Светлое будущее
Шрифт:
— И долго ты так будешь… меня бояться? — съязвила, кивнув на пластиковый нож, что организовался незаметно около меня вместо настоящего.
Гыгыкнул:
— Я не за себя боюсь. А за соседей… как только уверую, что больше не хочешь всемирной вендетты[24] — так и вперед.
— По-моему, это ты ее хочешь… а не я, — ведусь. Хоть и понимаю всю подноготную этих шуток, но затронутая тема… уж больно (острее прочего) между нами стоит… даже если и вслух не обсуждается.
Скривился. Передумал — не ушел в комнату дальше играть. Присел на стул, напротив. Взор на меня (ковыряющую свежие огурцы пластиком).
— Да, хочу, — приговором. Серьезно. Твердо. —
Поджала я губы. Смолчала. Отвела взгляд в сторону.
— То бишь я прав? — внезапно гаркнул громко, отчего невольно вздрогнула — и будь реальный нож… точно бы порезалась. Невольно метнула на него взор, но тут же осеклась.
Жуткие… морозящие душу предположения. Причем… итог, какой бы он не был… уж никак не блещет облегчением. А потому… не знаю… что ответить… и как убедить… бросить эту затею. Ведь… за эти дни убедилась. Вернее, разуверила себя… что его забота — это какой-то коварный, гадкий, алчный план использовать или унизить меня еще больше.
— Почему молчишь? Я прав? Ты не сдашь их? Ты знаешь… кто это, но умышленно молчишь?
Не хватает храбрости даже поднять на него очи. Молчу.
— Я же их все равно найду, — не унимается. Встал резко. Шаги ближе. Окаменела я от страха. Обошел сзади. Со спины… прижался ко мне, несмело обняв за талию. Жуткий, цепенящий голос на ухо: — Им не жить. Кто и почему бы это не сделал — не жить. Более того… я тебе клянусь, они пожалеют… что их матери в свое время не сделали аборт. Попомни мое слово.
Нервно сглотнула слюну. Чувствую, как дрожь начинает пробирать конечности.
Жгучая, убийственная тишина. Выжидание.
— Не скажешь? — будто гром раздались его слова, отчего даже дернулась в его хватке. Сжал сильнее.
— Нет, — тихо, несмело… но окончательно.
Глава 28. Феромоны вздора
(Н и к а)
А вот и понедельник: начало недели — конец отпуска. Дела вновь затрубили в рог, зовя своего прилежного Исполнителя.
— А почему «Дизя»? — улыбаюсь сама себе под нос. — Как-то не очень подходит для мужчины, — бормочу, усердно семеня за Мирашевым.
Тихо рассмеялся. Движение, обнял за талию, невольно поравнявшись со мной. Метнул взгляд в лицо:
— Дизя. Он же — Дизук. Дизиак. Афродизиак… — задумчиво протянул, не унимая улыбки. — Сама увидишь на чем… сдвинут этот гад. Я бы, конечно, с радостью тебя в машине оставил, внизу. Но… там район тот еще. Так что… уж лучше со мной, рядом.
Пропустил вперед себя, открыл дверь авто. Кивнул на сидение.
— Б-благодарю, — запнулась я, ошарашенная его галантностью. Подчинилась.
— Так что… — продолжил, обогнув тачку и плюхнувшись рядом, за руль. — Прости… если что не так.
(Н и к а)
— Э-э… привет, — растеряно протянул невысокого роста лысоватый худой молодой человек, открыв дверь. — Ты не один?
— Да нет, это глюк, — прищурился, заливаясь смехом Мирашев. Уверенный шаг вперед — отчего вмиг покорно тот отступает назад. Следую и я за своим Поводырем. Захлопнуть учтиво дверь. — Ну че… побазарим? — хитрая ухмылка Миры. Стоит, звенит, крутя связку ключей на пальце. Жует жвачку, что та корова.
