Свободные от скверны
Шрифт:
– Годрик, наследник мой!
– сказал он.
– Тебе же я дарю лучшего жеребца из Даканских конюшен!
По залу пронёсся сдавленный вздох зависти. Полудикие лошади из тамошних степей ценились выше золота.
Годрик-младший встал, окинул гордым взглядом собравшихся и подошёл к отцу. Затем он что-то шепнул ему на ухо, обнял и вернулся на своё место.
– Славься, герцог! Славься!
– закричал кто-то из прихлебателей. Крик подхватили все, а отец стоял, купаясь в лучах славы.
Разумеется, все эти подарки были распределены заранее, а сейчас была только игра на публику. Сейчас герцог поднимет руку, дождётся тишины, а затем начнёт раздавать
Годрик Блауштайн медленно поднял правую руку.
– Сир Зигфред, - спокойно произнёс он, уже без этого пафоса, с которым награждал сыновей.
– Ты вышел из простых солдат и за восемнадцать лет службы смог стать генералом. Я дарю тебе баронство Биркендорф. Мой герольд поможет составить герб.
Старый солдат заплакал, не сдерживая чувств. Даже в самых лучших мечтах он и представить не мог, что станет дворянином. Он поклонился герцогу в пояс и срывающимся голосом поблагодарил сюзерена.
Мелвин скрипнул зубами и сжал кубок изо всех сил. Красное скадарское выплеснулось из помятого кубка прямо на новый плащ.
– Проклятье...
– прошептал он. Биркендорф захватили именно его войска, и Мелвин рассчитывал, что получит баронство в награду.
Годрик-младший толкнул его в бок.
– Не завидуй, - пьяно усмехнулся наследник.
– Кто виноват, что ты такой дурак и не выбил себе хорошего подарка?
Мелвин коротко выдохнул сквозь зубы, пытаясь успокоиться.
– В отличие от тебя, Годди, я сражался под своим знаменем, а не прохлаждался на охоте, пока остальные дерутся. Я же не трус.
В этот раз скрипел зубами уже старший сын.
– Ты ещё поплатишься, урод, - прошипел он.
Мелвин пожал плечами и отхлебнул вина из нового кубка.
– На твоём месте я бы так словами не бросался. Мало ли что может случиться. Взбредёт отцу в голову мысль, сделает наследником Тилля. Ты тогда точно долго не проживёшь, - тихо произнёс Мелвин, будто бы размышляя вслух.
Старший брат позеленел от злости, но благоразумно промолчал, вернувшись к трапезе. Мелвин вяло ковырял фазана, пока отец раздавал подарки и почести.
Герцог дарил золото и серебро, коней, шубы, плащи, отрезы тканей, браслеты и фибулы, оружие, гербовые щиты, амфоры с дорогим вином. Какому-то старосте из крестьян достался даже набор расписной глиняной утвари. Годрик Блауштайн умел быть щедрым, когда это было необходимо.
Мелвин окинул взглядом собравшихся. Тилль, маленький отморозок, играл с едой, раз за разом всаживая столовый нож в баранью голову, фаршированную орехами. Конрад шептался с соседом, наверняка перемывая чьи-то кости. Годрик-младший сидел рядом, опрокидывая в себя кубок за кубком, вино текло по бороде, капая на толстый живот. Остальные гости жрали дармовое угощение, скидывая объедки собакам и вытирая о них же руки, пили дармовое вино, хвастались старыми победами, рассказывали скабрезные анекдоты, ржали, приставали к испуганным служанкам и невпопад горланили песни. Мелвину стало невыносимо тошно от этого зрелища.
– Пойду отолью, - буркнул он старшему брату.
Тот промычал что-то невнятное, но этого было достаточно. Молодой барон выбрался из-за стола и выскользнул из главного зала. Три унции золотых украшений и залитый вином плащ так и остались лежать на столе, никому не нужные. После пирушки их растащат слуги, а затем продадут за гроши. Пусть лучше так, чем они будут валяться в дальней кладовке таннендорфского поместья.
Мелвин вышел в небольшой
сад, устроенный его бывшей мачехой. Душу грызла тоска и обида. На небе висел остро отточенный серп луны, оглушительно громко трещали цикады, а на свет факелов, что висели у дверей, летели к своей гибели ночные мотыльки. Свежий ночной воздух после душного зала пьянил сильнее, чем красное скадарское.За кустами акации, в дальнем углу, послышался женский смех, а затем настойчивый шёпот. Слов разобрать не удалось, но голос показался знакомым. Мелвин тихо подошёл к ним.
– Ну что же ты, моя голубка...
– донеслось из-за кустов.
– Асторий, - произнёс барон.
– Выйди сюда.
Кусты зашевелились, и вскоре на зов появился Асторий. Старый слуга герцога, ныне личный слуга Мелвина Блауштайна, вытянулся во фрунт, завидев хозяина, но выражение лица явно показывало, что хозяин появился очень некстати.
– Асторий, ну куда же ты...
– донёсся чуть пьяный женский голосок.
Мелвин хмыкнул и поглядел на куст акации, а затем поглядел на своего верного слугу.
– Жду ровно десять минут, только в честь праздника. Затем беги в конюшню и вели приготовить наших лошадей. Мы уезжаем домой, - сказал барон.
– Ночью?
– осмелился спросить Асторий.
– Ночью, - произнёс Мелвин.
– Иди уже, не теряй времени.
– Спасибо, сир!
– Асторий невольно улыбнулся во все двадцать три зуба и поспешил вернуться к своей обожаемой голубке.
А барон Таннендорфа, второй сын герцога Блауштайна, полномочный хозяин глухих лесных дебрей и буреломов, отправился к конюшням, готовить лошадей вместо своего слуги, только чтоб поскорее убраться из отчего дома.
Глава 3.
Солнечный диск робко показался из-за горизонта. Забрезжил рассвет. Высокий человек в чёрной мантии стоял на балконе собственной башни, наблюдая, как солнце начинает свой бег. Несколько часов назад он наблюдал, как по небосводу крадётся луна. Он мог стоять на балконе целыми сутками.
Внизу, до самого горизонта, раскинулся город, крупнейший на материке. В окнах зажигался свет, на улицах появлялись первые прохожие, открывались лавки. Киалаф, столица огромной империи, просыпался от короткого сна. Хотя, если быть честными, такие города никогда не спят.
Как только солнце полностью взошло, человек хмыкнул, перешагнул низкие перила и прыгнул, на лету оборачиваясь вороном. Потоки воздуха мягко подхватили его, ворон летел, расправив огромные крылья.
Он любил этот город, несмотря на все недостатки. Киалаф, сосредоточие имперской власти, стоял на берегах великого Гедиза, что нёс свои воды (а после столицы ещё и нечистоты) в Тернское море.
С высоты птичьего полёта город казался совсем маленьким, но человек знал, как обманчиво это впечатление. В редкие минуты свободного времени он любил гулять инкогнито, подавая милостыню, покупая уличную еду, любуясь архитектурой и достопримечательностями. Он помнил этот город ещё в те времена, когда здесь было всего несколько рыбацких лачуг.
Человек в обличье ворона развернулся, купаясь в рассветных лучах. Время возвращаться в башню.
На балконе его ждал слуга. Человек в мгновение ока вернул свой прежний облик, обронив несколько перьев, которые заскользили по воздуху в беззвучном вальсе.