Свободные

По дороге пытаюсь ни о чем не думать. Ни об аварии, ни о бледной, сероватой коже, ни о синих глазах, пронизывающих мое существо, однако все равно плачу. Наконец, мне надоедает вытирать щеки, и я просто замираю, чувствуя, как слезы скатываются вниз по подбородку и падают на колени. Какая разница. Ничего теперь не важно. Я даже страха не испытываю. Еду молча и осознанно, будто чувствую, что будет дальше, и ничего не боюсь.

На самом деле сложно не бояться смерти. Все равно то и дело задумываешься: больно ли это, быстро ли? Да и что ждет нас на той стороне? Встречу ли я маму? А, может, и с Димой сумею поговорить? Глупые мысли, но избавиться от них сложно. Они будоражат сознание до тех пор, пока водитель не паркуется напротив огромного, стеклянного особняка.

Шумно выдыхаю.

Что я делаю? Добиваюсь справедливости. Это того стоит? Определенно.

Впервые я, действительно, понимаю, что происходит. И выходит, когда риск оправдан, колени не так уж и сильно трясутся от ужаса.

Один из охранников лениво останавливает меня перед забором. Спрашивает, что я здесь забыла, на что я лишь равнодушно пожимаю плечами.

– Меня ждут.

– Сомневаюсь, - отрезает мужчина. – Все встречи на сегодня отменены.

– Уверена, поговорить со мной твой Босс ни в коем случае не откажется.

Так и происходит. Едва охранник передает по рации информацию о моем приходе, как тут же широкие двери распахиваются. Кто бы сомневался, что Болконский проглотит наживку.

Высоко держу подбородок. Иду навстречу с человеком, который желает моей смерти, и не испытываю ужаса. Не иронично ли, правда? Кто бы мог подумать, что смотреть в глаза гибели можно так решительно и храбро, когда маленькие проблемы, порой, ломают нас и заставляют погрузиться в целый океан отчаяния. Наверно, только настоящие неприятности и делают людей сильными. Кто же сомкнет в кулаки руки, не собираясь ударить? Спасаемся мы только тогда, когда можем умереть, и говорим только тогда, когда уже нельзя молчать. Странная реакция на то, что способно нас уничтожить.

Поднимаюсь по широкой, мраморной лестнице. По бокам от меня двое мужчин. Их я помню еще с той ночи в мотеле. Они пришли вместе с Димой и светились пустыми, черными глазами, сгорая от желания выбить из каждого, кто попадется на их пути, остатки гордости. Сейчас меня ничуть не пугает их присутствие. Наоборот – подначивает.

Спустя несколько минут скитания по белым, узким коридорам, наконец, оказываемся перед массивной дверью. В груди что-то екает, но всего на долю секунды, а затем я решительно прохожу вперед. Пора поставить точку.

Валентин сидит за дубовым столом. Увидев меня, он не улыбается, но и не стискивает со злости зубы. Наоборот, на его лице выступает пугающее недоумение.

– Не знаю, как реагировать на тебя, Зои. Поразиться твоей глупости или смелости?

– Вы знаете, зачем я пришла.

– Разве? Милая, я понятия не имею, что ты здесь делаешь. – Болконский кротко кивает охранникам, и они послушно покидают комнату. Здесь красиво. Пахнет корицей, и если бы не цель визита, я бы непременно кинулась к книжным полкам и исследовала каждый старинный экземпляр Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. – Что мешает мне избавиться от тебя прямо сейчас?

– Ничего, - я пожимаю плечами. Сокращаю между нами дистанцию и останавливаюсь только перед массивным столом. Руки тянутся к стеклянной рамке с фотографией. – Можно?

Не дожидаюсь ответа. Поворачиваю снимок лицевой стороной и усмехаюсь.

– Тебе смешно?

– Еще бы. Что может быть нелепее. Кого пытаетесь обмануть? Или вы поставили рамку специально, чтобы ненароком не забыть, как выглядят ваша жена и сын?

– Зои, ты будешь удивлена, узнав о людях побольше того, что замечают твои прелестные глазки. Или ты до сих пор живешь в фантазиях? Может, и надеждами тешишь свое сердце? Нет хороших людей, нет плохих. Есть просто люди и их недостатки.

– То есть вы называете недостатком то, что убили столько человек?

– Я никого не убивал, милая, - на его лице появляется опасная улыбка. Болконский изящно поднимается с места и впяливает в меня озорной, острый взгляд, - и я до сих пор не понимаю, что ты здесь делаешь. Может, все-таки просветишь меня, потому что у меня нет времени на разговоры с какой-то несчастной, спятившей страдалицей.

– Страдалицей?

– Время – деньги.

– Вы виноваты во всем, что со мной случилось.

– Правда? – устало интересуется он. Застегивает верхнюю пуговицу пиджака и пожимает плечами, - очень жаль. Ты никогда не задумывалась над тем, что существуют вещи посерьезнее твоих жалких попыток спасти мир? Мой бизнес, каким бы он не был – это то, что обеспечивает сотням человек существование. Едва я щелкну пальцами, от голода умрет половина Питера. И ни одно твое слово ничего не изменит. Ты это понимаешь?

– Как благородно.

– Я восхищаюсь твоей стойкостью! Серьезно, Зои, если бы не наши разногласия, мы бы подружились. Ты и Теслер…, - он мечтательно улыбается, а у меня в груди что-то взрывается. Стараюсь выглядеть решительно, пусть невольно и горблю спину. – Вы – опасная смесь. Жаль, что пришлось его устранить. Он был отличным наемником, всегда выполнял заказы вовремя и никогда не доставлял лишних проблем. Я рассказывал, как мы познакомились?

– Нет, - едва слышно шепчу я. – Не рассказывали.

– Обычное дело: отец убивается на работе, пытаясь оплатить лечение своей дочери – она, хотела покончить с собой после несчастной любви. Папаша залетает на крупные деньги, не отдает их вовремя и предлагает услуги своего сына.

– Предлагает?

– Да. – Болконский складывает на груди руки и ядовито улыбается. – Премию худший отец года, как видишь, заслуживаю не только я.

– Как вы можете так говорить? – вспыхиваю я. Теряю самообладание и рассержено морщу брови. – Дима же был вашим сыном! Он…

Валентин резко подходит ко мне. Оказывается совсем близко, катастрофически, опасно близко. Его рука взмахивает вверх, однако вдруг замирает прямо перед моим носом.

В нескольких сантиметрах.

– Никогда не говори о нем.

– А то что? – дрожащим голосом цежу я. – Убьете меня?

– Убью, Зои. И всех твоих близких тоже.

– Как убили Андрея?

– Андрея? – Болконский растягивает лицо в отвратительной ухмылке. – Да. – Мне хочется плакать. – Да, как и Андрея.

– Но зачем? Что он вам сделал?

– Любой, кто переходит мне дорогу, оказывается за ней! Я убил Андрея, потому что он мешал моему бизнесу. Я убил его, потому что он потерял голову и стал помехой. Я убил его!

Вот оно.

Признание.

Делаю несколько шагов назад, а затем медленно вынимаю из кармана сотовый. Все это время Валентин не сводит с меня недоуменного взгляда, однако мне плевать. Теперь уж точно. Я пару раз выдыхаю и спрашиваю:

– Есть?

Сквозь едва слышные помехи в моем ухе звучит ответ: