Свет проклятых звёзд

— Женщина, — процедил сквозь зубы юноша, — только и думает, как оказаться в постели мужчины!

— Но если это нельзя исправить, — карие глаза просияли нежностью, — надо просто принять.

— Женщина…

— Человеческая женщина. На эльфийском — Аданэль. Если ты будешь меня так называть, никто и не подумает, что у меня нет имени. Это будет нашей тайной, пока ты не научишь мудрости Пойтара весь народ.

«Аданэль, — повторил про себя Белемир, понимая, что не может сдерживать недозволенные желания, — Аданэль».

Огонь догорел.

— Пойдём домой, — сказала Мирвен, с тревогой взглянув на темнеющее небо. — Скажем, что начнём готовиться к свадьбе. Ведь да? Ты же водил меня в лес, что обо мне теперь подумают в народе?

— Конечно, разумеется…

Пытаясь побороть желания плоти, юноша заставлял себя думать хоть о чём-нибудь, кроме недозволенного: например, что семья у… Аданэль хорошая, у эльфов грамоте учится, книги читает, ни в чём дурном не замечена…

На самом деле, это было уже неважно, просто всё равно придётся что-то сказать дяде-опекуну, чтобы тот помог со строительством дома.

Выбираться с берега речки по крутому песчаному склону мешали натянувшиеся между ног штаны и все мысли сводились к одному. Вот же проклятое искажение! А ведь ещё так далеко идти до дома! Больно укусив губу, юноша немного встряхнулся и смог начать размышлять, как ещё зарабатывать для семьи, кроме изготовления книжных переплётов и продажи рукописей. Может, пойти помощником к учителям-эльфам во Дворец Мудрости и Знаний?

Может быть, не откажут… В конце концов, человеку проще понять людей и найти к ним подход, чтобы научить чтению или письму. И можно будет многим рассказать о мудрости библиотекаря Пойтара. Это ведь полезно! Будет делаться доброе дело.

Но сначала — жениться! Эта мысль грела особенно приятно, и Белемир мечтательно улыбался.

Только оказалось, что счастье снова уступило дорогу беде.

***

Два золотоволосых эльфа: архитектор и менестрель медленно шли по дороге вдоль потемневшей осенней реки. Холод влажного ветра то и дело заставлял кутаться в плащи и шарфы, вдалеке шумели сосны, над водой всё ещё слышались редкие крики чаек.

— Странная нам выпала миссия, — заговорил после долгого молчания Гельмир, посмотрев на незанятое лесом поле.

— Странно, что не выпала намного раньше, — деланно равнодушно пожал плечами Ненарион, — ведь Фирьяр умирают постоянно. Рождается их всё больше, и каждый новый атан однажды станет трупом. Соответственно, на всех не хватит места ни на заднем дворе, ни в саду. Нужно строить новые дома, забирать землю под посевы, и везде в итоге натыкаешься на кости предков. Это ведь неправильно. Поэтому и решили, что тем смертным, которые хотят иметь возможность общаться с умершими родственниками, сидя около могил, необходимо выделить особую территорию, где они в любой момент смогут встретиться с любимым человеком и поговорить или помолчать. Что тебя смущает?

— Мне трудно объяснить, — архитектор посмотрел на пустырь, ветер сорвал с головы капюшон, растрепал волосы, — но ты меня поймёшь. Я хочу создать нечто великое, понимаешь? Но каждый раз мне кажется, что всё не то.

— Хочешь создать шедевр, а тебе поручают обустроить кладбище? — менестрель ехидно улыбнулся.

— Да не в этом дело! — сын Гуилина сжал кулаки. — Я помню, как меня впечатлили хитлумские дворцы. Они были прекрасны! Я не видел Амана, не знаю, как строили там, но Хитлум меня потряс! Однако потом оказалось, что многие не хотят видеть королевские дворцы синими, а другим претит красный. Нейтральный зелёный неуместен и первым, и вторым, белый напоминает снег в Хэлкараксэ, чёрный — цвет Моргота, серебряный и золотой навевают грусть и скорбь по Древам Валар…

— Ужасно, понимаю, — кивнул Ненарион.

— Нельзя сделать то, что понравится всем! Когда мы с Орландиром строили Минас Тирит, наш проект постоянно корректировался из-за необходимости делать не столько красиво, сколько безопасно и надёжно, ведь это город на острове, и приходилось учитывать великое множество факторов — от погоды до вероятной осады. В итоге Минас Тирит перестал нравиться мне самому.

Архитектор выдохнул.

— Вместе с наугрим я строил Нарготронд, и узнал много нового для себя, однако моя фантазия постоянно разбивалась о невыполнимость идей, потому что: «Мы ж под землёй, кхулум, глаза открой! Счас эту колонну поставишь, а тебе на бошку вон тот свод свалится!» Про особенности освещения вообще лучше не вспоминать, — Гельмир отмахнулся. — Забавно было строить для дикарей в лесу, но там о красоте вообще речь не шла.

— Зато им нравилось всё, что ты делал, — рассмеялся менестрель, отворачиваясь от ветра.

— А вот и нет! Большинство готовы были меня сжечь вместе с моими чертежами!

Эльфы замолчали, посмотрела на пожелтевшее пожухлое поле. Вдалеке закаркали серокрылы, небо заволокли тяжёлые тучи.

— Знаешь, — Гельмир вздохнул, — мне несложно спроектировать беседки, навесы, заслоны от ветра, вроде тех, что в осадном лагере, придумать, как должны выглядеть памятники, плиты, камни и сундуки для тел, но я понимаю, что опять всё будет не так. Надоело, правда.

Ненарион пожал плечами.

— Не о том ты думаешь, друг, — сказал музыкант после длинной паузы, заполненной карканьем серокрылов, — всё о себе, да о себе, о своих чувствах, планах, амбициях… А ты подумай, что под построенную тобой крышу будут приходить те, у кого больше нет ни планов, ни амбиций, а из чувств осталось только горе. И твои творения должны скорбеть вместе со смертными, однако давать надежду и утешение, потому что иначе жизнь для Фирьяр потеряет смысл. Мне необходимо написать музыку, которая станет звучать на похоронах, если не будет иной воли покойного, и моя мелодия обязана петь в унисон с твоим камнем. Но сейчас я чувствую твоё настроение, и создавать с ним одну тему категорически не согласен.

Гельмир опустил глаза, поджал губы. Да, неправ, рассуждения неуместны, но это ведь очень важно и должно быть высказано!

— Истекает время находок,

Наступает время потерь, — обернувшись к потемневшей холодной реке, тихо запел Ненарион, видимо, рассчитывая настроить струны души друга на нужный лад, — рассыхаются вёсла у лодок,

Не лететь им по чистой воде.

Не лететь им к сердечным тайнам,

Не везти золотой песок,

Загоняет в угол отчаянно

Жизни острый жадный клинок.

Наступает время потерь.

Песни весёлые, где вы теперь?

Ночи спокойные, где вы теперь?

Дождь и вьюга стучатся в дверь.

Как торопится время потерь!

Я ещё не нашёл

Всё, что должен найти!

Помоги!

Сквозь серые тучи пробились блёкло-золотые лучи солнца, вода в реке тускло заблестела.

— Час пришёл отдавать, что взято

Навсегда — оказалось, в долг.

Ветер мой, на дорогах распятый,

Воет, словно подстреленный волк.

Мне навстречу — нашедший счастье,