Светлые аллеи
Шрифт:
Здоровый образ жизни
Лично я «за» здоровый образ жизни, а вообще против. Что это за образ такой, прости господи? Только работай и ешь. Как лошадь. А по утрам ещё и бегай. Трусцой или галопом. Цок, цок, цок. Тьфу! А лучше возьмёшь бутылочку и такие горизонты вокруг. Даже в небе. Совсем другая картинка. Эпоха возрождения души. И главное не распитие, а разговоры во время. Столько единомышленников и соратников, готовых стать подельниками. Все милые, приятные люди, хотя и в наколках. И женские морды становятся лицами. И ожирение этим лицам даже к лицу. И вот вы уже не Вася
Но жизнь продолжает удивлять. Оказывается может. И выясняется это сразу по пробуждении. Головная боль во всём организме. И хочется в туалет, а зачем, оформить для себя не можешь. Ощущение жажды и какого-то тупого стыда.
И опять начинаешь с теплотой думать о здоровом образе жизни. И опять лично «за», хотя вообще против. Он же ничего не даёт этот образ, кроме здоровья и хороших анализов. А здоровье без счастья, хотя бы и пьяного, зачем оно? Это хорошо для лошади. А вы же пока не лошадь. А загнанных людей пока не пристреливают. И иногда об этом невероятно жалеешь.
Автобусное знакомство
Мы ехали с товарищем Геной в автобусе. Даже сидели.
— Да, симпатичное лицо, — вдруг сказал Гена.
Мне стало приятно. Наконец-то заметили. Бывают такие лица, вроде бы и страшненькие, но одновременно симпатичные. Я давно это подозревал за своим лицом. И вот наконец это стали замечать и окружающие. Лучше поздно, чем никогда. Я погладил лицо рукой и сказал как можно пресыщенней:
— Я знаю.
Гена поморщился.
— Да не твоя морда. Вон девушка напротив.
И от этих слов моё лицо сразу превратилось в привычную морду. Я посмотрел напротив — действительно там сидела девушка. В мини-юбке сидела. А её декольте напоминала витрину. Вот что, мол, у нас сегодня в ассортименте. Её потрясающие ляжки облагораживали драное автобусное сиденье. И такие трогательные груди, которые хотелось потрогать. Впрочем ляжки тоже хотелось, но груди как-то сильнее. Но в её лице было что-то хищное и острое, потребительское что-то, хотя оставалось место и для симпатичности.
«Проститутка наверно», — подумал я. Когда я вижу красивую девушку, я всегда так думаю и становится как-то легче переносить, что она не твоя. Проституток у нас в городе неимоверное количество, и я всё надеюсь, что это количество выльётся в какое — то снижение цен. Ан, нет, не происходит. Законы рынка здесь как-то пробуксовывают. Ни весенних скидок, ни дешевых распродаж.
— Ну как? — с видом победителя сказал Гена.
— Ничего, — согласился я.
— Ну тогда иди, — сказал Гена — Иди. Видишь, как глазами стрижёт. Ты же любишь чёрненьких.
— А ты чего?
— У меня этого добра навалом, — отмахнулся Гена — У меня за тебя душа болит.
— Да ну, — засомневался я — С моей то мордой. Да и не умею я как-то.
— А чего здесь уметь! — удивился Гена —
Подойди, скажи, так, мол, и так. Разрешите вам впендюрить. Иди, не будь дураком.— Как, говоришь? — спросил я — Разрешите вам впендюрить?
— Да, — сказал Гена — Иди.
От этого «впендюрить» мне стало как-то всё равно и я пошёл. Но заявить ей так сразу в лоб «разрешите вам впендюрить» я, конечно, не решился. Не идиот же я в конце концов. У меня были свои элегантные методы.
— Извините, милая девушка, — начал я, присаживаясь рядом, — У вас случайно верёвочки не найдётся?
— Какой верёвочки? — как и положено удивилась она. Голос у неё был сиплый, но приятный.
— Знакомство с вами завязать, — сказал я дальше по своему методу — Меня Севой зовут. А вас?
Краем глаза я видел, что Гена делает мне ободряющие, хотя и неприличные знаки.
Девушка рассмеялась и сказала:
— Надя.
Пахло от неё очень вкусно. Портвейн не портвейн. Скорее всего вермут. И вблизи её груди выглядели ещё трогательнее. Я прямо еле сдержался. Но надо было что-то говорить ещё и, хотя уже был вечер, я сказал банальное:
— А что вы делаете сегодня вечером? Может как-нибудь встретимся?
— Вообще-то сегодня вечером я замужем — ответила Надя. И по моему как-то грустно.
Я перестал пялиться на её близкие ляжки и сказал:
— Я, конечно, сочувствую, но это — не оправдание.
— Тебе хорошо говорить. Ты не замужем — вздохнула Надя.
— Я не только не замужем, но даже не женат, — осветил я своё семейное положение и начал освещать её — А муж — не шкаф. Его можно отодвинуть на время в сторонку.
— Мой муж знаешь какой «шкаф»? — сказала Надя — Греко-римской борьбой занимается.
«Угрожает», — подумал я, но не отступил, хотя в голове мелькнул кадр-ужастик — я в руках мускулистого мужа и с уже перекрученной шеей.
— Я знаю, — сказал я — Зовут его Ваней, а фамилия Поддубный. Но всё же давай как-нибудь встретимся. Пока он борется.
— А зачем? — тоном дореволюционной курсистки спросила Надя и даже целомудренно поправила юбку.
Такие вопросы меня всегда убивают. А зачем? И всё теряет смысл. — Как фамилия? — Иванов. — А зачем? И всё. Крыть нечем.
— Вопрос конечно идиотский, — не стал скрывать я — но я отвечу. Пообщаемся. Познакомимся друг с другом поближе.
Я прямо сделал нажим на это «поближе», чтобы она поняла.
— Нет, — сказала Надя окрепшим вдруг голосом — Я мужа люблю.
Против этого «люблю» я был бессилен. Если сталкиваешься с этим фактом, то нужно отойти в сторонку и не лезть с грязными ногами.
— Значит никак?
— Значит никак.
— Ну что ж, приятно было не познакомиться, — глупо сказал я и, по инерции улыбаясь, вернулся к Гене.
— Ну чё? — спросил он.
— Ничё. Она мужа любит.
— И ты поверил! А про впендюрить говорил?
— Нет.
— Идиот! — восхищённо сказал Гена — Самое главное и не сказал.
— Иди сам, если такой умный — обиделся я.
— Учишь вас, учишь, — расстроено сказал Гена и молодым, пружинящим барсом пошёл к Наде. Красивый он был этот Гена, обаятельный. И одет хорошо.
О чём он с ней толковал, я не знаю, но через одну остановку они вышли вместе. Гена ещё мне махнул рукой, а Надя даже не посмотрела.