— А… — беглый взгляд хозяина квартиры по сторонам. — Да… конечно. Может, чаю? — вперился вдруг в меня. Нервно сглотнул слюну.
— хуяру! — рявкнул Мирашев. — Своих зайчат будешь
поить, — усмехнулся ядовито. — А моего Малыша не тронь.— Да я че?.. Я ниче, — запричитал тотчас «Дизя», отворачиваясь. Шаги к межкомнатной двери: — На кухню? — махнул рукой, обрушив вновь странный взор на меня, а затем (покорно, вынужденно) перевел оного на Мирона.
— Ага. На кухню, — передернул слова. — А ты, — уставился на меня Мирашев, — пока пройдись по квартире, поразглядывай где че. Не разувайся, — кивнул, уточнил заботливо.
— Только не трогай ничего, — поторопившись, взволнованно брякнул мужчина.
Обмерла я от неловкости и в непонятном страхе.
— Да я… я могу тут постоять, — несмело шепнула.
— Пройдись, — уверенное, доброе, но приказом.
(Н и к а)
И не раскиданные шмотки по углам… и не комканная постель меня смутила. Нет. Странный, больной антураж чувствовался вокруг. Стены, как и мебель — в темных тонах, на окнах — красные римские шторы, отчего вся комната невольно погружалась в мягкий полумрак интима и вожделения. Странные флакончики на полках за стеклом. Но что самое забавное — каждый из таких бутыльков представлял из себя предмет искусства — не менее странные, чем все здесь, сюрреалистичные фигурки не то людей, не то зверей. И запах — необычный. И не сказать что приятный, но и не отталкивающий. В углу, все в том же серванте, на самой верхней полке — рамка с фотографией: хозяин квартиры с какой-то девушкой. Еще молодой, с добротной такой шевелюрой — отчего не сразу даже признала. Счастливые, улыбаются. Странно, почему спрятано. Очередные разбитые мечты? Несчастная любовь?
Среди хлама на полу не сразу заметила телевизор. И даже не старая бандура — нет, нового поколения, тфт или плазма, хотя и не намного больше обычного монитора. На столе, у подоконника — ноутбук. Еще шаги вперед — и подошла к окну. Несмело сдвинула штору — и взглянула на улицу: обычный, серый пейзаж. Красотой брала лишь только высота — четырнадцатый этаж. А потому полем протянулись, раскинулись крыши высоток, и так вплоть до горизонта, усеянного темно-зеленым обрамлением крон деревьев и тонкой линией змеи-реки.
Шумный вздох. Разворот — и пройтись вновь по комнате. Обмерла. Полуоборот. Странная, дивная картинка на экране ноутбука привлекла мое внимание. Видимо, когда лезла к окну — невольно задела, а потому пропала заставка.
Еще попытки разобрать сию «какофонию» изображенного — и окоченела. Сама не поняла — как дернулась, потянулась рукой и машинально нажала на пробел, запуская ход видео…
(М и р а)
Жуткий, приглушенный женский стон раздался из соседней комнаты. Причем не то от боли, не то от похоти. Секунды дабы осознать, что не глюк, — и вдруг очередной всплеск разврата, что невольно тотчас взбудоражил все во мне на уровне инстинктов. Вмиг сорвался я с места — кинулся в коридор. В комнату.
Обомлел. Это там… на кухне, звукоизоляция давала хоть какую-то приглушенность. Тут же… вовсю царил ад. Жесткий, на грани плача и стона наслаждения звон, женский крик, разрывая плоть природным зовом текущей самки. Стоит же моя Мальвина в растерянности и пристально бурит, взглядом впивается в это чертовое месиво жизни и грязи на экране ноутбука, где мелькают какие-то картинки. Шаг ближе — и вижу, как какой-то голый ублюдок шпилит «трудолюбивую д*валку». Не шевелится, не моргает Вероника. Казалось, даже уже не дышит мой Малыш. Только слезы… жуткими, жгучими рельсами по щекам, ознаменовывая очередной мой провал.