Свет зажегся

— Вот именно, что мы не можем знать.

Она все ходила по бару, как тигрица в клетке, потерявшая своего малыша, и он чувствовал, что с ней сейчас так просто не совладать. Толик пошел за барную стойку, налил ей водки в высокий стакан, и стал добавлять в него все сиропы и ликеры, которые казались ему достаточно яркими.

— Тем более если смотреть на мир так пессимистично, и представлять, что твой батяня действительно прихлопнул его, что ты могла сделать, раз он такой великий волшебник из древнего рода?

Полина не ответила, она взяла стакан и опустошила его, поморщившись то ли от излишней сладости добавок, то ли от горькости водки.

— Ладно, Толя, твоя история.

Ему хотелось, чтобы она снова назвала его Толенька, но она опять слишком взвинченной для нежности. Это было неважно, теперь он знал ее и такой. Его очередь была успокаивать.

— Так, значит, что у нас фигурировало в истории? Мауве, Ван Гог и Муха?

За его спиной послышался стук каблуков, на сцену вышла певица.

Глава 5 — Героин, путешествие и мороз

Полина и Толик с равнодушием переглянулись. Кажется, они почти были готовы смириться. Полина думала, что их равнодушие, появляющиеся время от времени, могло быть экзогенной природы, не совсем их, а кем-то им посланное. Но все-таки они его принимали.

Певица теперь была в брючном костюме с подтяжками, фетровой шляпе, но по-прежнему на каблуках и с алой помадой.

— Снова здравствуйте, надеюсь, вы приятно проводите вечер. Я исполню для вас песню Тома Уэйтса «Ice Cream Man». Напомню вам, что перед сценой есть танцплощадка.

Заиграла музыка, и певица стала покачивать бедрами и плечами в такт музыке, прежде чем запела.

I'll be clickin' by your house about two forty-five

Sidewalk sundae strawberry surprise

I got a cherry popsicle right on time

A big stick, mamma, that'll blow your mind…

Вдруг Полину кто-то мягко взял за руку и потянул к себе. Перед ней снова оказался Марк, он звал ее танцевать. В этот момент у нее будто бы выключилась воля, она по наитию притянулась к нему и несколько раз покрутилась под его рукой, управляемая его ловкими движениями. В этом не было ничего того, что могло бы быть между взрослым мужчиной и женщиной, он игрался с ней, как в детстве. Но она быстро опомнилась, и вывернулась из рук Марка, он ни на чем и не настаивал.

— Что за цирк с конями, Марк?

Он в танце отошел от нее, и продолжал двигаться, щелкал пальцами, представляя себя в шестидесятых. У него выходило хорошо, хотя Полина видела, что он относится к своему танцу не без иронии.

Певица продолжала петь:

…'Cause I'm the ice cream man, I'm a one-man band yeah

I'm the ice cream man, honey, I'll be good to you…

Полина снова попыталась приблизиться к нему, но Марк, пританцовывая, как в комедийном мюзикле, пятился назад.

…Baby, missed me in the alley, baby, don't you fret

Come back around and don't forget,

When you're tired and you're hungry and you want something cool

Got something better than a swimming pool…

— Марк!

Рядом с ней оказался Толик, он почти ухватил Марка за рубашку, но в этот момент свет от сцены стал совсем блеклым, едва освещал певицу, а тот исчез в темноте.

— Говнюк.

— Забей.

— Ты в порядке?

— Конечно.

Певица продолжала петь, Полине даже хотелось дослушать ее до конца.

— Может, все-таки поговоришь с нами?

Под музыку она подошла к краю сцены и манерным агрессивным жестом поставила ногу на плечо Толика, качнулась и пошла назад под выключающийся свет.

— Ушла.

— Облом.

Они в темноте пошли к их столику, она до сих пор боялась наступить на крысиного короля.

— Полина, ты не думаешь, что мы мертвы?

