Свидания вслепую

— Чёртова темнота, — чувствуя неловкость, прокомментировала Гермиона, радуясь, что никто не может видеть, как румянец предательски залил ей щёки.

А потом она почувствовала, как Крис подошёл ближе и взял её ладонь в свою — от этого прикосновения Гермиона слегка вздрогнула. В молчании они прошли до танцпола семнадцать шагов, и за это время она сделала всего два выдоха и три вдоха, последний из которых задержала, ощутив, как Крис, плавно проведя по её руке вверх, мягко притянул её к себе за талию. Жар его тела вмиг передался ей, хотя не исключено, что всё было с точностью наоборот. Гермиону такая близость с кем-то, кроме Рона, пугала, но вместе с тем приятно волновала, а ощущения от соприкосновения тел без права увидеть друг друга невольно заставляли её дышать чаще. Это же было немыслимо — довериться человеку, которого она знала всего три дня, это же было странно — осознавать, что этот человек понимает её куда лучше, чем большинство друзей. Но первое место по части странного и необъяснимого всё же взял тот ошеломляющий факт, что Гермионе начал нравиться Крис, ведь, несмотря на очевидные различия, у них так много общего, а благодаря их разговорам она забывала обо всём. Им нравились одни и те же книги, у них были схожие взгляды на жизнь и интересы во многом совпадали. Иногда Крис начинал предложение, а Гермиона его заканчивала, и тогда ей казалось, что они уже очень давно знают друг друга, возможно, всю жизнь.

— Вот видишь, я угадала — ты высокий, — стараясь скрыть волнение и отвлечься от сумбурных мыслей, произнесла Гермиона дрожащим голосом. Она отметила: Крис, определённо, выше неё как минимум на полголовы. — Но мне по-прежнему интересно, как ты выглядишь.

— О, я невероятный красавец, Мэри. Боюсь, увидь ты меня на свету, ослепла бы от такой красоты, — с лёгким сарказмом отозвался он, покачиваясь в такт музыке и увлекая Гермиону за собой, в то время как она занесла умение танцевать в мысленный список его неоспоримых плюсов.

— Мне неважно, красивый ты или нет. Я просто хочу понять, какой ты, — откликнулась она, а затем, озарённая внезапной идеей, остановилась.

— В чём дело? — с лёгким недоумением поинтересовался Крис, когда Гермиона отстранилась от него.

— Позволь мне прикоснуться к тебе, — следуя необъяснимому порыву, заговорила она.

Гермиона ожидала, что сейчас он съязвит, скажет что-нибудь обидное, а может, и вовсе рассмеётся в ответ на её странную просьбу, но он молчал.

Музыка разлилась вокруг них томными нотами.

— Если я прикоснусь к тебе, то смогу понять, — не услышав ответа, уже увереннее сказала Гермиона, а потом, приняв молчание за согласие, сделала небольшой шаг вперёд, слегка соприкоснувшись с телом Криса. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но она, отметая страх, не спеша потянулась в темноту и наткнулась на его шею. Естественно, ни о какой бороде и речи не шло — его подбородок оказался гладко выбритым. Сглотнув, Гермиона дрожащими руками практически невесомо провела вверх, очертив контур лица с выступающими скулами, и дотронулась до мягких тонких волос. Чуть осмелев, она легко пропустила их сквозь пальцы и двинулась по направлению к шее, что дало представление о его причёске. Крис слегка вздрогнул от прикосновений, и она уже хотела пугливо убрать ладони, как он тихо произнёс:

— Всё в порядке.

И тогда, глубоко вздохнув, Гермиона всё же опустила одну руку, а второй вернулась к линии лба, после чего пальцем аккуратно провела по идеально прямому носу Криса, замерев возле рта. Это вырвало её из странного наваждения, и в миг, когда она почти отняла пальцы, Крис вдруг перехватил её ладонь и еле заметно прикоснулся губами к запястью.

Гермиона громко вздохнула, ведь мимолетная ласка, едва ощутимая в кромешной тьме, отозвалась в теле одурманивающим трепетом. А в следующую секунду он мягко притянул её за талию и нежно поцеловал в шею, опалив кожу горячим дыханием.

