Свидетельство

— Что-то больно скупо вы тут пишете, товарищ Саларди! А?.. Разве в движении Сопротивления вы не участвовали?

Ласло почувствовал, что краснеет.

— Не сделал я ничего такого…

— К сожалению, все Сопротивление мало что сделало. Увы, это так. Но все же что-то делал?

Что он может на это ответить? Рассказать, как проткнул несколько немецких автобаллонов? А у товарищей за плечами по нескольку лет тюрем, опыт вооруженной борьбы…

— Листовки писал, — выдавил он из себя.

— «Участие в партийной работе: два года». До этого вы не выполняли никаких поручений?

— Так ведь…

О чем говорить? Ласло почувствовал, что язык не слушается его. Какими заслугами мог он похвастать перед своей страной, лежащей в развалинах? Да и есть ли у него эти заслуги? То, за что еще неделю назад полагался расстрел на месте, казалось ему теперь тщеславным позерством, бессмысленным красивым жестом. Рассказать о демонстрации «Марковского фронта», о бесконечных дискуссиях, о нескольких лекциях, прочитанных им после возвращения из гитлеровской Германии? Так ведь это же было бы попыткой приукрасить свою бездеятельность почти ложью!

И Ласло выпалил почти с раздражением:

— Я же сказал: ничего я не сделал! Был антифашистом, это верно. Но… ничего я такого не сделал, ничего такого, что дало бы хоть какие-то результаты…

— Товарища Андришко ты у себя прятал? — подсказал Хаснош окончательно смешавшемуся Ласло.

Тот утвердительно кивнул головой.

— Да ведь это что ж…

— Миклоша Сигети знаешь?

— Что с ним? — сразу повеселел Ласло.

— Ничего. Привет вам передает. Желает успехов в работе. Решил остаться в армии.

— Миклош?

— Майора получил.

— Вот это да! Из сержантов в майоры! А говорил, что ненавидит даже цвет военной формы…

— Ну так что ж, товарищи? — складывая бумаги в стопку, промолвил Хаснош. — Мы все здесь — коммунисты, скрывать нам друг от друга нечего. Слабоватый у нас получается районный комитет. Секретарем районной организации будет товарищ Сечи. Мартона Андришко, как самого опытного и закаленного, предлагаю направить на работу в полицию. Добейтесь в Национальном комитете, чтобы он был назначен начальником полиции. Это уж твоя забота будет, товарищ Саларди.

— Моя?

— Предлагаю товарища Саларди в качестве руководителя фракции коммунистов в Национальном комитете. Но не стремись стать председателем, — повернулся Хаснош к Ласло. А тот даже рот от удивления забыл закрыть: «Мне председателем?!» — Они и без того попытаются все на твою шею спихнуть…

— Как можно скорее возобновите нормальную работу в районном управлении и в остальных административных органах. Вот тебе указ о проверке населения. Прочти его. Железной метлой нужно вымести отовсюду всех фашистов. Понял?

— Да, — неуверенно кивнул Ласло. В голове у него сразу закружился рой вопросов, но Хаснош говорил уже с Поллаком.

— Ты два года работал во Всевенгерском молодежном комитете. Но с сорок первого года, после того как тебя призвали в рабочий батальон…

— Меня репрессировали, — перебил его Поллак.

— Будем точными: не репрессировали, а призвали, и даже не в штрафную, а в обычную рабочую роту.

— А это разве не репрессия?

— Не совсем, — нетерпеливо дернув щекой, возразил Хаснош. — Ведь тогда мы и сына оптовика с улицы Шаш должны считать репрессированным, верно? Одним словом, после призыва в армию вы оторвались от подпольного движения. Так?

Лайош Поллак поднял вверх брови и сделал удивленное лицо.

— Мне кажется, товарищ Хаснош, ты не очень хорошо помнишь мою биографию. Между прочим, я там очень ясно все изложил.

— Верно, — сказал Хаснош, — но это были все одиночные, неорганизованные действия.

Ему было как-то не по себе сознавать, что он, может быть, чем-то обидел юношу.

— Главное, в чем твоя сила, я так понимаю, — это в начитанности. В теоретических вопросах ты, я думаю, здесь самый крепкий. Значит, тебе и быть руководителем сектора агитации и пропаганды.

В комнате царила напряженная тишина. Снаружи, из «большого зала», долетало приглушенное гудение ожидающих. А здесь все в молчании слушали представителя Центрального Комитета, распределявшего обязанности.

Стричко назначили в полицию заместителем к Андришко, Жуже Вадас поручили руководить районной организацией Демократического союза молодежи, Пали Хорвату, молодому печатнику, — организовать партийные ячейки на предприятиях района. Такая же задача выпала и Шандору Коцке. Эндре Капи стал во главе отдела экономики.

— Ну, товарищи, — оглядел всех присутствующих Хаснош. — У меня пока все. Товарищ Галик, ты хочешь что-нибудь сказать?

— Нет. Все правильно.

— Товарищи, все согласны с таким распределением обязанностей?

Неуверенно закивали. Про себя подумали: поработаем, дело само покажет…

Было уже за полдень. Большинство еще ничего не ели со вчерашнего дня.

— Не стремитесь сами изобретать «линию партии», — предупредил Хаснош. — Не удастся все равно это вам. Довольствуйтесь тем, что вам доверено делать, и делайте честно. Научитесь переводить на язык района то, что вам говорит политика ЦК партии. Поняли?.. А теперь я ознакомлю вас с Обращением ЦК.

Он достал газету и начал читать.

В Обращении говорилось о самых обыкновенных вещах, о том, что каждый мог видеть, слышать и наблюдать ежедневно. Ласло слушал с обостренным вниманием суровые слова о железных законах войны. О тех самых явлениях, что не давали покоя и Ласло. Да, именно так он думал и сам, так же объяснял себе — разве только не нашел вот этого четкого и точного выражения: «Железные законы войны». Руководство партии призывало не ждать, пока в рот упадут жареные голуби… Вот именно!.. Ласло радовался логическим словам Обращения, это была радость узнавания, радость встречи со старыми знакомыми, радость понимания. В словах документа он узнавал свои собственные мысли и свои заботы. И с изумлением пришел к выводу, что и сам мог бы сказать так же и то же. Во всяком случае, он мог бы на память повторить все это, прослушав один-единственный раз. «Земельная реформа»! Верно! И как можно скорее! Нужно поскорее сеять, чтобы уже в июне собрать урожай. Но кто будет сеять и на чьей земле?

Он, как и большинство его современников-интеллигентов, воспитался на книгах писателей — «исследователей деревни». И знал, что значит для села затронутый в Обращении вопрос о земельной реформе. И реформа не мнимая, а настоящая. Землю крестьянам! Без всякого выкупа!..

«Борьба с фашизмом и реакцией». Верно! Район гудит от панических слухов. Достаточно советским солдатам взорвать несработавшую мину или снаряд, как по улице уже ползет шепоток: немцы возвращаются. До сих пор в городе еще скрывается множество эсэсовцев и нилашистов. Масса случаев грабежа, воровства. Но есть вещи и похуже. Рассказывают, что в Крепости советские солдаты изловили немецкого шпиона с радиопередатчиком. Казалось невероятным, — хотя прошла всего лишь неделя после окончания осады, — что где-то совсем рядом, в двух-трех десятках километров отсюда, и по всей Европе еще громыхают битвы. А ведь те, кто 15 октября прошлого года с ликованием встретил захват власти фашистами, все еще здесь, рядом, вокруг… Завтра же нужно созвать Национальный комитет! И как можно быстрее создать полицию! Организовать комиссии по проверке.