Свидание на Аламуте

Араб стиснул меч и захлопнул книгу, сунув ее под мышку. Он достал из кармана нечто похожее на рацию и резко крикнул в нее команду на арабском. Но сигара по-прежнему ползла вниз – она почти покинула экран, а из рации неожиданно донесся молодой, чистый и очень знакомый голос:

– Получай гостинец, ублюдок!

– Кто это?! – гаркнул Махаб, переходя на русский.

– Это простой парень Иван, падаль ты персидская! – издевательски ответила рация. – Твоя шахидка так и не смогла нажать на кнопку. Может, ты ей поможешь?!

Майя, до которой дошел смысл сказанного, вдруг тихо рассмеялась. Значит, те женщины и дети, которые повисли заложниками над пропастью, спасены, а обе станции канатной дороги, охраняемые его головорезами-поляками, уже в руках НАШИХ! Разве это возможно?!

Махаб затравленно оглянулся на Майю и оскалился. На этот раз лицо его было искажено гримасой бешенства – оно пылало.

– Где она? – зарычал Махаб. – Хорошо. Пусть они погибнут… все!

Он нажимал на этом пульте какие-то кнопки. Он торопился. И не зря. Дверь пирамидальной конструкции Центра, которую как раз показывала вращающаяся камера, кем-то была открыта. Туда только что вошли.

Вдруг грохот тряхнул шахту, как шейкер с коктейлем. Моментально погасли тусклые лампочки, опрокинулись, шипя, фитили; бараний жир потек по стали. Наступила темнота, в которой со скрежетом рухнул туда, в зев шахты, пустой красный саркофаг. Прогрохотали какие-то металлические конструкции. Меч, выроненный арабом, поплясал, побалансировал святящимся лезвием и тоже, звякнув, улетел вниз, за искореженные ударом волны перила в дальней стороне площадки.

Все стихло. Сверху лилась вода. Сбитый с ног ударом Махаб поднимался, поскальзываясь в растекшемся жире, с трудом встала и Олеся.

Из восьми светильников уцелело два, из мониторов – один, остальные блестели осколками на решетчатом полу крайней площадки. Этот, уцелевший, показывал то, что осталось от пирамиды зала управления реактором, – разорванная, точно консервная банка, черная конструкция, исходившая клубами дыма, мелькающая языками огня.

Майя догадалась: необъяснимым образом шахидка из станции канатной дороги отправилась прямо в Центр, где стояли ее «подруги», а к стеллажам были прикованы уцелевшие сотрудники… Неужели тех не удалось спасти?! Майе верилось, что удалось.

Араб искал глазами свое оружие. Не нашел. Тогда он черным сгустком ненависти метнулся к Майе и Кириаки, пальцами схватил липкий от крови подбородок раненой и прорычал в это лишенное глаз лицо:

– Ну, ничего… Алиса отгрызет СВОИМИ зубами твои ножки, понятно?!

Он отскочил и снова взялся за книгу – она лежала в дымящемся сале. Затем он резко крикнул что-то своей подручной, и они заняли позиции по двум краям круга. Теперь они и сидящая фигура – ее прямой угол не поколебал даже взрыв! – образовали треугольник. Между ними – провал, изогнутая, но еще целая металлическая перекладина и остатки стальной клети в самом углу – шагов двадцать по биссектрисе треугольника, над черной зияющей пустотой.

И Алиса-Олеся, и он начали читать молитву – араб по книге, ассасинка, видимо, на память. И в темноте, клубящейся по углам этой мрачной шахты-колодца, над которой сомкнулись тяжелые плиты, внезапно возник столб света. Этот столб падал на квадрат площадки: голубовато-сиреневый, он колыхался, будто веревка, пульсировал. А над ним поплыло желто-белое пятно. Оно напоминало облако, меняющее свои очертания. Сначала Майя увидела огромную белую собаку. А потом – фигуру какого-то существа с головой петуха и с двумя змеями, выползавшими из бедер.

