Свет жизни
Шрифт:
Время шло. Вскоре в сарай вошла хозяйка с ведром в руке, чтобы подоить козу. Сначала она подумала, что у козы появился второй козленок, но, всмотревшись внимательней, увидела маленькую девочку.
– Господи, помилуй!
– воскликнула она.
– Это же ребенок!
Она в недоумении огляделась вокруг и увидела Хамида.
– Господи, помилуй!
– повторила она.
– Здесь еще один!
Она решительно направилась к нему и толкнула босой ногой. Хамид проснулся и испуганно постарался сесть. Он не совсем еще проснулся, однако сразу понял, что пойман, как мышь в мышеловке. Его голова все еще сильно болела, он не смог сдержаться и расплакался.
– Перестань!
– проговорила женщина, хлопнув его по спине.
–
Хамид смотрел на нее, пытаясь сдержать слезы. Он хотел сказать неправду, но все же в данном случае решил не лгать. И он чистосердечно рассказал всю историю. Женщина внимательно слушала его и кивала головой. Когда он кончил, она одобрительно посмотрела на него: история его была правдоподобная. Она сама была уже дважды замужем, и ее первый муж был очень жесток к ней и к ее ребенку. Он развелся с ней, когда ей было только пятнадцать лет, поэтому она готова была выступить с дубиной против всех мужей вообще. Она сочувствовала этой бедной незнакомой женщине, которая не побоялась рискнуть многим ради спасения своего дитяти. Кроме того, у нее было доброе материнское сердце, а этот мальчик был явно болен.
Женщина подоила козу и с ведром в правой руке и с Кинзой под левой направилась к дому, а Хамид прихрамывая шел сзади.
Внутри хижины было довольно темно. Трое маленьких детей сидело вокруг кипящего глиняного котла, терпеливо ожидая мать. Вскоре вошел ее муж, пригнавший с гор отару, и все собрались вокруг стола к ужину.
Хамид, который два дня ничего не ел, кроме хлеба и молока, набросился на еду с большим аппетитом, и все казалось удивительно вкусным. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему. Хотя одну ночь, по крайней мере, он будет в безопасности и под кровом. От сознания этого у него даже перестала болеть голова. Он посматривал на женщину, сидевщую напротив, как на доброго ангела с неба.
После ужина все три девочки легли на козьих шкурах и тотчас уснули в компании кошки с тремя котятами. Отец вышел во двор, чтобы доить коз, жена последовала за ним, так как она хотела с ним поговорить.
Возвратившись, она подошла к Хамиду, который сидел возле огня вместе с прильнувшей к нему Кинзой, и сказала:
– Мой муж охотно желает помочь тебе. Он собирается завтра ехать на базар с абрикосами, нанял грузовик и возьмет вас с собой. Если кто спросит, скажи, что вы мои племянники. У моей сестры есть сын приблизительно твоего возраста и дочь, как Кинза. Грузовик высадит вас в двадцати километрах от города на главной дороге; может, вас еще кто-либо подвезет, а если нет, то придется идти пешком - это не очень далеко.
Она взглянула в его довольное, раскрасневшееся от жара огня лицо и внезапно ощутила жалость к нему: какой он маленький и беспомощный! И подобно тому, как Господь много-много лет тому назад, она взяла чашку с водой, полотенце и, наклонившись, вымыла его израненные ноги. Затем разорвала чистую тряпку на узкие полоски, смочила оливковым маслом и перевязала его раны. Когда все было сделано, она уложила его вместе с сестренкой на козью шкуру и укрыла такой же шкурой. Хамид, благодарный и ничего не боявшийся, уснул почти моментально. А женщина села на ступеньку и сидела там долгое время, сложив на коленях руки и задумчиво глядя в темноту. Ее объяло торжественное настроение. Ей казалось, что в доме ее водворилось что-то незнакомое, чудесное и осеняет ее и спящих детей.
Она поступила по зову сердца, по принципу любви, хотя ничего не знала о Боге любви, который сказал: “Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает”.
