Святки без оглядки
Шрифт:
Все-таки мужик – он самый наглый, ни тени уважения на лице! Да и сивухой от него прет, ажно с морды воротит. Таких кусать – не перекусать, пока ума-разума не наберутся.
Звездоцап подал немного назад для разгона, зарычал: вышло плохо, но грозно, отбросил для устрашения назад лапами снег. Лап катастрофически не хватало, но теперь были крылья, и пока он воевал в курятнике с курами, он худо-бедно выучился их использовать.
Дальше события развивались стремительно. Тонкое собачье мышление подсказало: вместе с тактикой стратегического устрашения нужно использовать и технику визуального
Кондрат охнул, но оглоблю не выпустил, да и принятой с утра на грудь поллитры для отступления было маловато, зато достаточно, чтобы впасть в стадию упрямого быкования.
Кондрат взревел раненым буйволом, покачнулся, но устоял и с оглоблей наперевес попер на Звездоцапа. Тут на помощь последнему пришла гравитация, ибо тяжелая оглобля предательски понесла своего обладателя совсем не по намеченному маршруту, а немного в сторону и вбок, прямо на девчонок, только что красиво растянувших сеть вдоль курятника.
Увидев несущуюся на них машину возмездия, от которой, путаясь в ногах, улепетывал Звездоцап, девки подняли визг, но завязнув по колено в сугробе, удрать не успевали. Спасла их деревянная тачка, что лежала перевернутая колесами вверх у курятника, с осени заботливо укрытая дедом ржавым металлическим листом, на котором бабка Анисья обычно сушила яблоки.
Налетев с размаху на эту конструкцию, Кондрат потерял оглоблю, загромыхал железом и, повалившись на ручки тачки, перевернул ее на себя, являя удивленным зрителям нового персонажа.
Сладко спавший под тачкой Трезор, даже не успел сообразить, что его тайное убежище, куда он еще с вечера заблаговременно проделал подкоп, раскрыто, и сонно хлопал глазами, нежданно-негаданно оказавшись в самом центре кровавой разборки. Однако, увидев прямо перед мордой разгневанного петуха, испуганно вытянул морду и на всякий случай сдал назад, пятясь к воротам.
Звездоцап, обнаружив подходящего по размеру противника, заметно воспрял духом и, окрыленный успехом, кинулся в новую атаку.
Но умудренный опытом Трезор связываться с буйным петухом вовсе не собирался, поэтому подскочил как ошпаренный и, развернувшись на скорости прямо в воздухе, ткнулся носом аккурат в развернутую сеть. Девки, не удержав концы, рухнули следом, и все дружно покатились в сугроб.
Бабка бросила веник и засеменила разгребать вопящую кучу-малу. Девки визжали и ругались, Трезор скулил, а из-под тачки раздавался громкий храп.
– Етить, какая театра скоморошья, – веселился дед Данила. – А вот поленился бы выйтить и пропустил бы, вовек себе бы не простил!
– Да что ж ты, ирод, все хохочешь? Помогай давай! – разматывая барахтающийся клубок, завопила бабка Анисья.
– Дык, не могу! Помру сейчас от смеху!
– Вот никто в селе не удивится, Данила! По жизни скоморох, да и со смеху помер! Бери тогда мешок, да иди кур из сугробов откапывать! Разогнал энтот окаянный всех, теперя не соберешь – так сами не вернутся, в снегу померзнут!
Звездоцап гордо вышагивал по двору победителем.
Можно было бы, конечно, покусать еще и бабку, да вот вдруг все разбегутся, кому тогда являть победное шествие героя?Бац! Метко брошенный под хвост валенок впечатал могучего чудо-воина всем телом в сугроб. Возмущенный таким вопиющим коварством и нарушением военной этики, он даже не сразу успел сообразить, что произошло.
Над головой раздался хруст снега, и два огромных сапожища застыли прямо напротив клюва. Здоровенный мужик приподнял Звездоцапа за крылья, отряхнул и молча потащил к бане. Другой рукой неизвестный богатырь выдернул из полена здоровенный топор и умело крутанул его в руке. Лезвие красиво сверкнуло на солнышке, и до Звездоцапа вдруг дошло...
Сейчас бы самое время проснуться и до конца своих дней заречься есть куриный паштет перед сном, да вот не просыпается что-то! Мужик пнул сапожищем огроменный пенек, проверяя, крепко ли тот стоит, и Звездоцап отчаянно взвыл...
– А ну не смей! Не смей, я сказала!
Снеженика, с растрепанной косой, на ходу пытаясь попасть рукой в рукав дедова тулупа, спешила к бане.
Всю эту суматоху она наблюдала из окна избы, не переставая удивляться петуху. Каждое его движение, каждый жест казались до боли знакомыми и вызывали в душе тихую тягучую тоску. Глупая, неправдоподобная мыслишка назойливой мухой крутилась в голове, но Снеженика все отмахивалась от нее, пока, наконец, не сообразила: а почему бы и нет? Песик сидел у нее на коленях, когда...
Русоволосый парень по-хозяйски подхватил петуха, прикинув его вес, и потащил к пеньку... Витаминчик!
– Не тронь! – запыхавшись, она что есть силы толкнула наглеца в спину. – Твой что ли петух? Своих руби, а моего не трогай!
Закусив губу, она не без усилий и пыхтя выдернула бедолагу из его сильных рук и только после этого подняла глаза на душегуба. И тут же ахнула, осев в сугроб в обнимку с петухом.
– Вадим?!
Да собственной персоной! Только патлы отрастил да небритый! Откуда он тут?
Парень хмыкнул и недобро, а главное, безразлично глянул на Снеженику.
– Бабки Анисьи петух. Она и просила подсобить. А тебя никто не спрашивал, – сказал, как отрезал, и руку протянул, только не ей, чтоб помочь подняться, а требовательно: – Петуха сюда давай, да в избу иди. Не бабье это дело.
Что?! Уму непостижимо! Снеженика просто не верила своим ушам! Вадим не то что подобным тоном никогда с ней не разговаривал, у него такого даже в мыслях не бывало! А тут... Обросшая копия Вадима ухмыльнулась в усы и посмотрела на нее свысока.
– Облезешь! – с трудом взяв себя в руки, Снеженика самостоятельно выбралась из сугроба и, отбросив косу, спрятала петуха за спину. – А тронешь – дом сожгу! Уяснил?
Тот снова нагло усмехнулся, вогнал топор в пенек – так, что только щепа полетела. Потом равнодушно развернулся, подошел к перевернутой тачке, отбросил ее одной рукой и, подобрав мерно похрапывающего родителя, размеренной походкой направился к соседней избе.
Петух как-то странно заскулил и доверчиво ткнулся клювом прямо ей в подбородок. Черные бусинки глаз блеснули благодарно и очень знакомо, совсем по собачьи преданно.