Свобода договора и ее пределы. Том 1. Теоретические, исторические и политико-правовые основания принципа свободы договора и его ограничений
Шрифт:
Этот либерально-экономический и индивидуалистический «дух», пропитавший первую полноценно буржуазную гражданскую кодификацию XIX в., проявлялся в целом ряде других норм. Так, в силу ст. 1118 ФГК устанавливалось, что несоразмерность встречного удовлетворения может опорочить контракт только в случаях, которые указаны в Кодексе. Тем самым, как уже отмечалось, французский законодатель в качестве общего правила прямо исключил применение доктрины laesio enormis. Как описывает мотивы данного разрыва с этой средневековой доктриной Евгений Годэмэ, авторы Кодекса осознавали, что такое ограничение свободы договора в современных условиях невозможно. В силу затруднительности определения цен, зависящих от конкретных обстоятельств и предпочтений контрагентов, такая мера стесняла бы все торговые отношения, формировала бы стимулы для лиц, не желающих исполнять договор, недобросовестно оспаривать его по причине несоразмерности цены и тем самым порождала бы неиссякаемые судебные споры [345] .
345
Годэмэ
Другой пример: ФГК прямо запретил снижение неустойки судом (абз.1 ст. 1152), порывая тем самым со складывавшейся веками со времен византийского права практикой судебного контроля соразмерности неустойки и демонстративно проигнорировав мнение таких основоположников французского договорного права, как Дома и Потье. Как отмечается в литературе, это был еще один пример проникновения в договорное право идеалов laissez-faire [346] . Идея о том, что в силу принципа коррективной справедливости компенсационные меры не должны обогащать пострадавшего кредитора, оказалась подчиненной по отношению к принципу свободы договора [347] . Это правило буквального применения условия о неустойке в XIX в. находило поддержку во французских судах и доктрине [348] . Даже в конце XIX в. ведущий французский цивилист Марсель Планиоль продолжал настаивать на том, что «соглашение о неустойке представляет собой закон для сторон», а суд не вправе снижать неустойку и ограничивать таким образом свободу договора [349] . Соглашение о неустойке является всего лишь одним из условий договора, которое в силу ст. 1134 ФГК не могло быть подвергнуто оценке судом и имело «силу закона».
346
Arrunada B., Andonova V. Market Institutions and Judicial Rulemaking // Handbook of New Institutional Economics / Ed. by C. M'enard, M.M. Shirley. 2005. P. 237.
347
Miller L. Penalty Clauses in England and France: a Comparative Study // 53 International and Comparative Law Quarterly. 2004. P. 86.
348
См., напр.: Определение Палаты по гражданским делам 23 мая 1940 г. (ссылка дается по кн.: Морандьер Л.Ж. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1960. С. 341.
349
Планиоль М. Курс французского гражданского права. Часть первая: Теория об обязательствах. Петраков, 1911. С. 44.
Наконец, важное проявление новой политико-правовой идеологии состояло в самом использованном в ФГК методе регулирования договорных отношений. Подавляющее число норм договорного права рассматривались как диспозитивные и направленные лишь на восполнение пробелов в договоре. Императивность нормы, касающейся прав и обязанностей сторон договора (если она не была прямо выражена в самом тексте нормы), выводилась судами путем ее толкования достаточно редко [350] . Гражданско-правовое регулирование договорных отношений тем самым ориентировалось не столько на ограничение автономии воли, сколько на вспоможение сторонам, не отразившим тот или иной вопрос в договоре.
350
См.: Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С. 211; Nicholas B. The French Law of Contract. 2003. P. 230, 231.
