Свет среди хаоса

Люцифер сложил ладони под подбородком, скептично буравя его равнодушным взглядом.

— А где Элеонора?

Антонио чуть не икнул и не запаниковал, еле сдержал в себе невозмутимое состояние.

— А кто ее там знает, куда-то ушла…

Рука Дьявола схватила Антонио за горло. Казалось, будто он прямо сейчас каким-нибудь незначительным движением перекроет доступ воздуха, раздавит сосуды и свернет шею.

— Пахнет на какой-то странный замысел. Если бы не то, что мне так необходимы эти долбаные киртхары, тебя бы тут… — Он замялся.

Он что-то почувствовал.

Только тогда Антонио и вспомнил, что прямо сейчас оказался вплотную к Люциферу благодаря нему самому. Как же страх ранит разум…

Он сделал молниеносное движение рукой в тот момент, когда глаза Сатаны широко раскрылись от осознания, что излучает человек, которого он зажал в прочной хватке. Антонио почувствовал, как рука его сдавила горло и раздался странный хруст, а Люцифер отбросил его в сторону и двинулся назад, но сноп света вырвался из руки человека, слепящий и в то же время какой-то блаженный…

Он чувствовал, как его тело расщепляется. Чувствовал взрывную волну, ее температуру, то, как она проносится на расстояния, уничтожая все на своем пути.Чувствовал, как тело теряет жизнь.

И черт подери, ему это нравилось.

Чайник с кипятком угодил Эфемаат прямо в лоб, ошпарив ее лицо. Она одновременно и закричала, и засмеялась. Господи, Бастет кинула в нее чайником!

Бастет, которая сейчас кидала в нее всем, что попало под руку. Ложки, тарелки. Одна из них даже угодила ей в колено, немного затормозив движения.

Хаким детей налетела на разбитую тарелку, грохнувшись на пол и ударившись в стену. Это лишило ее последних сил, кровяной поток изо рта уже был прочной пеленой, обвивающей шею. Туда еще и надавила нога Эфем, доставшая ее же меч.

— Хорошо покидались.

Рука, которая хотела замахнуться мечом, задрожала, и по ней пошел темно-синий ручей… вздутые вены?

Бастет могла только гадать, но именно это дало ей возможность схватить осколок тарелки и со всей оставшейся мизерной силой вонзить его в живот Эфемаат.

Те странные ветки уже приобрели фиолетовый цвет и стали подниматься по горлу, когда она с криком упала и забрахталась, как тонущий жук, пока Баст тем же осколком замахнулась снова.

— Стой! Это я, Изза!

Рука замерла в сантиметре от ее горла.

Она догадалась, что Изза все еще жива внутри нее, и сейчас ее личность появилась наружу. Если она убьет Эфемаат, то вместе с ней умрет и ее внучка, невинное дитя…

— Не убивай меня! Я все понимаю, но мы можем что-нибудь придумать? — все тот же голос, те же глаза и даже взгляд в них… Это точно не блефующая Эфемаат.

Изза отодвинулась к стене. Из глаз лились слезы.

Ее семья. Невинная Изза, которая обречена на то, чтобы быть сосудом хакима хаоса, злодейки старых времен… которой очень нужно жить.

Что дать Бастет ей не может. Но убить ее будет жестоким и подлым поступком. Она не виновата. Убить ее — подстричь ее под одну гребенку с Эфем, несправедливый взмах секиры палача. Её семья, кровь… она уже потеряла Нофрет, а теперь потеряет и Иззу?

Баст положила меч на пол, и ее внучка радостно вскрикнула. Негромко, но сколько было радости.

— Прости…

Крик стал громче и приобрел другой тон, жалобный и испуганный. Голова отсоединилась от тела.

Люцифер посмотрел на свои руки: они были обожжены настолько, что казалось, его обварили кипятком. Целым котлованом. Как в Аду. Ничего нового.

Он оглядел себя с ног до головы. В ожогах было все тело.

Раненные руки, соприкасаясь об асфальт, создавали невыносимую боль, но это был единственный способ добраться до трещины в Ад — ползком.

Он еле втолкнул себя туда. При падении его и без того больное тело билось об стены трещины, но он терпел.

Он потерпел поражение и сейчас падал. Падал долго и мучительно, в прямом смысле и у себя в душе.

А Врата Ада тем временем громко захлопнулись.

Бастет проснулась от того, что солнечные лучи жгли глазницы. Она села в кровати и заметила улыбающуюся Элеонору справа от себя. Мгновенно у нее началось что-то вроде паники.

— Скажи, она…

— Да. Ты ее убила.

Хаким счастья уронила голову на подушку и забилась в плаче. Это был плач счастья.

Но иногда попадались слезы горя от убийства родной крови, невинной девочки Иззы.

Постепенно она выплакала все и посидела в кровати. Потом с улыбкой встала, чуть не свалилась с ног и оперлась об стену. Элеонора подошла к ней на помощь, но Бастет отмахнулась и кинула себя на балкон, чуть не свалившись через перила.

— Ты что делаешь?

Бастет повернулась к ней с блаженной улыбкой.

— Я хочу полюбоваться напоследок миром, который спасла.

Ангел подошла к ней и посмотрела вниз.

Пейзаж был ужасен. Разруха давала о себе знать. Но как прекрасен был этот мир под лучами раннего утреннего солнца и пением птиц…

Это все Элеонора решила прервать одной фразой. Конечно, перед этим дала спасительнице полюбоваться миром.

— Антонио погиб.

— Что?..

Ангел рассказала ей все, и Баст, несмотря на слабость, перевела весь свой вес на нее и схватила за горло.

— Ты его не спасла!

Она попыталась выцарапать ей глаза, но тщетно. Она просто выплеснула эмоции и заревела в ее платье.

— Из-за тебя он так рано попал в Ад. слишком рано… он не достоин его, он же исправился… — Она вытерлась рукавом. — Но причина в смерти ребенка — один из самых сильных грехов.

— О чем ты? — спросила ангел, хлопая глазами. — Он сейчас на Небесах.

***

Переливающаяся гладь Врат сладко манила её к себе. Это был путь домой, где она не была словно вечность.

— Жаль, что его тело не сохранилось. Он достоин похорон.

— Без разницы, — ответила Элеонора. — Он и так нашел путь в загробный мир. Это пустая формальность.

— Все равно.

Бастет шагнула вперед, тяня за собой Сехмет в наручниках, когда услышала громкое, как всегда, появление Алехаарона. Не смог он появится, не задев плечо Элеоноры и не топнув ногами.