Свиньи олимпийской породы.
Шрифт:
- Я!
- Как старшему по званию доверяю вам довести смену до командного пункта без происшествий и соревнований.
- Есть!
- Шагом марш!
Солдаты пошли, осторожно обходя ямы.
- Я тебя, жидяра, придушу. — Прошипел Носко.
- Ты, говноед, до дембеля не доживешь. — Пообещал Макс и сплюнул.
Ефрейтор сделал вид, что не услышал и повернулся к замыкающему Айбекову:
- А ты что здесь, чурбан, делаешь? Ты что на КП забыл? Вали в свою кочегарку!
Узбек хмыкнул, сделал лицо, будто оскорбления к нему не относятся, и побрел назад.
- Эх, гады, и подраться не дадут… — Начал Федотов, намекая на то, что Максим
9
ЗАС встретил Максима тихим гулом аппаратуры и пощелкиванием реле доносившихся из задней комнаты. Он кинул на коммутатор пилотку и позвал Дюбкова:
- Витька! Иди хавать, моя очередь на столе лежать!
В ответ Макс услышал жалобный стон. Войдя в аппаратную, он увидел возлежащего в неестественной позе сержанта. От него доносился слабый химический запах.
- Витек, что случилось? Тебе плохо?
Дюбков перевернулся, и мученическим взором уставился на сменщика.
- Ты же видишь — плохо. А обещали, что будет хорошо. Все! Больше не буду слушать этих знатоков… — Сержант снова отвернулся к стене. — Вечером у Кузи день рождения. — Пробормотал он. — Вот одеколоном всю эту холеру и сожгу…
Видимо компания готовящихся к увольнению из армии связистов употребили вовнутрь что–то химическое. То, что вечеринка состоялась утром, Макса не удивило. В подземном КП солнца не увидишь, и время — субъективно. Но эксперименты с опьяняющими химическими веществами могли плохо кончиться.
- Витька! Что же вы пили такое? Может врачам сдашься?
Дюбков поднял к Максиму позеленевшее лицо и отрицательно затряс головой.
- Знаю я этих врачей. Я лучше сам умру. А что пили?… Не знаю… — Он поморщился. — Мы пьем, все что горит. А трахаем, все что шевелится…
- М–да… — Яцкевич думал, нужно ли позвонить Ваньке–рыжему? Может, он настоит, и «дед» поедет в санчасть на промывание желудка?
- А если не шевелиться, то расшевелим и трахнем! Не дрейфь, бульбаш! Русскому человеку выпивка повредить не может. Ой! — Сержант схватился за живот. — Только цвет у нее был какой–то синий… Ой, худо мне. Не пойду я на обед. Сходи за меня еще раз.
- Ладно. — Максим вернулся в коммутаторную и сел на стул. — Никуда я не пойду. Посижу здесь, а в три дня — политзанятия. Дай книжку свою почитать. — попросил он и снял ремень.
- Бери. — Разрешил пострадавший от дегустации неизвестной жидкости. — Только неинтересная. Сильно умная… Ну да ты умные книжки любишь…
10
Возле выхода Максим столкнулся с Федотовым, которого тоже выгнали из комнаты радистов на политзанятия. Макс обрадовался компании друга. Уже полгода вместе, да еще год впереди…
С первого взгляда, никто бы не подумал, что между этими солдатами может возникнуть товарищеская привязанность. Очень уж они были разными. Один еврей, другой русский. Один городской, другой — деревенский. Кроме того, сильна была разница в образовании. Максим был студентом, а Сергей с трудом закончил сельское профессиональное училище. Однако они были друзьями. И не просто друзьями, а лучшими друзьями…
Сергей Федотов призвался в то же время, что и Макс. Свои первые восемнадцать лет он провел на среднерусских равнинах, занимаясь физическим трудом и не утруждаясь размышлением над абстрактными вещами. Он был голубоглаз, кучеряв и белокур. Серега выглядел
как классический русский мужик из летописей, былин и рассказов Бунина. Он еще не заматерел, но Яцкевич был уверен, что через пять лет его смело можно будет приглашать на съемки фильма о жизни крепостных или бурлаков. Как это часто бывает, сдружила их совместная работа. Работать Максим не любил, и всячески пытался отвертеться от этого унылого занятия. Но не всегда это удавалась.В тот раз Максу и Сергею пришлось очищать бобину кабеля от пластмассовой изоляции. Зачем командованию понадобилось триста метров толстого медного провода, никого не интересовало. Не факт, что и само начальство знало. О бессмысленной работе в советской армии ходили тысячи шуток.
Было холодно. Работать приходилось ночью при свете фар стучавшего двигателем грузовика «Урал». Иногда Максиму казалось, что он находится в центре какой–то сюрреалистической картины. Падавший снег был подсвечен мертвенно синим светом. Где–то лаяли собаки и, казалось, что кроме него и пыхтящего Сергея, на планете людей не существует. Временами они залезали в кабину отогреться. Водитель, щуплый и незаметный в повседневной армейской жизни «дед» из Башкирии курить не разрешал. Приходилось глотать вонючий дым на морозе, зажав сигарету между большим и указательным пальцем.
Трехпалые рукавицы после этого нестерпимо воняли, но время от времени курить было необходимо. Иначе невозможно было оправдать перед самим собой и партнером по ночной работе десятиминутные перерывы. Спальный зал, наполненный выделенным сотней усталых солдатских тел газом, полученным в результате переваривания комбинированной пшенно–гороховой каши и вечным запахом портянок мнился Максу островком отдохновения. А заправленная колючим серым одеялом кровать — всегалактическим центром блаженства и неги. От этого места их отделяло еще двести метров неочищенного кабеля.
Работали они по большей части молча. Через некоторое время Макс устал до изнеможения, но продолжал трудиться на «автопилоте». Резал пластик, часто промахиваясь, и даже не ругался по этому поводу. Он не хотел подводить деревенского парня, которому очевидно все было нипочем.
Сергей видел, что Максиму несладко, но тот пытается не уступать и из последних сил тащит задубевшую на морозе изоляцию. Федотов решил, что идти в разведку с этим жидом можно. Хоть и городской, но не подведет. Душу из себя вытянет, но не плюнет, не сдастся, не опустит руки. Видно же, что ему невмоготу, однако работает. Сергей и сам был таким. За друга, даже просто товарища был готов на все. Яцкевич понравился ему. Не по–городски серьезный мужик. Понятие имеет. Максим уже отчаялся, но к пяти утра бобина закончилась.
Потом были совместные наряды, пьянки, залеты и увольнения. Было невероятно, но образованный еврей и будущий комбайнер подружились. Они часто выручали друг друга, никогда не ссорились и были готовы поделится последним.
И Яцкевич, и Федотов прекрасно понимали, что у другого есть то, что недоступно ему самому, и, скорее всего, подобного товарища в нормальной жизни они не встретят. Оба гордились друг другом, оба ценили и дорожили дружбой с человеком из абсолютно другого мира.
- Покурим, Максим? Еще двадцать минут, не опоздаем. — предложил Федотов, когда они вышли из командного пункта. Макс взглянул на часы и молча кивнул. Курилка походила на беседку, которую помнил Максим из детсадовского прошлого. Но с небольшим дополнением. Посреди огражденного с трех сторон скамейками квадрата была вкопана бочка, до середины наполненная желтым песком.