Тем не менее нельзя сказать, что вопрос справедливости договорных условий ФГК игнорировал вовсе. Как мы уже писали, французский законодатель отказался от закрепления доктрины laesio enormis в том ее широком формате, который стал популярен в Средневековье, и прямо закрепил, что несоразмерность цены сама по себе приводит к недействительности договора. Но при этом контроль соразмерности цены в качестве исключения был установлен применительно к ряду немногочисленных случаев, среди которых главный – купля-продажа недвижимости. Иначе говоря, французское право вернулось к изначальной ограниченной версии доктрины, которая и была закреплена в Corpus Juris Civilis. Статья 1674 ФГК устанавливала, что если продавец согласно договору получает оплату в размере менее 7/12 цены недвижимости (не 1/2 , как в римском праве), он может требоватьпризнания продажи недействительной (институт lesion). В ходе подготовки проекта ФГК высказывались как предложения не включать в Кодекс механизмы контроля соразмерности встречных предоставлений, так и идеи о необходимости обеспечения эквивалентности. Так, например, по мнению Наполеона, принимавшего активное участие в обсуждениях проекта ФГК, «нельзя говорить о договоре купли-продажи, если
лицо не получает эквивалента того, что оно предоставляет» [351] . «Будет ли соответствовать принципам социальной справедливости возможность лица распоряжаться наследием предков и родовым имением своих детей в моменты собственной глупости?!» – восклицал Наполеон [352] . В итоге был достигнут компромисс. По общем правилу контроль эквивалентности был отменен, но применительно к недвижимости как наиболее ценному по тем временам объекту оборота становящиеся все более убедительными к тому времени соображения об утилитарной нежелательности вторжения государства в сферу автономии воли сторон уступили дорогу идеям коммутативной справедливости и патернализму.351
Gordley J., von Mehren A. An Introduction to the Comparative Study of Private Law: Readings. Cases, Materials. Cambridge, 2006. P. 464.
352
Von Mehren A. The French Doctrine of L'esion in the Sale of Immovable Property // 49 Tulane Law Review. 1974. Р. 326.
Тем не менее далеко не все восприняли с энтузиазмом присутствие данной нормы в ФГК – уж больно она не соответствовала духу эпохи царившей тогда laissez-faire. Как пишет Доусон, многие французские цивилисты такую странную избирательность французского законодателя, равно как и установление каких-либо четких ценовых пропорций в целом, считали абсурдом и жестко критиковали [353] . Отмечалось, что цена является категорией субъективной, переменной и относительной, а нерыночный уровень цен сам по себе не может порочить любой договор, в том числе и сделки купли-продажи недвижимости [354] . По мнению ряда авторов того времени, вещь, которая для одного из контрагентов имеет одну цену с точки зрения его чисто коммерческих соображений, может оцениваться совсем по-иному другим контрагентом в зависимости от его потребностей и вкусов [355] . Несмотря на эту критику, норма ст. 1674 ФГК не была французским законодателем отменена.
353
Dawson J.P. Economic Duress and the Fair Exchange in French and German Law // 11 Tulane Law Review. 1936–1937. P. 372.
354
Gordley J. Equality in Exchange // 69 California Law Review. 1981. P. 1594; Demolombe C. Cours de Code Napol`eon 24 (1854–1882), § 194.
355
Laurent F. Principes de droit civil francais. 1869. XV, § 485.
Однако наиболее существенным потенциальным ограничителем свободы договора в ФГК являются ст. 1131–1133. В соответствии с данными статьями обязательство, которое имеет незаконное основание, не может иметь силы. При этом под незаконным основанием договора понимается противоречие закону, добрым нравам или публичному порядку. Данные нормы тесно связаны с другой статьей ФГК – ст. 6, в соответствии с которой отступление от законов, касающихся публичного порядка и добрых нравов, путем отдельных соглашений не допускается. Определения понятий публичного порядка и добрых нравов не были закреплены в ФГК. Поэтому роль определения их содержания была отведена судам, которые должны были в каждом конкретном случае учитывать существующие на момент рассмотрения дела представления о добрых нравах и публичном порядке. Таким образом, ФГК изначально содержал механизм контроля над содержанием условий договора в тех случаях, когда убедительные политико-правовые мотивы будут явно указывать на необходимость ограничения договорной свободы. Тем самым, несмотря на сильную приверженность идеалам свободы договора, французский законодатель оставил судам достаточно гибкое средство ограничения свободы договора.
Однако на практике эти признанные законом оценочные ограничения свободы договора мало использовались французскими судами как минимум в течение первых двух третей XIX в. Суды той эпохи старались не вдаваться в вопросы политики права, которые лежат в основе понятий «публичный порядок» и «добрые нравы». Ссылки на публичный порядок и добрые нравы использовались судами в основном для ограничения сделок, явно нарушающих общепризнанные этические стандарты семейной или сексуальной жизни, неоправданно ограничивающих личную свободу или носящих явный антигосударственный характер. Использование данных норм в патерналистских целях защиты контрагента от навязанных ему несправедливых условий было очень ограниченным [356]
356
General Clauses and Standards in European Contract Law: Comparative Law, EC Law and Contract Law Codification / Ed. by S. Grundmann and D. Mazeaud. 2006. P. 3, 4.
Конец ознакомительного фрагмента.