Свет проклятых звёзд
Шрифт:
В страну не дураков,
А гениев.
И поверженный в бою,
Я воскресну и спою
Во имя возрождения страны,
Вернувшейся с войны.
Примечание к части Песня Игоря Талькова "Я вернусь"
Примечание к части Иллюстрация Беллы Бергольц
https://www.deviantart.com/bellabergolts/art/Illustration-821194256
За стихи огромное спасибо Туманному КолодцуЯ — пламя
Озаряя бесконечные беломраморные ступени винтовой лестницы, огонь поднимался на самый верх. Пламя алело на стенах, заставляя тени,
«Огонь есть благо, — думала та, что несла факел. — Горящие угли в очаге согревают дом в мороз, кипятят воду и жарят мясо».
Свет позади быстро угасал, белые ступени таяли в сумраке, словно лёд в согревающейся весенней реке, всё ещё тёмной и холодной, но уже губительной для снега.
«Огонь — целитель, способный остановить льющуюся кровь».
Тени метнулись в стороны, спасаясь от убийственного света.
«Но огонь — палач».
Рука с факелом задрожала, лица на стенах ужасающе исказились, словно стремительно приближаясь к нежеланной гостье, жутко разевая рты и выпучивая провалы-глаза, протягивая неестественно худые длинные руки со скрюченными пальцами.
— Отстаньте от меня! — крикнула несущая факел. — Прочь! Это моя земля! И эта башня со всеми её призраками тоже моя! Подчиняйтесь!
Пылающее древко затрещало, заискрило, огонь содрогнулся, и тени заметались хаотично, словно растревоженные пчёлы. Белые ступеньки показались розовыми.
«Огонь — убийца, — снова пришла мысль, — одних жертв щадит, лишая жизни во сне, в беспамятстве, ласково отравив ядовитым дымом. Обречённые не узнают, что обречены… Других же огонь истязает. От ожогов можно умирать долго, крича от боли ночи напролёт…»
Лестница оборвалась. Впереди открылась круглая площадка с тем самым балконом.
«Что происходит с попавшими в кольцо пламени? Любой превращается в топливо, и это неизбежно. Одних хватает надолго, другие распадаются прахом мгновенно… выжить может лишь тот, кто сам…
Пламя».
Рука с факелом провела дугу, сомкнув кольцо. Здесь всё сделано из камня, поджечь нечего. Разве что позвать снизу тех, кто сопровождал свою госпожу-рабыню и сделать из них живой костёр.
Только Морской Звезде это не повредит.
Лица, лица, лица… Стены смотрят оживающими в отсветах огня и тенях глазами, шепчутся голосами ночи. Все одинаковые.
Выйдя на балкон, чувствуя, как от слёз мутнеют небо, озеро и лес, Оэруиль посмотрела на ступени, где уже не было кровавых следов, однако память рисовала их слишком отчётливо.
«Я пришла сюда подумать о письме отца… Почему именно в Башню Эаринэль? Почему вспоминаю несчастного наивного Лепасура? Я ведь… Всё равно не смогу уйти. Я… пламя».
И тема Морской Звезды словно подчинилась. Лица стали не угрожающими — заинтересованными.
«И снова ночь.
Ты в камне многоликом
Вновь различаешь не жену, не дочь.
Вины чужой уж постарели крики —
Огнём их гонишь прочь.
Оставлена, забыта. Мой двойник.
Ненужная в сияющем величьи.
Весь побелел фасад. Застыл. Поник.
И не сменить ей скорбного обличья.
Она, как призрак, морок,
жалкий блик».Оэруиль ступила в центр комнаты, подняла голову, смотря на узоры, сливающиеся в очертания глаз, волос, носа и губ. Почувствовав прилив сил и небывалую лёгкость, королева зашептала, водя факелом, следя за тенями, заставляя образ на потолке стать покорным и печальным:
— Её я госпожа!
Здесь всё моё! Все призраки и тени!
Все слуги, что скитаются, дрожа!
О пол пусть бьют колени,
Посмертием и жизнью дорожа.
Огонь мне муж, любовник, верный друг.
Мой ласковый палач.
От тьмы хранит. А коль погаснет вдруг —
Предсмертным станет плач.
Я факелом черчу защитный круг.
А лица, лица… лица, как одно,
Все шепчутся во тьме.
Понять им, глупым, правду не дано —
Давно не страшно мне.
И вовсе не темно.
На щеках ощутилась влага, однако кожа осталась сухой.
«Неужели это слёзы призрака, которого обжёг мой огонь? Что ж, пусть знает: я здесь. И я — пламя!»
Не союзники
Шум леса звучал гармоничным слаженным многоголосьем, подпевая трелями птиц игривому журчанию сливающихся воедино могучих рек.
— Великий Вала Улмо! Славься, Владыка!
Эльфы говорили в унисон, слова улетали с ветром к южному порту.
— Слава тебе, Вала Улмо! Благодарим тебя за всё, что делаешь для нас и нашего народа!
Проплывающий мимо гружёный стройматериалами корабль рассёк блистающую в сиянии ночного светоча реку, на берег побежали таинственно шепчущие волны.
— Это ты во всём виноват! — вдруг набросилась на супруга леди Элиан, не обращая внимания на стоявших рядом дочерей. — Ты, владыка Оссирианда, сын славного Новэ Корабела! Ты не досмотрел за юной сестрой, судьбу которой доверил тебе отец! Ты допустил, что Тэлери Края Семи Рек отправились на службу на север к недругу нашего короля Элу Тингола! Ты выдал дочь за жестокого алчного безумца, и теперь веришь присланному из Таргелиона письму?!
Лорд Каленовэ виновато взглянул на Гаэруиль и Каленуиль, девушки сделали вид, будто заняты безмолвной беседой с владыками вод.
— Ты не веришь, что ответ на письмо прислала сама Оэруиль? — беспомощно спросил жену сын Кирдана, отчаявшись найти простое решение сложной задачи.
Когда с границы между двумя рассорившимися землями ушли воины Химринга, в Оссирианде приготовились к худшему, однако появилась и надежда, что лорду Маэдросу удалось смирить вероломного брата, и леди Элиан настояла на том, чтобы отправить дочери послание.
«Останешься в отчем доме так долго, как пожелаешь», — главное, что говорилось в приглашении для таргелионской королевы-пленницы посетить родной Оссирианд.
Родной? По крайней мере, роднее враждебной бесплодной равнины!
***
Смотря вниз с белокаменного балкона Башни Морской Звезды на трепещущую гладь озера, Оэруиль услышала голос волн, каким помнила его по детству в Эгларесте. Слушая песню Владычицы Вод, юная эльфийка представляла, как Майэ Уинэн тянется к небесному цветку, маня в объятия, а Тилион в ответ на любовь осыпает озеро серебром.