Свинец в пламени

Рассуждение Лю Юн-дэ было на редкость логично. Делалось понятно почему Омура не говорит по-японски. В чём-то оно совпадало и с предположением Итинари, что Омура принадлежит ко второму или третьему поколению переселенцев и является иностранным подданным. Вполне возможно. А если Лю, будучи сторонником гоминдановского правительства, и подпустил в свои рассуждения некоторую прояпонскую политическую окраску, это тоже нетрудно понять.

— Мне всё ясно. Учтём ваше мнение и постараемся разобраться.

Куросима поклонился и встал, собираясь уходить. Но в это время, шлёпая сандалиями, в ресторан ворвалась Намиэ. Куросиме показалось, что за её спиной мелькнула мужская фигура — по-видимому, её гостя. Но он вдруг куда-то исчез — снова наверх, что ли, вернулся?..

— О, это вы, господин сержант?! — воскликнула она. — Я была занята и не знала, что вы здесь. Очень, очень рада вас видеть. — Казалось, радость так переполняет её, что ещё немного — и она бросится обнимать Куросиму. — Надеюсь, вы посидите у нас?

— Нет, я уже обо всём переговорил с вашим мужем, так что разрешите… Тут подошла официантка и поставила на стол пиво.

— Да нет уж, пожалуйста, посидите ещё немного. Вот и жена просит. Супруги Лю схватили его за руки, пытаясь усадить за столик, на который пролилась пивная пена. С трудом от них отделавшись, Куросима, словно, спасаясь бегством, быстро направился к двери. Намиэ Лю выскочила следом на улицу и сунула ему в руку бумажный комок. Куросима вздрогнул.

— Что это? Что такое!

Крепко схватив её за руку, он пытался сунуть комок ей обратно, но она сопротивлялась:

— Не сердитесь, пожалуйста, это вам на такси!

— Что за глупости! Ведь я приезжал по служебному делу!

Возмущённый Куросима оттолкнул уцепившуюся за него Намиэ, и комок, завёрнутый в белую бумажную салфетку, упал на тротуар. Салфетка развернулась, и из неё высыпалось несколько крупных купюр. Ничего себе «на такси»! Наверно, целых десять тысяч иен!

Куросима трясся от гнева. Эта Лю хочет не только Омуру купить, она решила купить и его!..

2

Выслушав доклад Куросимы, начальник отделения Итинари сказал:

— Что же, версия вполне правдоподобная. Весьма вероятно, что он действительно тайванец, находившийся на отходных заработках в каком-нибудь глухом районе Таиланда… Но если он тайванец, то ведь надежды на его отсылку на родину почти нет!

— Конечно, — согласился Куросима. — А с другой стороны, и сама версия нуждается в серьёзной проверке. Тайванец Чэнь Дун-и, живущий с ним в одной камере, почему-то не почувствовал в нём земляка!

Именно это обстоятельство настораживало Куросиму и заставляло осмотрительно отнестись к версии Лю Юн-дэ. В китайской речи Фукуо Омуры чувствовался акцент китайцев, живущих в странах Юго-Восточной Азии. Однако это не был диалект тайванцев, близкий к фуцэяньскому и кантонскому диалектам. Китайский язык Омуры скорее был близок к пекинскому диалекту, ставшему литературной нормой.

— Вот оно что? — в раздумье покачал головой Итинари. — Ну, а вообще-то супруги Лю никакого подозрения не вызывают?

— Да вроде бы нет, — уклончиво ответил Куросима. О попытке дать ему взятку он решил пока не говорить.

Строго говоря, в поведении Лю Юн-дэ и Намиэ и в самом деле ничего подозрительного не было. Он, вероятно, просто не привык к поведению живущих за границей китайцев, которые считают, что все дела улаживаются с помощью денег, вот поступок Намиэ и вызвал у него такой гнев и возмущение. Мотивы, которыми руководствуются Лю, можно считать весьма гуманными, и выходит, что начальник отделения с самого начала проявил проницательность и предложение Лю самое подходящее.

— Раз подозрительного ничего нет, — сказал Интинари, — то, если те двое отпадут, можно будет серьёзно подумать об его освобождении под залог.

— Теми двумя я займусь сегодня же, — улыбнулся Куросима.

Ему доставляло большое удовольствие поддразнивать начальника отделения, спешившего развязаться с этим делом. Он ничего не рассказал ни о попытке Намиэ Лю подкупить его, ни о возможности проведения антропологической экспертизы, о которой узнал из рецензии на книгу профессора Сомия, приберегая козыри на будущее.

Связавшись по телефону с городской полицией Иокогамы, Куросима попросил подробно выяснить прошлое супругов Лю, а потом вышел из лагеря и отравился в Токио.

Хотя до Токио было рукой подать, он уже давно там не был. Выйдя со станции в Токио, он медленно пошёл по Маруноути [8] . Вдоль улиц, застроенных многоэтажными зданиями крупных фирм, банков, отелей, двигался нескончаемый поток машин. Внимание его привлекла, видимо, совсем недавно оборудованная гигантская автомобильная стоянка. У одного здания от парадного но всему тротуару тянулась огромная очередь, состоявшая почти сплошь из хорошеньких девушек. Узнав, что они стоят за билетами на концерт известного французского певца, Куросима изумился и почувствовал себя жалким, ничтожным. Весь свет сошёлся для него клином на выяснении личности человека без подданства.

8

Маруноути — деловой квартал Токио.

Задерживаясь у перекрёстков, он шёл целых двадцать минут, пока не добрался до грязной, мутной реки. Это была набережная Камакурагаси. На противоположном берегу квартал имел совсем другой вид.

Куросима почувствовал, что в нём пробуждается нюх охотничьей собаки.

Перейдя трамвайную линию, он приблизился к группе обшарпанных домов. На углу было многоэтажное здание Ханаи, в котором помещалась исследовательская лаборатория по изучению текущих событий на Дальнем Востоке. Окна этого пятиэтажного дома, напоминавшего старое, одинокое трухлявое дерево, были похожи на птичьи гнёзда и выглядели мрачно и уныло.

В бюро пропусков на первом этаже сутулый старичок с подслеповатыми красными глазами высунул голову из окошечка, взглянул на Куросиму и сказал:

— У нас тут участились случаи ограбления зданий, поэтому тех, кто к нам приходит в первый раз, мы регистрируем. Вот распишитесь здесь, пожалуйста.

— Ого! У вас тут строже, чем у нас в лагере, — засмеялся Куросима, беря у старика толстую общую тетрадь. Это был журнал для регистрации посетителей.

Куросима уже собирался написать свою фамилию и вдруг от неожиданности широко раскрыл глаза.