Она вспомнила. Об этом они говорили с Алексеем, рассматривая какую-то энциклопедию. Абраксас. Первопричина и первопредок. Облако мерцало, плавая над ними, и сиренево-голубой свет уплотнился. Он неожиданно явил собой призрачного старца в высоком тюрбане и одеждах, скрывающих фигуру. Лицо старца было неразличимо. Он парил над площадкой.

И в зеве этой шахты зажегся крохотный красный огонек. Как чей-то воспаленный глаз.

Под музыку этой молитвы, под шум текущей ручьями воды – она текла и на Майю, но завороженная девушка не чувствовала этого – обнаженная фигура встала на ноги. Она была как робот; кости и мышцы двигались под ее синеватой кожицей. Она пошла. Ее босые ступни, невероятно худые, с фалангами пальцев, будто выточенными из металла, перекатывались сначала по стали, а потом… потом по пустоте! Краснея обожженными точками на жуткой татуировке черепа, это существо, этот гомункул шел над бездной, вытянув руки, к переливающемуся образу Старца.

Старца Хасана Гуссейна ас-Саббаха, чье бренное тело было предано каменистой почве Аламута еще в тысяча сто девяносто втором году.

Махаб стоял ближе всех, с краю. Его необъятная спина в костюме блестела, испачканная бараньим салом, кровью и ржавчиной. Он уже достал из одежды нечто, похожее на рубиновый банан, на темно-красное изделие из секс-шопа, что-то искривленное и длинное… Держал перед собой – этот предмет, наверняка чудовижно важный, завершающий процедуру, был виден! Да. Это то, что войдет в выбритое лоно. То, что осталось от Старца, от его чудовищной силы Зла и ненависти.

И Майя неожиданно для себя бросилась вперед. Головой в эту проклятую спину!

Точнее, ей так показалось. Гигантским усилием мысли, со всей мощью в одночасье выходящего напряжения, она выстрелила энергией в спину ненавистного араба. Будто белое сияние ударило его в плечи и моментально опрокинуло вниз – в шахту.

Свет, излучаемый образом Старца, моментально померк, посерел, а идущая по пустоте девушка закачалась… и рухнула вниз.

Но на пути ее оказался тот самый, искривленный ударом стальной брус; она повисла на нем. Через несколько секунд, перебирая тонкими руками и ногами, она взобралась на него, будто диковинная личинка водного насекомого – на соломинку, белея матовым суставчатым телом. Девушка подползла к перекладине, уходящей вверх, и прижалась к ней.

Майя расширила глаза от ужаса. Оскалив острые зубки, от края шахты к ней шла Олеся. Ее юбки порвались, растрепались, и испачканные маленькие ноги наступали сейчас на лохмотья – ткань трещала.

Майя попробовала отползти и прикрыть собой француженку. Но Олеся не дала ей такого шанса. Она прыгнула, в этом полете перевернулась кульбитом и рывком сорвала с себя юбки. Мелькнули обнаженные узкие бедра, которые опоясывал только золотой браслетик… Нет, она не ударила. Она приземлилась в двух шагах от Майи и наклонилась, разинув рот в беззвучном крике. Растрепанные мокрые волосы ее шевелились, как змеи.

Майя ощутила, как какая-то сила накатила на нее и, не дав вздохнуть, бросила на сталь. Животом. Она попыталась встать – ей не удалось. Более того, невидимая сила начала выгибать ее, выворачивать суставы рук и ног. От дикой боли Майя не выдержала и закричала, а Олеся стояла рядом и только водила руками, только посылала ей смертоносные импульсы.

Майю ломало. Она не видела, но на вывернутых чудовищной дыбой ступнях, на пятках и на запястья лопнула кожа. Майя задыхалась. Вот боль чуть ослабла, но другая, будто раскаленный прут, пробила ее позвоночник.