Свидетель

Он молчал, опешивший. Наконец, выдавил:

– Прости. Я не знал, жива ли ты. Приехал наудачу, потому что ты в Фейсбуке писала про Ришикеш. Тебе по-прежнему угрожает опасность. И если нашел я, могут найти и другие...

– Да пожалуйста! Жду с распростертыми объятиями - эта дурочка поехала в Гоа, в столицу! С любовником встречаться! Не терпелось ей! Наверняка обратно приедет с эскортом, - гремела я.

– Варя, успокойся, пожалуйста, - мягко, но немного растерянно попросил Валера.
– Только дай согласие, и я увезу тебя. Защищу...

Я расхохоталась.

– А от тебя кто меня защитит?!

– Варя, прошу тебя. То не повторится больше никогда, я осознал...

Я закрыла ладонями уши, замотала головой, чувствуя, что схожу с ума от того, что меня обманывают, а я опять готова поверить в это. Он замолчал. Опустив руки, я хлестко произнесла:

– Знаешь, Валерий, моя главная проблема в том, что я не могу сказать «Нет». Всегда боюсь обидеть, навредить кому-то. Хватит, пора научиться! Мой мир - вот здесь, - я выбросила руку в сторону медитационного зала.
– Твой - в другой стороне, где-нибудь на Мальдивах с кучей ночных клубов. Нам друг друга никогда не понять. Иди, считай деньги, пей виски, трахай всё, что движется! Но без меня! Уходи, слышишь?! Я не хочу, чтобы всё повторялось! Не хочу знать, что ты рядом! Бояться! Быть многократно униженной! Если меня убьют, ладно. По крайней мере, в новой жизни я буду видеть.

Я перевела дух, а Валерий шумно, открытым ртом хлебнул воздуха так, словно долго был под водой.

– Варя, не надо.

– Уходи! Не мучай меня!
– закричала я и истерически разрыдалась.
– Уходи!

– Прости меня, - хрипло сказал он. И шаги начали удаляться.

Ко мне кто-то подбежал. Обнял по-матерински, окутав запахом специй и индийских сладостей.

– Он обидел мой Варья?!
– спросила кухарка Падмини на ломаном английском.
– Я дать ему палка. Бежать после.

Я замотала головой, а потом уткнулась носом в ее теплую большую грудь и плакала-плакала-плакала до изнеможения. Захотелось, чтобы Шиманский скорей нашел меня. И все кончилось.

* * *

Словно избитый камнями, Черкасов вылетел за ворота. Всё! Конец надежд, заставляющих его двигаться и жить. Какой теперь смысл? Острый шип вонзился в сердце, голова закружилась. Он привалился спиной о столб забора с противоположной стороны. Ледяные пальцы рванули рубашку, сдавили грудь, чтобы ее не разорвало. Валерий согнулся, как старик. Центра ладони коснулся рубин на цепочке. Боль не отпускала. Черкасов пытался дышать и не мог. В глазах потемнело, и он медленно осел на землю.

– Вам плохо?
– спустя какое-то время послышалось рядом не понятно на каком языке.

– Да, - прохрипел он.

– Вам надо к мастеру, Праджни-джи. Он всё лечит. Сейчас. Сейчас...

Валерия подхватили под руки и повели куда-то.

Перед глазами мелькали коридоры, свет, люди, худой индус с длинными волосами и бородой. Редкие вздохи пронзали болью. Наступило облегчение... и всё исчезло в тяжелом сне, пропитанном запахом сердечных капель.

* * *

Черкасов проснулся в маленькой комнате с побеленными стенами и плетеной индийской мебелью. Во рту было сухо и противно. Двигаясь медленно, словно октябрьская муха, он поднялся с кровати. Сердце больше не болело, но в груди было пусто, словно испорченный насос, качающий по телу кровь, изъяли и забыли заменить новым...

Взгляд уткнулся в красочного, расшитого золотыми нитками Ганешу1 в самодельной рамке из бамбука. Постепенно из тупого хаоса мысли выкристаллизовались во что-то более ясное. По частям вспомнился разговор с Варей. Пожалуй, она права была в одном: их параллельные миры пересеклись по какой-то случайной оказии, пространственному парадоксу. Ошибка космоса, которая дорого обошлась обоим.

В воспоминаниях, которые Валерий носил с собой по Лондону, Варя была другой. Настоящая оказалась смуглее, материальнее и несчастнее.

Дверь приоткрылась, в комнату вплыла дородная немолодая индианка в ярко розовом сари. На деревянном подносике она принесла чашку с чаем и сахарницу. Выставила на тумбочку перед гостем и что-то сказала на хинди.

– Спасибо, - пробормотал он, следя за ее коричневыми, почти как у африканцев пальцами, более светлыми с внутренней стороны. В последний момент догадался сложить ладони в неловком индийском намасте.

Индианка улыбнулась и снизошла до ломаного английского:

– Пражни-джи тебя лечить. Он сказать, ты отдыхать, потом идти. Ты многие отдыхать.

Черкасов растерянно улыбнулся, склонил голову и снова поблагодарил. Индианка и не собиралась уходить. Она рассматривала посетителя круглыми карими глазами, и вся была очень круглая, очень похожая на рисованного слона с человеческим телом с картинки. Казалось, женщина заполняла собой и своей широкой улыбкой всю комнату.

– Праджни-джи - врач?
– спросил Черкасов.
– Сколько я должен заплатить?

– Праджни-джи быть гуру. Сейчас он помогать денег нет. Тебе.

– Бесплатно?

– Да.

– Что делает ваш гуру?

– Людей любить. Все знать. Чудо. Многие чудо, - заулыбалась таинственно индианка, показала на потолок и развела руками. Потом показала пальцем на Черкасова.
– Сердце плохо. Атака. Ты отдыхать.

И выплыла так же неспешно, как и зашла. В помещении сразу стало пусто.

Со вздохом Валерий придвинул чашку с чаем и, размешивая четвертую ложку сахара, смотрел, как тают кристаллики в темно-коричневой ароматной жидкости. Он вновь погрузился в размышления о Варе.

Как бы ни было больно от ее слов, но Черкасов вдруг понял: это был крик отчаяния. Она растеряна, испугана и, видимо, совсем недавно перестала видеть хоть что-то. Валерий опять испытал стыд за то, что сам видит. Встрепенулась гордость, но Черкасов поморщился и запил ее чаем, настоящим, индийским, терпким. Не место ей тут. Вообще надо было понять, где он, собственно, находился. Валерий подошел к окну - горы, окутанные зеленью, дышали спокойствием. Но у него в душе покоя не было. Варя требовала, чтобы он уехал, но Черкасов не мог. И не потому, что на самом деле, особенно ехать было некуда. Вина за слепоту цепляла его к Варе, как крючок, и дергала, мучительно вырывая жабры. Хотелось освободиться от этой боли. Хотелось избавиться от постоянного гнета собственных ошибок, от прессинга извне и снаружи. Хотелось дышать полной грудью.

В памяти всплыли слова профессора-офтальмолога о Саше Морозовой и об ашраме, затем слова индианки и помогающих ему людей, что говорили с уверенностью: Праджни-джи вылечит всё. Может быть, он не случайно оказался здесь? Вдруг есть шанс все исправить? Нельзя его упустить. И, кстати, об упущениях...

Черкасов набрал Сергея.

– Это я. Да не ори, не пропал я, просто уехал. В Британии мне уже ничего не светило. За малым активисты на крыльце не повесили. Купи одноразовый телефон и перезвони мне. Или со стационарного. У тебя десять минут.