Свободные

– Мы с тобой в одной лодке. И я никуда не денусь. И ты можешь тянуть с ответами еще очень и очень долго, однако все равно рано или поздно сломаешься. В одиночку трудно сражаться с целым миром.

– Я и не сражаюсь со всем миром. Моя проблема – лишь один человек.

– Который контролирует абсолютно все.

Мы смотрим друг на друга, и у Саши глаза наливаются нескрываемым гневом. Он резко отворачивается, морщится от боли, а я подхожу к нему и упрямо морщу лоб.

– Что ты натворил?

– Ничего особенного.

– Тогда почему Дима так безумно желает твоей смерти?

– Ничего он не желает, - отнекивается парень. Вновь переводит на меня взгляд и горько усмехается, - ты говоришь так, будто являешься героиней остросюжетного детектива.

– Не выдумывай.

– Так и есть. Но мой ответ неинтересный. Я просто проиграл деньги и все. Теперь должен их вернуть, но не могу, ведь у меня их попросту нет. Просить у отца? Лучше застрелиться.

– Но почему?

– Потому что я его уважаю. Он не должен за меня отдуваться.

– И ты решил сдохнуть. Прямо там. В амбаре, - я киваю и недовольно закатываю глаза к потолку, - ты ненормальный. Это дико. Надо найти деньги, и дело с концом.

– Это ты ненормальная, - Саша пронзает меня обеспокоенным взглядом, и я замечаю, как напрягаются его перевязанные руки и шея. – Что ты ему пообещала?

Неуверенно переминаюсь с ноги на ногу и тупо переспрашиваю:

– Кому?

– Ты знаешь кому.

Отворачиваюсь. Подхожу к окну и глубоко втягиваю воздух. Иногда мне кажется, что люди совершают безрассудные поступки, обдумав их усерднее остальных. Я так рьяно пыталась спасти Саше жизнь, что в итоге поставила на кон собственную. И, да, это определенно того стоило, но было ли это разумным? Смогут ли люди отплатить нам той же монетой? Все мы способны на безумные поступки, однако ведь не все их совершают. Я смотрю через плечо на брата и говорю:

– Он хочет, чтобы мы пошли на вечер вместе.

– И ты согласилась?

– Да. – Пожимаю плечами и вновь перевожу взгляд на панораму города, которая тягуче просыпается одновременно с жителями Санкт-Петербурга; одновременно с рассветом и тусклыми лучами солнца. – Красивый вид.

– Зои. Что ты творишь? – Слышу, как прогибается кровать, и тут же оборачиваюсь. Саша спускает ноги вниз, пытается встать, но я подбегаю к нему и упрямо усаживаю обратно. – Он не оставит тебя в покое!

– Все будет в порядке, - обещаю я. – Ложись, пожалуйста.

– Ты не должна этого делать, - глаза у брата безумные. Сейчас в них совсем не осталось прежних зеленых прожилок, лишь красные, лопнувшие сосуды. – Дима не тот человек, который просто опустит руки!

– Я знаю.

– Тогда зачем ты соглашаешься на его условия?

– По-моему, противоречить гораздо опаснее. – Я усмехаюсь, но Саша даже не поводит бровью. Стискивает зубы и покачивает головой.

– Нет.

– Мне пора в школу. – Почему-то хочется как можно скорей убраться отсюда. Разговор с братом всколыхнул мои прежние опасения, и сейчас я вновь ощущаю себя уязвимой и слабой жертвой, которой не желаю быть.

– Дима всегда так делает, - продолжает Саша. Ловко перехватывает в воздухе мою руку, и так крепко ее сжимает, что я не могу сорваться с места. – Он находит людей и ломает их.

– Что нового он мне скажет? Опять заставит надеть корсет? Или, может, в очередной раз наставит на лоб дуло пистолета? Если бы Дима хотел меня убить, он бы уже давным-давно это сделал, как же ты не понимаешь. Мне нечего бояться. А так…, если я схожу на этот чертов вечер…, он ведь перестанет донимать тебя. Забудет про нас, и мы…

– Что ты несешь? – удивляется Саша и широко распахивает глаза. – Очнись! Никто не оставит нас в покое. А жива ты еще только потому, что ему не надоело с тобой играться.

– Может, и не надоест.

– И сколько ты планируешь угождать каждому его желанию?

Моя гордость взвывает где-то между ребер, но я упрямо поджимаю губы. Так и хочу заорать, что не испытываю никакого удовольствия от того, на что себя обрекаю. Однако это уже спасло нам жизнь, нам! И если я и делаю что-то – то не просто так. У меня не было иного выхода. А отступать сейчас уже слишком поздно.

– Мне нельзя опаздывать. – Вырываю руку из оков брата и расстроенно потираю пальцами запястья. – Навещу тебя завтра. Хорошо?

И выбегаю из палаты. Надеюсь, Саша не говорит мне ничего в след потому, что я не в состоянии больше отбиваться от его весомых доказательств. Возможно, я и втягиваю себя в огромные неприятности, но я делаю это не просто так. Я дала слово. Я сама сказала, что выполню все, о чем он меня попросит. И теперь бессмысленно отступать. Хотя бы потому, что никто не удерживает Диму от очередной попытки наставить пистолет ровно мне в голову.

На занятиях не могу сосредоточиться. Чувствую, что падаю в темнейшую дыру из ужасов современного Петербурга, но не сопротивляюсь, ведь у меня нет выбора, правильно? Я иду в столовую, понуро опустив плечи. Прошла почти неделя, а люди так и не прекратили шептаться за моей спиной. Я все гадаю: когда же наступит тот момент, когда им придется по душе новая тема для разговоров? Сажусь за самый дальний столик и смело вскидываю подбородок, мол, мне абсолютно плевать на общественное мнение, пусть внутри я и сгораю от неприятного, паршивого чувства одиночества. Отпиваю чересчур сладкий чай и вдруг вижу перед собой заросшее лицо светловолосого парня. Опять. Ярый садится напротив, сплетает на столе пальцы и кашляет пару раз, будто пытается привлечь мое внимание или готовится к ответственной, сложной речи. Закатив глаза к потолку, выдыхаю:

– Мы уже сто раз это обсуждали. Мне плевать!

– Что прости?

– Прощаю.

– Но не понимаю, я…

– Мне абсолютно все равно на то, что ты сбежал, - я раздраженно пожимаю плечами и спрашиваю, - ясно?

– Это было не тактично, - ежась на месте, подмечает Ярослав и одаряет меня робким, стыдливым взглядом, - извини. Я испугался. Увидел тех качков, и…

– Я же сказала, мне плевать. – И пусть мне отнюдь не плевать - черт подери, куда исчезли все настоящие мужчины? Девушкам теперь стоит влюбляться либо в безбашенных психов, либо в маниакальных преступников, что само по себе попахивает абсурдом. – Это твое дело.

– Я пытался пробраться к Саше в палату, но меня не пустили.

– К нему никого не пускали три дня. Только сегодня позволили пообщаться.

– Ты поедешь?

– После четырех – посещения запрещены. Но я разговаривала с ним утром.

– И как он? – нерешительно интересуется парень. Видно, что уверенностью от него не тянет из-за нежелания услышать паршивые ответы. – Держится? Наверняка, его хорошенько потрепали.

– Так и есть, - почему-то я хочу излить всю злость на этого заросшего, светловолосого труса, и поэтому я непроизвольно выдавливаю из себя один из самых убийственных и яростных взглядов, - ему было бы лучше, если бы я смогла раньше отвезти его в больницу.