Свежий ветер

Когда Тали обнаружила тело своего отца, я была рядом; я заслонила ее собой во время повторного слушания перед коллегией адмиралов и высказала все, что думаю о них. Они использовали ее, играли с ней, и я не могла этого так оставить, по крайней мере не сейчас, перед лицом ожидающей нас опасности. Время для идиотских игр и демонстрации своей власти прошло. По возвращении на «Нормандию» Тали назвала меня капитаном, и только тогда я наконец поняла, что это значит, что я значу для нее.

Касуми научила меня нескольким новым трюкам. И пусть мне никогда не достичь столь высокого уровня в технических умениях, но я была достаточно быстра, чтобы повторить ее смертоносный танец на поле боя. Я знала, что ей пришлось пройти через ад, однако она сохраняла игривый настрой как в битве, так и в жизни, что помогало ей стравляться с ударами судьбы.

Когда же мне никак не удавалось выкинуть из головы какую-то проблему, я отправлялась на наблюдательный мостик к Самаре, которая помогала мне освоить искусство медитации – довольно сложное дело для кого-то, кто с трудом усиживал на одном месте дольше пяти минут. И все же постепенно я стала медитировать после каждой миссии, очищая разум и отстраняясь от эмоций, что позволяло мне взглянуть на вещи объективно, вместо того, чтобы поддаваться питаемым адреналином чувствам. Самара сказала, что это поможет мне сохранять трезвость мышления, даже несмотря на попытки манипулировать мною, и, судя по взгляду, которым она меня одарила, юстицар прекрасно знала о моей войне на два фронта – с коллекционерами во время заданий и с влиянием Призрака на моем корабле и в моей голове.

Еще одним оперативником, работающим на меня, а не на «Цербер», оказался Тейн. Он мне определенно нравился. Мы оба убивали по велению других, оба понимали смерть и ее значение. Его слова о том, как тело может быть разъединено с душой и подвластно кому-то другому, являлись истиной. Я знала, каково это, но, привыкая к своему напичканному электроникой телу, начала считать себя счастливой, потому что мне дали второй шанс совершить что-то хорошее. Все, что было у него – его воспоминания, впрочем, то же самое можно сказать и про меня.

Я думала о том, что сказала Лиаре – о тех моментах счастья, которые всегда приходят неожиданно, и о том, что они стоят того, чтобы за них бороться. После разговоров с Тейном я чувствовала себя менее ненормальной, размышляя о тех временах, когда была абсолютно спокойна, когда чувствовала себя в безопасности, ни о чем не тревожилась, и не позволяла случившемуся после испортить эти воспоминания.

Мордин помог мне осознать, что людям, наделенным властью – таким, как мы – время от времени приходится принимать сложные и иногда чудовищные с моральной точки зрения решения, а также нести за них ответственность. Я уважала его, пусть и не всегда соглашалась с ним.

Во время нашего визита на Тучанку я повидала Рекса. В свое время мне довелось совершить немало крутых поступков, однако зрелище того, как самопровозглашенный король кроганов отпихнул в сторону своего советника и радостно проревел, что он рад меня видеть, было чертовски приятным. Сама атмосфера планеты казалась буквально пропитанной боевым духом этой древней расы и возбуждала во мне нечто примитивное и свирепое. Мне хотелось убить что-нибудь голыми руками, а потом издать триумфальный клич. Для обряда посвящения Гранта я взяла с собой Джек, и когда поверженный молотильщик рухнул перед нами на землю, мы рассмеялись, опьяненные собственной властью.

Грант присягнул мне на верность, заявив, что я являюсь его единственным боевым мастером, потому что мне нет равных. Прежние командиры всегда велели мне держать свое самомнение при себе, но я каждый раз отвечала, что до тех пор, пока кто-нибудь не докажет обратного, буду считать себя лучшей и действовать соответственно. До этого момента это никому так и не удалось, даже Андерсону, хотя он и сумел несколько раз застать меня врасплох. В конце концов, если ты и вправду превосходишь остальных, то это не заносчивость.

Порой мы с Джек устраивали в трюме корабля спарринг-матчи, и пусть она не могла действовать в полную силу из опасения разнести «Нормандию» в щепки, я все же выучила пару новых приемов, помогавших вырваться из стазисных полей и обезвредить биотика. Разумеется, Джек не рассказывала мне всего, что знала, на тот случай, если однажды все же решит убить меня, однако я взяла от нее все, что смогла. Иногда за моими попытками прорваться через созданный биотиком барьер наблюдал тихо посмеивающийся Грант, в то время как Джек осыпала меня оскорблениями, стараясь разозлить.

Когда мы взорвали лабораторию на Прагии, мне довелось увидеть до сих пор живущего в этой опасной преступнице напуганного ребенка, и я порадовалась тому, что вызволила ее из тюрьмы и взяла на борт. Когда страшные вещи происходят с тобой в детстве или пока ты слишком слаб и беспомощен, чтобы защититься, снова попадая в подобные обстоятельства, тебе уже очень сложно убедить себя в том, что все изменилось. Повстречав Финча, я потратила несколько минут, чтобы вспомнить, что он – никто из них – ничего не сможет мне сделать: теперь, если они попытаются мне угрожать, я просто убью их так же, как убила его. Я больше не была пугливым ребенком, вынужденным бороться за свою жизнь каждый день, или подростком, зарабатывающим право на свободу, позволяя другому использовать себя, как свое оружие. Теперь я Спектр, солдат, и мне нечего и некого бояться. Если я не смогу остановить или устранить угрозу, то никто не сможет.

Взрыв старой тюрьмы Джек послужил катарсисом более чем в одном смысле. Это стало не только открытым выражением нашего отношения ко всему, что олицетворял для меня «Цербер» (пусть Призрак и отрицал свою к этому причастность), но мы также показали, что стали взрослыми и сильными и обзавелись большими гребаными пушками. Столь многие пытались использовать нас, но теперь этому положен конец.

Я снова сказала Джек, что она вольна отправиться туда, куда ей хочется – и к черту оплату «Цербера», однако она пожала плечами и, ухмыльнувшись, ответила, что на самом деле ей не терпится отправиться на самоубийственное задание, которое она считает в некотором роде вызовом, и что останется по крайней мере до тех пор.

Этот разговор состоялся после того, как я прекратила их с Мирандой ссору. Едва только Джек вышла, я обратила внимание на недовольную Лоусон и поинтересовалась, действительно ли она лучший оперативник «Цербера» или же просто язвительный подросток, который не в состоянии совладать со своими антипатиями на полминуты, чтобы сказать Джек то, что та желала услышать. Джек наиболее ущербна из всех нас и совершенно незрела в проявлении эмоций; я могла ожидать подобной выходки от нее – я и сама вела себя точно так же первые несколько лет в Альянсе, чем немало усложняла жизнь остальным. Однако я никак не предполагала, что Миранда ответит ей в том же духе, а затем откажется признать свою неправоту. Подобное поведение вывело меня из себя, о чем я не преминула ей сообщить. В конце концов, она считала, что мне должно хватить двадцати четырех часов после двухлетней комы, чтобы прийти в себя, так что я была уверена, что она и сама способна взять себя в руки, когда речь идет о Джек.

Миранда извинилась и признала, что не в состоянии оправдать мои ожидания. Она была создана совершенной, однако, по ее словам, я все равно оставалась лучшим, что могло предложить человечество. Довольно странным казалось стоять в своих стертых сапогах с растрепанными волосами и выслушивать, как одна из самых красивых, талантливых и увлеченных женщин признается в том, что завидует мне. И все же благодаря ее словам моя симпатия к ней возросла. Я наконец-то почувствовала, что ее верность мне и нашей миссии начала затмевать ее веру в Призрака и «Цербер». Это хорошо, мне очень не хотелось бы ее убивать.