Этого хватило, чтобы оживить в Гермионе такие эмоции, которые она уже и забыла, что может испытывать.

Это приводило в ужас!

Ей не положено чувствовать это к тому, кого она едва знает. Это неправильно, глупо, опрометчиво… И снова неправильно.

Не сказав ни слова, Гермиона отстранилась от Криса и сделала несколько шагов назад, пытаясь успокоиться. Кровь прилила к лицу, а кожа покрылась мурашками.

— Мне нужно идти, — дрожащим голосом тихо сказала Гермиона и чуть ли не бегом направилась к выходу.

Сердце стучало как сумасшедшее.

Она страшилась чувств, эмоций, ощущений, которые рождались рядом с Крисом. А ещё ей было стыдно, что эти лёгкие поцелуи вызвали в ней намного больше вожделения, чем все ласки Рона, которыми он одаривал её во время прелюдий.

И смущённо осознав, что невесомые прикосновения вызвали желание близости с мужчиной, которого даже никогда не видела, Гермиона испугалась.

Она боялась перемен.

*

За три дня до Нового года

Драко не боялся перемен. Его странное знакомство с Мэри словно дало ему новый смысл существования после того, как он потерял прежний, так что перемены были лишь к лучшему. Он с легкостью велел домовым эльфам ответить отказом на все приглашения на предновогодние светские мероприятия, хотя раньше с удовольствием ухватился бы за возможность лишний раз проявить себя и укрепить свою, как он думал, «положительную репутацию». Раньше бы он, получив эти письма, рассыпался в благодарностях и лично ответил на каждое из них, но сейчас ему было всё равно. Все его прежние идеалы рухнули, когда Драко понял: он бессилен перед мнением толпы, и ему как-то придётся смириться и жить с тем, что для всех он по-прежнему хоть и оправданный, но всё ещё Пожиратель Смерти.

Для всех, кроме Мэри, которая воспринимала его таким, какой он есть. Она не знала, кто он, как выглядит, и, возможно, только поэтому была добра к нему. Общение с ней давало Драко возможность стать обычным парнем, а темнота, плотно окружавшая их, помогала ещё и ощущать себя настоящим: он не пытался произвести впечатление, выглядеть лучше, чем был на самом деле. Он просто оставался собой, со своими недостатками и дурным характером, со своими интересами и не всем понятными увлечениями. И как же это чертовски приятно: знать, что он общается с той, кто его понимает. И, когда они жарко спорили или же с упоением что-то обсуждали, ему хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось.

А вчера, в какой-то момент, внезапно пришла мысль, что он желал бы дотронуться до Мэри. Драко не задумывался, как она выглядит в реальной жизни, но как-то априори был уверен, что она красива. Просто знал, что человек с такой чистой душой не может быть уродлив, хотя раньше такая мысль никогда бы не пришла ему в голову, ведь он был уверен, что внутренне сам давно прогнил насквозь, в то время как свою внешность едва ли мог назвать заурядной. Когда-то он даже всерьёз считал себя красавцем, искренне изумляясь, почему девушки роем не вьются вокруг, а выбирают кого-то вроде Уизли. Сейчас прежние размышления казались бредом, и Драко был уверен, что за эти несколько дней после Рождества переосмыслил многие вещи, чего не делал несколько лет. Вероятно, он менялся? Или же менялись его чувства к Мэри?

«Просто она верит, что ты лучше, чем есть на самом деле, и тебе хочется соответствовать её ожиданиям».

Этот простой ответ на его мысленный вопрос одновременно обескуражил и странно воодушевил Драко, и он, следуя внезапному порыву, пригласил Мэри на танец. И когда она согласилась, когда их тела соприкоснулись, он понял, что ещё никогда танец ему не доставлял такого удовольствия. Было что-то чарующее в этом моменте: они вдвоём, в темноте, без права видеть друг друга, но с правом чувствовать, и Драко был бы последним кретином, если бы упустил шанс хотя бы тактильно понять, какая Мэри.