Своими руками
Шрифт:
Илья первым направился к выходу, за ним пошли Аня с Васькой. У дверей никто не стоял, лишь в сторонке лежала Жданка. Она вдруг вскочила и зарычала на приближавшихся школьников, заставила их остановиться.
— Смотрите, рычит, — сказал Илья, обернувшись к друзьям.
— Она её сторожить оставила, — сказал Васька.
— Разорвёт ещё, — предположила Анька.
С улицы отворилась дверь, вошла школьная уборщица Вера Тимошина.
— Вернись, разорвёт! — в один голос закричали ребята.
Вера затворила за собой дверь, взглянула на собаку и прошла мимо неё без опасений. Жданка и не взглянула на уборщицу.
— Не
Он шагнул снова к двери, но его встретил ещё более злобный рык.
Анька в испуге схватила Илью за рукав, потянула назад. Ребята отступили.
— Надо удирать, — шепнул Илья дружкам.
— Она собаку поведёт, а мы отстанем и убежим, — сказала подошедшая Катька рыжая.
— Думаешь, Вера Семёновна глупее нас? — спросил Васька. — Она под конвоем своей собаки нас погонит в класс.
— Васька, айда за мной, — пригласил Илья. — В нашей уборной окно открывается.
— А нас? И нам ведь бани топить, — попросила Анька.
— Айда и вы с нами, — ответил Васька.
Через несколько минут ребята были на улице, за ними, как горох из решета, посыпались другие. Они уже не видели директора, вышедшего встречать Веру Семёновну, не слышали их разговора и её угроз, что за срыв занятий он должен будет объясняться в другом месте. И не слышали главного — директорского ответа:
— Ну что ж, Вера Семёновна, я сам иду к вам, обсудим будущие занятия. Вдруг да что-нибудь придумаем…
С чего начинается Родина
Время — самое быстролётное из всех крылатых существ. Летит оно и нигде не присядет на отдых, не споёт соловьём, не прокричит сорокой. Но не безголосо оно. Прислушайся весной к шуму половодья. Это время шумит в быстром устремлении вдаль. Летом звон стоит над лугами. Не время ли распростёрло свои невидимые крылья, совершая полёт над земными просторами? Шорохи жёлтой листвы в садах, шум холодных дождевых капель, хруст первой изморози на травах — это всё шаги времени. Придёт холодная зима. Вой метели, треск деревьев, льда на прудах и озёрах, скрип снега под полозьями — это всё приметы времени, вечного его размеренного, безостановочного движения.
Вот и по Каменке загулял февраль метелями. И уже на несколько часов прибавился день. Солнце стало приглядываться чаще и внимательнее к жизни на земле, словно решало: а не пора ли погреть землю, деревья, людей и всё живое, вернуть зелень полям и лугам, украсить цветами сады и разбудить певчих птиц?
Было воскресенье. Илья взял лыжи и направился к Князевым за Анькой. Ещё в субботу в школе они договорились кататься на лыжах. Он справил свои школьные и домашние дела, отобедал и выбрался на отдых.
Илья направился через сад. По яблоням мелькали синицы. Их совсем мало стало появляться в садах у домов. Илья подсыпал корм в кормушки, но его почти не клевали. И даже воробьи в погожие дни лишь под вечер кормились даровым кормом, на день исчезали.
«Вот бы сейчас весна ударила, — желалось Илье. — Хорошо так было бы! Ждёшь — и не дождаться её, а придёт — и пройдёт скоро».
Катька рыжая была уже у Князевых, словно она у них жила приёмышем. Девчонки сразу вышли из дома, стали надевать лыжи. Следом за ними вышел Фёдор Михайлович, спросил:
— Ну что, мальчуганы, решили снег потрамбовать на
горах? Надо, надо. Не всё мозги сушить книжками да копошиться в доме, надо и душу пускать на прогулки. Эх, я с удовольствием бы с вами отправился, да некогда.— Поедем, пап! — обрадовалась Анька.
— Что ты, дочь. На носу сессия Совета. Надо нам с мужиками обговорить дела общие, важные дела. Открою один свой план: хочу на лето организовать вам туристическую поездочку за ваш труд на ферме, за успешные занятия в кружке. Только не по тем местам, где лишь глазеют на городские диковины, а побываем в профтехучилище, где учат на наши деревенские профессии: на дояров, механизаторов, цветоводов…
— Собаководов, — добавила Катя.
Фёдор Михайлович погрозил ей пальцем, сказал:
— Не остри, рыженькая. Есть учебные заведения, где и на звероводов учат, тоже нужная профессия.
— Дядя Федя, а цветоводы-то нам зачем? — спросила Катька.
— Ну вот, возьми её за рубль двадцать, — развёл руками Фёдор Михайлович. — Цветоводы зачем? А замуж пойдёшь — как без цветов свадьбу играть будем? Мы обязательно кого-нибудь направим обучиться цветы выращивать, с колхозной стипендией направим, чтобы у нас круглый год на важный случай живые цветы имелись. А вдруг в один прекрасный день на нашей земле космонавты приземлятся. С чем мы их встречать выйдем?
— С хлебом-солью, — ответила Аня.
По лицу Фёдора Михайловича пробежала улыбка. Он перевёл взгляд на Аню, сказал:
— Да, дочь, с хлебом-солью. Такая уж у нас традиция. И пока хлеб будет родить наша земля, мы эту традицию не забудем. И к хлебу с солью — цветы.
— Дядя Федя, а куда ещё вы нас повезёте? — спросил Илья.
— Пока не скажу, в какие места, но побывать стоит на больших животноводческих комплексах, на птицефабрику завернуть, в пчеловодческом хозяйстве побывать, на молочном заводе, посмотреть на наши молочные реки, ну… и в зоопарк заглянуть, посмотреть на живых предков наших домашних друзей. В музеи, в театры сбегаем.
— Ну-у, — протянула Катька. — Вот покатаемся-то!
— Вы это заслужили, ребятки. Только учиться по-настоящему, не сдавать позиций.
— Нет!
— Не сдадим! — в один голос ответили ребята и пошли к саду.
Фёдор Михайлович стоял на крыльце, провожал их взглядом, с горечью в душе вспоминал своё прошлое и думал, что интересная жизнь стала у ребят. Только бы они не заленились. Балуют их всё же. Лыжи у каждого фабричные — а он сам мастерил. Зимой дубок на морозе вдоль колол, запаривал в печке, загибал концы, а потом тесал, строгал — и было на чём с гор сползать. Самое трудное было прибить ремень самодельными проволочными гвоздями. Не каждый заводской гвоздь в дуб вбивается, а из проволоки — все пальцы отобьёшь молотком, пока как-нибудь ремень прикрепишь. Теперь всё готовое. Крепления шурупами привинтил и — пошёл.
Ребятишки молодцы. Надо только с ними заниматься и заниматься, самим взрослым хороший пример показывать, не жалеть времени учить и учить. В этом вся суть…
Ребята скрылись под гору, скатились на пруд. Фёдору Михайловичу вспомнилось, как он катал поздним вечером своих сестрёнок с этой же горки. Старшая, Нюра, запомнила это, а у Машки выветрилось из памяти, маленькая была. Фёдора Михайловича расстроили воспоминания далёкого детства, на глаза набежали слёзы. Словно в тумане, увидал он за прудом ребят, уже пересекавших выгон, вздохнул и направился в сельский Совет на разговор о неотложных делах.