Светлейший князь 4

У Оюн Дажы интересы были немного другие. Его тувинцы убегали от наступающего врага очень быстро и почти вся мелкая рогатая живность и большая часть коров в итоге оказались брошенными. Всё это успешно было оприходовано захватчиками. А теперь произошел обратный процесс. Но эти трофеи были столь велики, что хватило всем и даже у китайцев осталось вполне достаточно, тем более, что свиньи и особенно птица для у тувинцев никакого интереса не вызвали.

Илья Михайлов поправился неожиданно быстро, забота жены и неожиданно на голову совершенно новое дело, оказали на него очень благотворное влияние.

Первые беседы с кандидатами из числа наших старых китайцев, отобранных Тимофеем, он провел еще на госпитальной койке. Его слово было решающим и одобренные им кандидаты сразу же отправлялись к Леонтию Тимофеевичу.

Через две недели Илья и сам со с последними членами своей новой команды тронулся на юг. Управлять лошадью ранеными руками он еще полноценно не мог, поэтому поехал в вардо серии «Комфорт». Так в сначала в шутку, а затем и серьёзно стали называть три десятка специально построенных почти точных копий нашего. Они использовались в основном для пассажирских перевозок на маршруте Усть-Ус-Усинск-Туран женщинами и детьми. В редкую стежку, иногда состояние дороги просто не позволяло, до Порожного по Мирской дороге.

Господа Морозовы в Убсунуре оказались раньше и уже занимались обустройством будущих гвардейских станиц и работали с пленными китайским солдатами.

Илья сразу же включился в работу и к концу лета в общих чертах закончил обустройство Убсунура. Были построены две опорные гвардейские станицы: Улангом и Тэс. Среди пленных китайцев была проведена работа и в итоге выявили достаточно много неблагонадежной публики: почти тысяча среди пленных воинов и почти пятьсот китайских семей из почти пяти тысяч.

Что с ними делать я не знал, все кто занимался с ними, особенно наши китайцы, в один голос говорили, что с ними у нас будут только проблемы. Но отправлять их в Улясутай у меня не поднималась рука. Лонгин категорически утверждал, что их там ждет смерть или в лучшем случае обращение в рабство.

В конечном итоге он предложил этой публике выбор — Улясутай или северные берега озера Хяргас-Нура.

Коренным населением Убсунура были так называемые ойраты, они можно сказать родные братья российским калмыкам и какие-то двоюродные или троюродные монголам. Чжан Цзинбао их тоже решил не щадить и бежали они от его армии также как тувинцы. Но на север ушло меньшинство, а большая часть бежала в горные районы на восток и на запад. После нашего появления в Убсунуре они думали не долго и сразу же заслали своих лазутчиков, а после переговорщиков быстро начали возвращаться.

Вариант, предложенный Лонгином, на мой взгляд был вполне приемлемый. Но только при небольших условиях: согласие на это уже вернувшихся туда ойратов, сохранение там нашего контроля и недовольные своим ходом без промедления следуют в Улясутай.

Ойраты согласились, но предупредили пришельцев, что просто вырежут их при возникновении конфликтов. Как они это смогут сделать для меня загадка, здесь их просто мало. Наши караулы хотя и отошли к горам, но продолжают постоянно патрулировать северные берега Хяргас-Нура. Ну а свободу на возвращения на юга никто не собирался ограничивать. Тем более, что дорога на север через Хан-Хухей для них закрыта.

Оставшиеся шесть тысяч пленных китайских воинов под контролем Морозовых расселились вдоль линии уже наших пограничных караулов. На западе это предгорья хребтов, название которых я не помнил, идущих на юг от границы Саян и Алтая, в том числе и важнейший перевал Улан-Даба.

Затем линия наших караулов шла вдоль предгорий этих хребтов и достигая ущелья по которому река Хоттотын выравалась на равнину,чтобы нести свои воды к Убсунуру, поворачивала на юго-восток и затем шла по южным предгорьям Хан-Хухея.

Достигнув восточной оконечности этого хребта, линия наших караулов поворачивала на северо-восток и выходила к реке Тэс километрах в тридцати пяти выше нашей строящейся станицы с таким же названием. В нашем тылу оставалось важное урочище Доны-Хунлий с колодцами в его южной части и две горы Баян-Ула и Дунгэн-Ула.

Высота последней более двух тысяч метров и это в этих краях одна из господствующих вершин, видимость с неё составляет целых пятнадцать километров. На её вершине Морозовы поставили сторожевой пост, караул которого меняется раз в неделю.

Караулы на нашей границы выставлял Лонгин с двумя десятками своих людей и тремя десятками гвардейцев. Выйдя у реке Тэс на линию монгольских караулов, они обнаружили оставленные монголами стоянки их караулов. А затем, продвигаясь по их линии и столкнулись с самими караулами.

Монголы при приближении наших гвардейцев не пытались сопротивляться и быстро уходили на юг. Вскоре Лонгин вышел к новому хошуну Ольчея — Дархатскому и повернул обратно. К своему изумлению он увидел, что попыток вернуться монголы не предпринимали и отступив в среднем километров на десять, останавливались и начинали сооружать новые стоянки, обустраивая перенесенную южнее линию своих караулов.

Здесь местное ойротское население свои кочевья не покидало и к появлению новых хозяев отнеслось спокойно.

* * *

Визит в контору меня худо-бедно успокоил. Трофейных зерна и риса нам должно хватить до следующего лета, а запасов всяких сушёных китайских трав, ягод и фруктов достаточно чтобы не начались всякие гиповитаминозы и прочие гадости случающиеся при рисовых монодиетах.

Положение дел в нашей долине у меня беспокойства не вызывало, уже лет пять мы себя обеспечивали абсолютно всем необходимым и без проблем могли в течении одного сезона увеличить своё сельхоз производство. В тех же Минусинске и Красноярске круглый год продавались излишки производимого в нашем уже огромном тепличном хозяйстве.

Зелень, огурцы, томаты, ремонтантная малина, лимоны на столах усинцев не переводились. Серафима Карловна обещала в ближайшее время землянику с клубникой. Виноград, груши, яблоки в сезон и по праздникам на трапезах в храмах, а болящим детям постоянно экзотика: цитрусы, персики, абрикосы и ананасы.

Пока мы не наладили своё производство продовольствия выручал купец Томилин. Его заслуги перед нами я ценил очень высоко и совершенно не желал иметь дело с другими. Никанор Поликарпович со своим Ипполитом были единственными, скажем так «иностранцами», кто бывал у нас. Да и то Ипполита можно называть условно. Через два года он попросил разрешения поселить свою семью в Усинске. Ни один человек пришедший в долину не пожелал уйти обратно, даже приглашенные умники не заикаются об этом.

Неоднократные попытки окружного начальника побывать у нас всегда оказывались неудачными, как говорится то понос, то золотуха. Вот как в этот раз. Все наши люди по какой-либо нужде выезжавшие за пределы долины, возвращались и в один голос говорили что лучше места нету.

Я и в этот раз уже подстелил соломку и Никанор Поликарпович уже готов подставить плечо в случае возможного голода. При необходимости он привезет нам зимой зерно из Минусинска.

За прошедшие годы купец Томилин разбогател так, что стал чуть ли не богатейшим человеком Сибири. Почти вся торговля с нами шла через его руки. А её обороты росли с каждым годом. Круглый год в Усинск шли и шли обозы с товарами. Всё, что нам было необходимо привозилось из России, а при отсутствии российского из Европы.