Своими руками
Шрифт:
Илье показалось, он задремал и проспал очень долго. За окном было темно. Из-за двери пробивался свет полосками между досок и овальными кружочками через дырочки от выдавленных сучков. В доме было тихо. Проснулся Илья от ужасного сна. Артист в шлеме с перьями превратился вдруг в быка, слез по стене на пол и боднул Илью, пропорол ему шею острым рогом и опрокинул ухом на что-то острое.
Сон Илья разгадал сразу. Артист оставался на месте. Просто от подлокотника заболела шея, а когда повернулся на бок, то придавил ухо и проснулся.
Спал он не долго, но гостья ушла. Отец дремал за столом, — как говорила
На скотном дворе работала доильная машина, и её шмелиный гуд далеко разносился над землёй. Илья подумал, что звук этот должен быть слышен космонавтам и им от него радостно. Наверное, они и Фёдора Михайловича знают? Может быть, им и ордена вместе давали?
Илья услышал, что кто-то подходит к дому. Он спрятался, чтобы можно было видеть поднимавшегося на ступеньки, узнал сестру. И лишь она взялась за дверную скобу, рявкнул так, что Ленка влетела в дом, будто ею выстрелили из пушки. Когда он вошёл в дом, сестра набросилась на него и стала колотить по спине кулаками, вымещая за испуг.
— Кто шумит? — забормотал отец. — Прекратить сейчас же.
— Ой, папка, историю расскажу. Слушай. К Субочевой бабке «скорую» вызывали. А знаешь из-за чего? Из-за ихней Лариски. Внучка-то ихняя. Когда дед живой был, она и зимой и летом у них жила, а теперь её заставлять стали помогать слепой бабке с коровой, а Лариске это не понравилось. Она и говорит: «Чего эта бабка не продаст корову да не уедет куда-нибудь». Ну, знаешь, у нас люди какие — всё до словечка бабке передали. Она за сердце схватилась и чуть не померла. Жадная бабка, правда? Куда ей одной корова?
— А Лариска без молока будет? А отец её, мать — тоже без молока? — спросил Илья.
— Чего, им не купить в магазине или у соседей? — тоже спросила Ленка. — Легче купить, чем ломать горб всю жизнь на одну корову. Правда, пап?
— Чего ты там трещишь? Кого учить вздумала? — спросил отец.
— Своего балбеса, — ответила Ленка.
— А, его надо учить. — Отец встал из-за стола и направился к дивану. Скомандовал: — Сын, телевизор мне включи. Стой, стой, а куда ваза со стола делась? Ленка, ты убрала?
— Да ты что, пап? — удивилась Ленка. — Зачем она мне?
— Мать не вынесла цветы менять? — спросил отец. — А ну, включи там свет, выгляни. С водой оставит — размёрзнется, а она хрустальная.
— Да ну, пап. Цела будет ваза. — У Ленки была давняя привычка от всех дел отговариваться долго и упорно, пока от неё не отставали. Она терпела и не обижалась даже, если её ругали за отговорки. — Вон Илюшка пусть сходит. Мне поужинать ещё надо и в клуб спешить.
— Сын, выйди. Эту улитку не дослаться.
Илья вышел на крыльцо, взял вазу и вынес её на улицу. Выбрасывать из неё мусор за Верой Семёновной ему не хотелось и было противно. Вернувшись в дом, он сказал, что не нашёл вазу.
— Удивительное
дело! Может, кто входил, захватил? Ваза денег стоит. Я её из Москвы привёз. Могла и Семёновна взять — от хрусталя тоже не откажется. Ты, Илюха, не видал, когда она уходила?— Я спал, — ответил Илья.
— Так нет, погоди. Я же её провожал, — вспомнил отец. — Не видать у неё лишнего было. Спрятала разве? Будет нам от матери.
Ленка похватала из кастрюль, что подвернулось под руку, ушла в клуб. Отец стал ходить по дому в поисках вазы, сокрушаясь, куда она могла деться. Илья сел за уроки.
Мать сразу обнаружила пропажу вазы. Вернувшись с работы, она вошла в дом и, не раздеваясь, спросила:
— А ваза где? Вымыли?
— Да какой тебе вымыли, — запричитал отец. — Понимаешь, как дело вышло. Семёновна зашла. Посчитали мы с ней, сколько корова нам может дать выручки. Потом хватился, а вазы нет. И никого посторонних не было. Ребята не брали… Оказия и только. Настоящее ЧП.
Мать долго смотрела на стол, повернулась, взяла подойник и ушла доить корову. Отец поворчал со вздохами. А Илья улыбался, как говорится, в усы. Он решил до утра о вазе не говорить.
Илья ужинал всегда с матерью, после её прихода с работы. Он подавал на стол еду, тарелки с ложками. За ужином рассказывал о школьных и деревенских новостях. В этот раз отец тоже присел к столу и заговорил:
— Семёновна посчитала, что мы можем взять за нашу Лыску от государства рублей тысячу двести — триста. Продать кому-нибудь — возьмём все полторы тысячи.
Мать молчала, о чём-то думала. Илюшка понял и обрадовался, что матери этот разговор не интересен.
— Я решил сразу купить тебе шубу, — продолжал отец. — Поедем в Москву — купим.
— Из искусственного меха, — заметила мать.
— Да ты что! Из настоящего, — вскипел отец. — Чтобы ты да ходила в искусственной шубе…
— На хорошую шубу не одну корову надо. Теперь шуба дороже дома стала, а не то что коровой обойдёшься, — сказала мать.
— Не может этого быть! — возразил отец. — Когда это корова так дёшево стоила? На корову дом покупали, семья обувалась-одевалась вся с ног до головы. На неё можно было целый год прожить…
— А с коровой всю жизнь люди горя не знали… Знаешь, что я слыхала? С Нового года на закупку цены прибавят. Люди говорят, что мы спешим и прогадываем. Я думаю: не подождать ли нам?
— Ерунда, — возразил отец. — На копейку прибавят, а она к тому времени вес скинет и сена поест на двести рублей. Решили: продаём! Семёновна говорит…
— Перестань ты со своей Семёновной, — оборвала мать. — Ты лучше спросил бы у неё: она когда-нибудь хоть мизинцем притрагивалась к корове, хоть раз каплю молока выдоила, парным молоком дышала?
— Так ты на попятную? — спросил отец.
— И на попятную. Стоит повременить, — ответила мать. — Я ещё одну новость узнала. С Нового года будут давать участки под сено. Имеешь корову — получай участок на лугу и коси. Не надо будет сшибать по жомке, когда где урвёшь.
— Враки, — заверил отец. — Такого никогда не будет. Завтра иду в сельсовет и беру справки на сдачу.
— Дело твоё, — ответила мать. — Только потом не тужи.
— А чего нам тужить? Возьмём и другую купим, если надо будет, — сказал отец.