Светлые аллеи
Шрифт:
Ходил я к стоматологу Паше — молодому симпатичному специалисту. Парень он в целом был очень неплохой, если не принимать во внимание профессию. Мы с ним даже слегка подружились и часто болтали о том, о сём. Но ремесло незримо разрушало его личность.
— A-а, пришёл, — говорил он на правах друга и потирал руки — Ну садись, садись — продолжал он таким тоном, как будто приглашал за праздничный стол.
Я сердечным содроганием усаживался в кресло и мысленно прощался со своей глупой жизнью. Везучие умирают под ножом хирурга, а я умру под сверлом дантиста.
— В туалет сходил? — с суровостью спрашивал Паша — он всё
— Сходил. И по маленькому и по большому. — уныло докладывал я.
— Завещание написал? — уже в шутку продолжал он — Сейчас мы из тебя Павку Корчагина будем лепить. Будем тебя учить разговаривать по — китайски. Ну клади голову.
Я клал свою пропащую голову на приспособление на спинке кресла — слегка модернизированную плаху.
Паша начинал бренчать своими орудиями пыток, наконец выбирал самого зловещего вида инструмент и вертел им перед моим взопревшим носом.
— Сейчас я тебя кончать буду. — предвкушая, говорил он — Вот этой штучкой. Как засуну глубоко— глубоко.
Ему нравилось пугать меня и забавляться моим страхом. Чтобы не огорчать человека, я делал вид, что верил. Вернее наоборот. Я ему безусловно верил, но делал вид, что принимаю его слова за мягкий юмор.
Он начинал что-то сверлить во мне. Мои мозги дребезжали. Потом с надеждой спрашивал:
— Ну как, больно?
— Пока нет, — говорил я.
— Да? — удивлялся он и удваивал усилия.
Наконец становилось больно. Я начинал покрикивать. У Паши улучшалось настроение и он вполголоса напевал песню про какую-то Кончиту.
— Да, плохие у тебя зубы — иногда сообщал он мне.
— Отчего же они плохие? — спрашивал я.
— Не ухаживаешь. Не чистишь.
— Не, я каждый день зубы чищу — обижался я.
— Люди чище жопу вытирают, чем ты зубы чистишь, — неодобрительно говорил Паша и приказывал — Клади голову.
Я клал и пытка продолжалась. Пока я сидел в застенках кабинета, очередь в коридоре, слыша мои тарзаньи вопли, потихоньку рассасывалась в пространстве. Только однажды остался один старичок.
Я удивился, мне прямо захотелось пожать его мужественную руку.
— Вы смелый человек — сказал я ему, шепелявя после наркоза.
— Ась? — спросил старичок, приставив ладошку к безжизненному уху.
Я только сплюнул кровью.
Фронт работ между тем ширился. Паша трудился, как стахановец. Он дёргал, удалял нервы, потом снова дергал, снова удалял нервы. Одним словом, развил в моём рту бешенную деятельность. Я здорово мучался, так как анестезия меня почти не брала. Зубы изымались один за одним и мне уже становилось трудно мельчить ими пищу. И конца и края этому не было видно. А я ведь зашёл сюда просто поставить пломбу! Но как говорится — стоит коготку попасть, то и всей птичке пропасть. Я презирал себя за своё малодушие и трусость и уходил от Паши, чувствуя себя выродком и говном рода человеческого. Но всё равно мне было очень больно. Другие пациенты боль как-то не чувствовали. Для них основной проблемой являлось то, что после зубного два часа нельзя было есть. А я чувствовал, а может не умел терпеть. Меня очень угнетало, что я так отличаюсь от других людей. Я даже начал немного сомневаться в себе.
— А если завтра война? А если в партизаны? Ведь всех поголовно выдашь — с горечью говорил мне Паша.
— Конечно, — уверенно отвечал я и мне почему-то не было
стыдно. Ну выдам и выдам. Да и в партизанах мне делать нечего.В перерывах мы с ним разговаривали о жизни, то есть о женщинах. Либидо у Паши было довольно вычурное. Ему нравились исключительно зеленоглазые шатенки и ещё условие, чтобы на заднице не было прыщей. Если хоть один прыщик, то всё — у него ничего не получалось. На блондинок у него вообще не стоял. С большими оговорками он допускал секс и с брюнетками. И главная оговорка, чтобы брюнетка была покрашена под шатенку. Я не удивился, когда понял, что с такими причудливыми запросами трахался он по большим праздникам.
Романтизм, особенно в сексе, никогда до добра не доводит. Сам же я старался помалкивать. У меня либидо было примитивное до убогости и более адаптированное к случайным и неслучайным связям. То есть, кто давал, тому и спасибо. В жизни я очень неприхотлив, особенно в сексе. Не разбалован, как некоторые.
Тем не менее мы с ним пару раз ходили на блядки. Но как-то неудачно.
В первый раз девки не пришли. Во второй раз вместо двух пришла одна, но с чирием на жопе. Паша был очень расстроен.
Зная моё отношение к боли, он всё пытался познакомить меня со знакомой садомазохисткой, которая приходила на свидания с плёткой. Я вежливо отказывался. Паша огорчался и говорил:
— Зря, зря. Она бы из тебя дурь выбила.
А лечение всё продолжалось. Особенно туго мне пришлось, когда Паша обтачивал зубы под коронки. Появилась мудрая мысль — бежать. Попроситься на перекур и бежать, но многоопытный Паша позвонил на проходную завода, обрисовал меня и сказал: «Не выпускать». Я корчился в кресле и извивался как червяк и им же себя чувствовал.
Наконец в один прекрасный день всё закончилось. После трёх примерок и обтачиваний Паша поставил мне в рот ядовито-жёлтые коронки. Четыре месяца ада остались за кормой. Хотя ещё пару недель зубы под коронками у меня немыслимо болели от горяче-холодной пищи. Но это уже мелочь. У меня было такое ощущение, что я сделал главное дело всей жизни, после которого можно умереть. Но, конечно, умирать я не собирался, иначе вся эта затея с мостами и коронками теряла малейшие проблески смысла.
С такими зубами я мог идти по жизни, если не смеясь, то хотя бы улыбаясь другим.
И ещё. Теперь я не верю ни в Зой Космодемьянских, ни в Олегов Кошевых, ни в других героев застенков. Я даже не верю, что эти люди существовали. Это мифы. Не рассчитан нормальный человек на такое. Толковые пытки выдержать невозможно.
Представьте, что в зад вам вставили электрический паяльник, включили 220 и он стал у вас там что-то паять и лудить. Представили? Взахлёб расскажете и расположение пулемётов и где деньги лежат. И всё что вас не спросят. Человек ведь не железный. Человек ведь.
Убить старушку
— Наслышан о твоих проблемах — сказал Сергей и вгрызся в куриную ляжку.
— Каких? — проблем у меня было, как у всякого нормального человека, много и я хотел уточнить.
— Ну, насчёт жилья, — уточнил Сергей.
— A-а, — вспомнил я. Об этой проблеме я как-то уже успел позабыть, так как она казалось мне не решаемой.
Сергей посмотрел на меня, хотел что-то сказать, но сказал нейтральное:
— Ты что пиво не пьешь?
— Да я вообще не пью. Я же говорил. По идейным соображениям.