Она верила в призраков, она знала, как волшебница, что люди не исчезают бесследно, но поверить в то, что мертвы они сами, она никак не могла. Полина, может, чувствовала себя живее, чем когда-либо. Толик показался ей совсем неразумным ребенком, верящим в несуществующую мистику.

— Что ты. Человек умирает навсегда, его сознание исчезает. А призраки — это лишь воспоминания живых людей и отголоски их деяний при жизни, ничего более. А мы-то с тобой соображаем.

— Но не можем принять никаких решений. И очень много вспоминаем свою жизнь.

— Послушай, я точно знаю, что когда я умру, я исчезну навсегда. Я живу сейчас и во времени в прошлом и в будущем в промежутке от рождения до смерти. Твои предположения лишены логики.

Полина вдруг подумала, что может быть, он верит в жизнь после смерти, потому что рано потерял маму и хотел встретиться с ней после всего, надеялся, что в тот день его мама окончательно не закончилась. Он пронес это через всю жизнь, его желание впилось в его сознание. Она вдруг разозлилась на саму себя, что силилась ему что-то доказать.

— Так значит, все происходящее здесь — последствия твоей магии, передавшейся тебе благодаря твоему древнему роду?

Обиделся, насмехался над ней. Полина мягко прикоснулась к нему и положила свою руку сверху его. Кожа на его запястьях была сухая, с трещинками. У нее в сумке должен быть крем, ей хотелось помазать ему руки.

— Я почти в этом уверена, — сказала она серьезно. Толик усмехнулся, но уже менее зло.

— Вернемся к Антону Мауве, Винсенту Ван Гогу и Альфонсу Мухе. Моя история будет про Антоху.

Полине стало смешно, и она без тревоги смогла отпустить его руку, чтобы достать сигарету из пачки.

— Но ты не радуйся, история будет прямо чернушная. Значит, одно время я тесно контактировал с дилерами. Не только в качестве клиента, но еще и, так сказать по работе. И был там один парниша, звали его Антохой Герычем. Я знал его еще давно, когда сам только закупался у него винтом, потом жутко обрадовался, когда оказалось, что он опосредовано работает на того же дядю, что и я. Не суть, прозвище он свое стал оправдывать по всем пунктам очень быстро, и за пару-тройку лет, что я знал его, сторчался окончательно. Никто уже не давал ему продавать товар, слишком много воровал, хорошо еще цел остался, когда его в шею погнали. В общем, как-то он звонит мне, когда мы уже давно не виделись, и плачет мне в трубку, умоляет, значит, Толь, принеси. Говорит, деньги у него есть, врал, конечно, но я по старой дружбе решил разок помочь. Тем более, сам тогда поднялся. Вот почему оказалось, что ему нести-то надо, он лежал в больнице, в гнойной хирургии. Стремно было, я уже проклинал себя и Антоху, что согласился, там же везде камеры, в корпус просто так не зайдешь, а я по мелочи рисковать не люблю. В общем, скинул он мне из окна нитку, я на нее привязал пакетик, и он к себе потащил. Ей-богу, как дети малые. Но вышло все успешно, добрался он до своей дозы.

Толик посмотрел на Полину, взгляд его замер, и он криво улыбнулся. Она сразу поняла, о чем он думает, отпугнет ли он ее своими историями или нет. Может Толик этого и хотел, а может, проверял и боялся.

— Месяца через два я был в его районе и решил заглянуть, думал, может, и денег с него спрошу. Короче захожу к нему, и вижу, чего его в хирургию-то забрали. Оказывается, что та доза для него была волшебством, сам он на крокодил пересел, самую мерзкую дрянь из всего, ноги по колено ему уже оттяпали, руки все в пятнах, некроз, значит, тоже отмирать начинают. Он им ели шевелит, в костлявых синеющих пальцах шприц, тыкает ими в себя, и говорит мне, Толик, друг, помоги уколоться.