Сводный монстр

Сводного брата я так и не видела в течении всего дня, и под вечер даже расслабилась.

Только один раз увидела в окно, как отъезжает вечером его как обычно заляпаный грязью внедорожник.

Ночью я долго не могла уснуть, ворочаясь в постели, проклиная судьбу, новоиспеченного брата и больше всего себя.

На протяжении всей недели мы умудрялись почти не сталкиваться, а если нужно было что-то обсудить именно с ним — я просила Томаса. Через какое-то время я поняла, что не я одна пытаюсь держать дистанцию. Он тоже меня избегает. Меня это больше, чем устраивало.

Выходной у меня, как и у всех остальных, был плавающий, я могла взять его в любой день, предупредив заранее, конечно, хотя бы за сутки.

В один из таких дней, я, почти позабыв о том безнравственном случае с Максом, не знала чем себя занять, как ко мне подошел Томас.

— Погнали кататься?

— Я не умею, — удивленно смотрю на него. — Да и выходной кто тебе даст в тот же день, что и мне.

— А вот и нет, я уже договорился с Максом. Он отпустил нас двоих. Сегодня с ним старый Йорн. Макс тоже говорит, что негоже тебе просто так слоняться. Надо учиться кататься, поэтому я буду сегодня твоим инструктором.

Что? Макс собственноручно отправляет Томаса помочь освоить мне горнолыжный спорт? Это что-то странное.

— У меня нет экипировки, — растерянно отвечаю я, хотя попробовать мне уже давно хочется. Думаю взять напрокат после первой зарплаты, но ведь нужны еще штаны и куртка покороче, а никак не тяжелый пуховик.

— Я тебе дам, — раздается низкий голос за моей спиной, и, обернувшись, вижу его.

Сердце стучит, как разогнавшийся эшелон, я моргаю… и чувствую, как застывает мое лицо. Побледнев, опускаю голову. Финляндия — Хельсинки, Албания — Тирана, Бельгия — Брюссель, Венгрия — Будапешт, Швейцария — Цюрих. Нет, ошибка. Черррт.

— Идем за мной, — спокойно произносит Макс и идет в сторону коридора.

Но я застыла, как мраморная статуя. Томас поднимает брови, не понимая, чего я встала, и усилием воли я делаю шаг в сторону Макса, вспоминая про себя очередную вереницу столиц.

Спина брата маячит прямо передо мной, он не оборачивается на мои тихие шаги, продолжая двигаться вперед. Опять чувствую проклятый запах дерева, к которому начинаю привыкать. Останавливается около какой-то подсобки. Открывает дверь электронным ключом и входит, включая свет. Коротко бросает:

— Проходи.

Его спокойствие бесит. Захожу внутрь и аккуратно прислоняюсь к стенке, стараясь не смотреть ему в лицо. Но его холодно-синие глаза притягивают, как магнит. Парень пристально смотрит на меня исподлобья, словно копаясь внутри моей души, что-то ищет. Вижу, как темнеет его взгляд.

Перед моими глазами опять эпизод на кровати…

— Кхм, я…

— Вещи не новые, даю на время, — перебивает он меня, резко отвернувшись к шкафу. Усердно ковыряется в нем, выуживает ярко-красный комбинезон, желтую доску, ботинки. Все явно женское. — После зарплаты купишь себе новое, в прокат не бери, экип жутко расшатанный. Томаса слушайся, он хорошо катается, думаю, без труда научит.

— Это все необязательно, — решительно начинаю я. — Я могу подождать, потом куплю и попробую. Я не тороплюсь.

— Я же вижу, как ты смотришь на катающихся, — невыносимые глаза словно пытливо рассматривают меня, вновь заставляя мой взгляд опускаться, метаться из стороны в сторону. Избегать тяжелой синевы его глаз.

— Чье это? — спросила я, просто пытаясь хоть как-то смягчить эту неловкость. Лучше бы промолчала, потому что его ответ мне не понравился.

— Моей девушки, — спокойно ответил он.

Из моих легких будто одним толчком выбивают воздух. Брать одежду и сноуборд сразу расхотелось, на душе острыми когтями поскребывают кошки от непонятных эмоций. Плевать мне на него. Ну было мне хорошо в его руках по пьяни, это ровным счетом ничего не значит.

Братец тоже хорош. Есть девушка, а он залезает в трусики другой.

Хотя неприязнь к нему увеличилась, неприятный осадок из-за наличия девушки точил острием где-то в груди.

Парень вдруг подошел ко мне и схватил за подбородок, поворачивая лицо к себе. Пальцы, на удивление, держали нежно, но твердо.

— Ты можешь смотреть мне в глаза, прекрати свои мучения.

— Ты специально это сделал, — сглотнув, проговорила я, отодвигая лицо от его рук. — Унизил.

Мне не нужно было объяснять что я имела ввиду.

Макс поджимает губы и скрещивает руки на груди, глаза его сверкнули от негодования.

— Ты стонала мое имя, кончала на этих пальцах, — для наглядности он помахал своей рукой передо мной. На секунду я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться. Чехия — Прага, Швеция — Стокгольм… — Ты называешь это унижением?

— Ты понимаешь, о чем я. Я тебе не нравлюсь, ты мне тоже. Ты сделал это специально, чтобы меня выворачивало на следующий день. Да, мне стыдно! — я повысила голос. — Я была пьяная и обкуренная, и точно так же я бы кончила на пальцах Эрвина или…

— Не надо приплетать сюда моих друзей! — На его скулах играли желваки, парень сжал кулаки. — Я не делал это специально. Ты видела с каким стояком я ушел от тебя. Или ты бы хотела, чтобы я закончил начатое?

Его рука вдруг отогнула край моего тонкого свитера, скользнула внутрь и опалила мою кожу, едва коснувшись подушечками пальцев.

— Не скрою, я бы трахнул тебя. Не строй иллюзий. Разово. Мне нравится твое тело, — этот невыносимый человек легонько сжал мою грудь, тут же вжимаясь в меня. В противовес его жестоким словам, большой палец ласково очерчивает сосок, который тут же, под его прикосновением, твердеет.

Смотрю прямо в его равнодушные глаза, и чувствую, как на ресницах дрожат слезы. Он снова унижает меня. Только не моргать и не плакать. Резко вскидываю свой взгляд.

— А лицо? — глухо спросила я, нервно сглатывая. — Мое лицо тебе нравится?

Все столицы мира растворились под гнетущей ненавистью к нему. Этот человек постоянно приносит боль. На глубине его синих океанов потопленные корабли. И я смотрю неживым глазом на его помрачневшее лицо, горько усмехаясь.

Глава 7

Он буравил меня тяжелым взглядом, испепеляя своей уже болезненной для меня синевой глаз. Потом просто выпустил свою руку из моего свитера, и тихо произнес:

— Просто возьми вещи для катания и иди.

Ему словно… было трудно об этом говорить. Но я ни за что не поверю, что он сожалеет. Верила, когда летела сюда. Думала семь лет это большой срок, чтобы повзрослеть, понять ошибки. Но теперь вижу его вживую и не верю. Подонок чувствует себя хозяином положения, и чувство вины испытывать вряд ли ему доведется в этой жизни.