Глава 8
На следующий день к вечеру Хамид стоял у стен города, к которому так долго добирался. Он чувствовал себя покинутым и одиноким, как никогда раньше. Во время своего путешествия он тоже был одиноким, но не чувствовал этого так остро, ведь он был пастухом,
привыкшим к уединению в горах.Небо и безлюдье не таили в себе никакого ужаса, и он привык довольствоваться собственным обществом. Но это множество людей, мулов, коз, толкавшие друг друга в городских воротах, и толпа оборванных детей, чувствовавших себя в своей стихии, пугали его.
Хамид продолжал стоять в прохладной тени, падавшей от ворот, наблюдая за окружающим и обдумывая, как ему поступить дальше. Он помнил совет матери: не спрашивать никого. И так как она описала довольно подробно месторасположение этого дома, он решил, что сможет найти его сам, ни к кому не обращаясь. Еще он подумал, что надо подождать темноты, прежде чем войти в город. Так ему легче будет проскользнуть незамеченным. Но с наступлением сумерек он заметил, что владельцы магазинов включили свет по обеим сторонам улицы, и все проходящие по улице были видны как днем. Видимо, в этом устрашающем месте не бывает темноты и потаенного убежища. Но чем скорее он освободится от Кинзы, тем лучше.
Итак, Хамид робко пошел вдоль булыжной мостовой, восхищаясь прекрасными товарами, выставленными в витринах магазинов: яркие шелка и шали, разноцветные леденцы, разнообразные фрукты и хлебные изделия. Ему казалось, что все это сказка. Как зачарованный, с блестящими глазами он пристально вглядывался во всю эту красоту - волшебный город, где все сверкает и поражает великолепием, где, вероятно, никто не болеет, не страдает, не голодает, не мерзнет от холода. Мальчик совсем позабыл об одиночестве и страхе и внимательно вглядывался в лица прохожих, но ни один не улыбнулся ему, не посмотрел на него доброжелательно, никто не приветствовал его войти в этот город.
Так он дошел до фонтана, брызги которого летели во все стороны. Там он увидел девочку с ведрами. Она показалась ему очень доброй, и он робко спросил ее, как пройти к гостинице за базаром. Она указала ему направление и пошла домой.
До гостиницы было недалеко. Проход под аркой вел во двор, где было много мулов и ослов. Хамид увидел группы людей, приехавших на базар со своими товарами. Ему так хотелось войти и отдохнуть в соломе, но у него нечем было платить за место в гостинице. Кроме того, он чувствовал, что нужно покончить со своим делом этим же вечером.
Мальчику надо было идти по улице, которая находилась напротив гостиницы. Это была короткая улочка, упиравшаяся в глухую стену, а дом, как сказала мать, был самый последний налево. Нетрудно будет найти его, и Хамид уверенно зашагал вперед. Улица немного изгибалась в сторону, и он остановился. То, что он увидел в конце ее, чрезвычайно удивило его. При слабом свете уличного фонаря у последнего дома налево стояла толпа мальчиков, грязных, оборванных, как и он, в ожидании чего-то. Пока он наблюдал за ними, дверь дома отворилась, и луч яркого света упал на мостовую. Дети ринулись вперед, спотыкаясь друг о друга, и исчезли за золотым проемом двери. В этот момент он услышал шаги позади себя, и еще три оборвыша пронеслись мимо, скрывшись в доме.
В то время, как Хамид продолжал стоять в тени на том же месте, не отводя взгляда от широкого луча света на улице, из дома послышалось пение. Для большинства читателей это пение показалось бы пронзительным и немузыкальным, но Хамид никогда не слышал ничего более прекрасного.
Увлекаемый пением, он пробрался поближе, к самому крыльцу и осторожно заглянул внутрь. У него захватило дыхание от радости и волнения, потому что, глядя через коридор в другую комнату, он увидел на стене картину того Человека, который любит маленьких детей; на Его руках был маленький ребенок, а вокруг Него девочки и мальчики с поднятыми руками. Он улыбался, глядя на них, и, казалось, не хотел, чтобы они уходили. Хамид вспомнил неприветливые лица прохожих, этот Человек не был похож ни на одного из них. Он, конечно, также приветствовал бы и Кинзу, как тех детей на картине.