Свежий ветер

Вот к чему приводит забота о ком-то.

«Ты не имеешь права заботиться о других».

Не задумываясь, я подтащила кресло ближе к кровати, но так и не села. Тело налилось свинцовой тяжестью, а кожу покрывал холодный пот, словно я приняла слишком много стимуляторов.

Почему нельзя просто моргнуть и проснуться, обнаружив, что все это – просто дурной сон? Я хотела бросить все и сбежать.

Под носом Кайдена виднелась засохшая кровь, а на шее, в том месте, где эта штука пыталась вытрясти из него жизнь – необработанные порезы и синяки. Врачам приходилось действовать быстро – новые пациенты продолжали поступать – и они лишь уделили внимание самым тяжелым повреждениям, а затем предоставили медигелю возможность заживлять оставшиеся раны.

Так нельзя. Кайден походил на труп, тогда как на самом деле являлся майором Альянса, героем, хорошим человеком, едва не погибшим, защищая Лиару и следуя моим приказам.

Сама не понимая, что делаю, я направилась к раковине и, наконец оторвав взгляд от лежавшего на кровати мужчины, смочила найденную салфетку в воде. Оглянувшись на дверь и убедившись, что она все еще заперта, чувствуя себя глупой, сентиментальной и слабой, я опустилась в кресло рядом с Кайденом и протерла его лицо, саму себя удивив нежностью своих прикосновений.

Я до сих пор относилась к живущим во мне чувствам к нему, как к своему маленькому секрету. Каждый раз, когда я смотрела на него, мое сердце переполнялось сладким томлением, только чтобы болезненно сжаться при очередной ссоре.

«Вот куда заводит забота», - говорила я себе, продолжая касаться влажной тканью кожи под его глазами, про себя надеясь, что они вдруг откроются, и он спросит, какого черта я делаю – ведь тогда по крайней мере он будет разговаривать. «Вот что происходит, когда ты впускаешь людей в свое сердце – ты уже не можешь выгнать их, что бы ни происходило. И когда ты допускаешь ошибку, они расплачиваются за нее, и это гораздо страшнее, чем что-либо».

– Это нечестно, - сказала я неожиданно вслух; в этом месте, где тишину нарушал только писк аппаратов, мой хрипловатый голос прозвучал невероятно громко. – У тебя было два года форы, чтобы пережить мою потерю. И ты справился: то, что между нами произошло – всего лишь история для тебя. Ты можешь смотреть на меня и видеть только коммандера Шепард, как тебе и полагается, но… но я еще не сумела забыть. Для меня все это еще свежо, и я до сих пор… Я до сих пор забочусь о тебе гораздо сильнее, чем должна, даже несмотря на то, что ты ведешь себя, как последний кретин.

Кайден ничего не ответил, даже не пошевелился. Его дыхание оставалось размеренным, но затрудненным, и я стерла последние следы крови под его носом.

– Я не знаю, как мне справиться с этим, - продолжила я, понятия не имея, как остановиться. – Со мной такого никогда прежде не случалось, я никогда… не чувствовала ни к кому того, что все еще чувствую к тебе.

Критически оглядев свою работу и убедившись, что его лицо теперь «украшают» только множественные синяки и ссадины, я отложила салфетку. Теперь Кайден действительно выглядел так, словно его избили, а не как без пяти минут покойник.

Протянув руку, я остановилась в каком-то сантиметре от его кожи, а затем, сказав себе, что нас никто не видит, коснулась его, осторожно провела кончиками пальцев по его шрамам: старым и новым, незнакомым мне. Один из них пересекал левую сторону его рта – крошечный, едва заметный, но я прекрасно его помнила, потому что однажды утром, целую вечность тому назад, проснулась, пока Кайден еще спал, в его объятиях. Я склонилась, чтобы поцеловать его и вдруг поняла, что нож батарианского пирата оставил на моем лице шрам, идеально совпадавший с его, когда наши губы оказывались прижатыми друг к другу. В те дни я неустанно поражалась, как мы можем быть столь разными и столь похожими одновременно. Каким образом такой человек, как Кайден – простой и надежный – смог проникнуть мне в душу и завладеть моим сердцем.

Тогда мне было все равно, я лишь хотела, чтобы он никогда не уходил, чтобы я никогда не утратила это чувство, поднимавшееся во мне всякий раз, когда он находился рядом. Сейчас же я сожалела, что повстречала его. Если бы наши дороги не пересеклись, мне бы не пришлось прикладывать столько усилий, чтобы вытеснить его из своего сердца.

– Это все твоя вина, - грустно улыбаясь, произнесла я. – Мне не удается просто отмахнуться от всего этого, как раньше, и я не знаю, почему. Полагаю, ты сломал меня.

Проведя пальцами по его лбу, я откинула прядь темных волос с лица, впервые заметив серебро седины на его висках. Вокруг его глаз появились новые линии – почти невидимые и неглубокие, но раньше их не было.

Только в этот момент я окончательно осознала, что на протяжении тех двух лет, что я проспала, пока меня омолаживали и улучшали, Кайден работал, жил и сражался. Без «Нормандии» и без меня.

Глаза защипало, и я тихо-тихо прошептала:

– Тебе не удалось остаться невредимым, да?

Придвинув кресло еще ближе – слишком близко – я положила голову на подушку рядом с ним, до сих пор перебирая его волосы.

– Я знаю… Я знаю, это было тяжело. Моя смерть. И мне хотелось бы, чтобы этого никогда не происходило. Я никому не могу этого рассказать, но я потеряла не только время – я потеряла и тебя тоже. Потеряла что-то, что никогда не надеялась иметь, и по какой-то дурацкой причине это гораздо больнее, чем отношение ко мне Альянса или осознание того, что две мои конечности вовсе не мои, а когда ты умираешь, тебя не ждет ничего, кроме черноты.

– Я потеряла тебя, - добавила я. – И даже не знаю, хочу ли тебя вернуть, потому что в этом случае мне придется признать, что ты был моим, а поскольку это первый раз, когда я позволила себе даже подумать об этом, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух, сомневаюсь, что подобное случится в обозримом будущем.

Заключив покрытую синяками ладонь Кайдена в свою, я мечтала избавить его от этих страшных меток и исцелить.

– Я не знаю, какого черта мне нужно от тебя, Кайден. Я хочу перестать чувствовать то, что чувствую каждый раз, глядя на тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив и находился в безопасности, но сомневаюсь, что это возможно рядом со мной. В моем окружении люди… страдают.

Поднеся его вялую ладонь к лицу, я прижала ее к своей щеке; и пусть его пальцы были сухими и горячими, но ощущение его кожи, прижатой к моей, казалось таким родным. Я закрыла глаза и позволила себе насладиться этим моментом покоя, хотя и знала, что это неправильно. Знала, что это бессмысленно, что это приведет лишь к тому, что боль усилится. Я полностью отдавала себе отчет в том, что действую, как наркоман, получающий последнюю дозу и обещающий себе завязать – бездумное потакание своим желаниям, которое только раздувает пламя.