужних женщин, которые для меня показательны: первый — жена родича моего мужа. Она счастлива, потому что любит своего супруга. А как его не любить? Он красив, отважен, самоотвержен и не боится смерти в бою. А когда был тяжело ранен, в бреду повторял имя своей избранницы. Вот это идеальная семья, у них обязательно родится сын и станет великим героем! Второй пример — родная тётя моего Артаресто, которая вышла замуж за дориатского принца.

— Что?! — в один голос ахнули Макалаурэ и Тьелпе, и Карнифинвэ очень удивился такой реакции, зато Толлунэль обрадовалась повышенному вниманию.

— Я говорю, что блистательная Галадриэль, сестра моего свёкра, — пояснила эльфийка, — вышла замуж за какого-то родственника Элу Тингола, и все твердят о счастливой любви между ними, однако, я, как женщина, утверждаю: этот брак не может быть по любви, Галадриэль не может считать такого обычного эльфа достойным себя, поэтому сыновей ему не родит. Может быть, однажды решится на дочь для себя.

Сын Питьяфинвэ увидел, как посмотрели друг на друга король Поющей Долины и химладский принц.

— Пойдём выпьем вдвоём, — предложил побелевшему, словно снег, племяннику Макалаурэ, и тот сразу же согласился.

***

— Наверное, так лучше…

Голос Макалаурэ, сплетаясь с ветром, летел против потока воздуха, рассекая его заточенной сталью, а не рассеиваясь бессильным прахом.

Дядя и племянник сидели на открытом балконе отстраиваемого заново дворца, разлив по кубкам вино, однако так и не притронувшись к хмельному напитку.

— В день, когда сама собой оборвалась струна, я понял: случилось что-то плохое с близким для меня эльфом. Что-то непоправимое. Это даже не смерть, а какая-то недожизнь, полужизнь, существование во сне, от которого невозможно проснуться. Это темница безвременья, добровольное заточение, что избрала она сама — песня, которую больше никто не услышит.

Менестрель не касался струн, сидел, обнимая играющую под действием чар арфу, гладя изящный витой гриф.

— Она называла меня героем, но в голосе звучала насмешка. Она умела смеяться и не боялась делать это, в отличие от многих, очень многих!

— Элеммирэ? — уточнил Тьелпе, сомневаясь, о той ли деве говорит весьма непостоянный в отношениях родич.

— Элеммирэ… — Макалаурэ посмотрел на затянутое низкими облаками небо. — Она заслуживала любви, а я лишь слушал её музыку, которая звучала лично для меня, но воспринимал, словно играющего для многочисленной публики менестреля на площади. А знаешь, почему так вышло, Тьелпе?

Сын Куруфинвэ-младшего равнодушно пожал плечами.

— Я не любил её, Тьелпе, — опустил голову король Поющей Долины, — и не должен этого стыдиться, ведь никто не властен над чужим сердцем. Пойми одно: мы не обязаны любить в ответ и не смеем заставлять любить себя.