Свет проклятых звёзд

Линдиэль захотелось схватиться за оружие.

«Ты слишком Нолдо», — вовремя прозвучало в памяти, и эльфийка, сделав глубокий вдох, улыбнулась, однако гнев снова пересилил иные чувства.

— Я не ночная ваза для больного, — дрожащим голосом произнесла дочь лорда Новэ, сжимая кулаки, — и не простыня под роженицей. Я — королева Оссирианда, леди из Невраста и просто женщина, которая не позволит никому себя оскорблять. Я пришла сообщить об отъезде, потому что считаю это правильным! Мой поступок не заслуживает подобного отношения! Я не заслуживаю! Чем мой статус ниже твоего?! Ты ведь даже не король, герой Астальдо! Ты тот, кто принёс корону своему недостойному титула нолдорана отцу! Ты тот, кого уважают лишь благодаря воле лорда Маэдроса! Но если бы не он, тебя растоптал бы собственный народ!

Словно облитый ледяной водой с головы до ног Финдекано ошарашенно посмотрел в сторону Линдиэль, но увидел только закрытую дверь.

— Мои слова прозвучали столь оскорбительно? — растерянно спросил пустоту сын верховного нолдорана. — Я не имел в виду ничего подобного…

«Ты ведь даже не король, герой Астальдо! Ты тот, кто принёс корону своему недостойному титула нолдорана отцу! Ты тот, кого уважают лишь благодаря воле лорда Маэдроса! Но если бы не он, тебя растоптал бы собственный народ!» — колоколом отозвалось в голове, повторяясь снова и снова.

Противоречивые, непонятные самому Нолдо чувства заставили руку взять перо, развернуть лист бумаги и написать приказ, в котором говорилось, что…

«Леди Линдиэль из Невраста, дочь лорда Новэ Кирдана более никогда не смеет посещать Барад Эйтель.

В противном случае её выпроводят силой».

Предательница!

Линдиэль ехала навстречу зиме.

Злость, обида, досада, гнев, боль, ненависть, разочарование, отчаяние, желание отомстить и уничтожить обидчика грели так, что не нужны были тёплые вещи.

Сопровождавшие слуги и охрана видели: их леди не в себе, однако помочь не получалось — любая попытка заговорить в дороге встречала агрессивный отпор, а на привалах Линдиэль полностью уходила в себя и что-то писала, сидя в одиночестве.

И только когда впереди открылась развилка дорог, одна из которых поворачивала на Таргелион, а другая — в Оссирианд, дочь лорда Новэ вдруг сама потребовала остановиться и взялась за меч.

С неба посыпалась мелкая ледяная крошка, сильный ветер принялся то и дело менять направление, нанося удар то в лицо, то в спину.

Сбросив меховой плащ в пожухлую траву, припорошенную пургой, Линдиэль приказала троим воинам нападать на неё и друг на друга.

— Каждый сам за себя! — зло расхохоталась эльфийка. — Сейчас каждый враг каждому!

Клинки засверкали среди усиливавшейся метели, серая сталь рассекала белый переменчивый ветер, четыре тёмные фигуры начали танец, смертоносный в бою, но лишь опасную игру сейчас. Линдиэль понимала: здесь нет её учителя-мечника, а значит, никто не станет сильно бить по её мечу, не повалит на землю и не ударит в лицо или живот.

Раньше это показалось бы счастьем, но теперь именно жестокости, настоящего риска, боли, от которой невозможно сдержать стон и слёзы, и не хватало. Эльфийке до безумия хотелось встретить врага, которого можно избить или даже лишить жизни. Сейчас, когда опустошение и бессильный гнев сменились жаждой отыграться, для полного возрождения из пепла требовалось принести жертву.

Всё-таки объединившись в пары, фехтовальщики бросились друг на друга более яростно и организованно, Линдиэль ощутила нечто, отдалённо напоминавшее удовлетворение. Несколько раз ударив изо всех сил, вложив в нападение накопившуюся злость, леди вдруг осознала — ей нет нужды калечить собственную охрану, поэтому стала останавливать выпады, напоминая себе, что участвует не в реальном бою, а лишь тренируется.

Звон металла стал громче, слышался всё чаще, серые клинки путались в белом плаще метели, танцевавшей вместе с воинами, бросая им в незащищённые глаза ледяное крошево.

Напарник Линдиэль пропустил удар и отступил с поля боя. Один из противников тут же предал временного товарища, перейдя на сторону своей леди и быстро сразив соперника.

«Каждый враг каждому!»

Только отвернувшись от поверженного врага, эльф напал на Линдиэль. Ожидая и не ожидая этого одновременно, дочь лорда Новэ почувствовала азарт: да! Наконец-то кто-то играет по её жестоким правилам! По правилам, отрицающим правила!

Скрестив мечи и насладившись режущим слух и в то же время мелодичным скрежетом стали о сталь, эльфийка отпрыгнула, пытаясь понять, насколько серьёзно настроен новый враг. Воин начал наступать.

Метель закружила льдинки, заставила закрываться рукой. Белая пелена не только ослепляла, но и оглушала, и было совершенно невозможно понять, с какой стороны ждать нападения.

Ветер ударил в спину, и враг возник прямо перед эльфийкой, в последний момент успевшей отразить удар. Белая круговерть снова швырнула в глаза лёд, и Линдиэль, хохоча, отбросила меч.

— Пусть в этой игре не будет победителей, — сказала леди, чувствуя удовлетворение и вернувшуюся способность быть рассудительной. — Пойдём в укрытие.

Слуги моментально подхватили оружие и плащ своей госпожи, проводили её в давно поставленный шатёр и дали горячего вина.

Линдиэль почувствовала, как снова хочется жить, смеяться, стремиться и добиваться, и всё это по-настоящему радовало. Это не обязанность, не долг, а именно то, чего желало сердце, в котором опять звучала музыка.

Вино опьянило очень быстро.

— Ненавижу его! Ненавижу! — расхохоталась эльфийка, вонзая кинжал в расстеленный на полу лапник. — Тварь морготова!

Выпив ещё, дочь Кирдана запела, казалось, забытую мелодию, зародившуюся в сердце слишком давно:

— И смех разольётся на все времена и века,

И вьюга проснётся, поманит себе на крыла,

А я её обману, стану птицей сама!

Я взмахну сизым крылом —

Что была моя боль, то окажется сном,

И ветер закружится с песней вешней!

Один взмах стальным клинком

Рассечёт мою кровь на "Тогда" и "Потом",

И я забуду, что значит быть прежней!

***

— Предательница!

Это слово повторилось уже слишком много раз, и Каленуиль, сдерживая слёзы и обиду на отца, а особенно на мать, представляла, как это слово заменяет титул перед именем.

— Предательница!

Уже закончились вопросы: «Как ты могла? Ты понимаешь, что творишь?! Твоё поведение вредит и твоему отцу, и брату, и сестре, и мне! Как можно быть такой эгоисткой?! Неужели ради власти ты готова на подлость?»