Святочный сон

Амалия знала, что стоит над бездной, но не желала думать об этом. Завтра будет разорение, завтра она окончательно падет в эту бездну, но теперь... Теперь - прочь размышления о будущем. На худой конец есть еще что заложить. Амалия пошарила на комоде, раскрывая одну за другой шкатулки и коробочки.

– Да, не богато...
– пробормотала обескураженная дама и тотчас встрепенулась: - Но есть еще шали!

Она раскрыла шкафы и сундуки. Улов оказался жалким. Когда, в какой момент Амалия так обнищала? Скоро ей не в чем будет выйти на улицу, выехать в свет! Это была катастрофа. Продав имение, она не спасет положения, но что еще оставалось?

Есть дом в Петербурге. Турчанинов покуда не знает о нем. И этот дом, московский. Может быть, уехать? Амалия ждала, что все решится само собой, но вязла все глубже в тине неурядиц.

Ее рука невольно потянулась к бутылке, в которой оставалось еще немного вина. Пусть будет что будет! Ей теперь надобно придумать, как заманить к себе эту недотрогу Мартынову. К ней у Амалии теперь особый счет. Неудачу, постигшую ее с кузеном, мадам Штерич тоже списала на счет Мартыновой. Она до сих пор не понимала, отчего тогда, в их доме, она не разоблачила Юрия. Его любовница ловко вмешалась и все испортила.

– Желала бы я видеть их лица, когда они узнают, кому обязаны появлением в доме учителя!
– бормотала пьянеющая Амалия.
– Владимир лопнет от злости! Да, жаль, что мальчишка не справился. Вот была бы потеха, соблазни он Мартынову!

Амалия расхохоталась.

– Однако покуда потешаются надо мной. Что ж, кузен, я оставлю за собой последнее слово. А теперь нужно придумать, как заманить Александрину на магнетический сеанс.

2.

Горский задумчиво перебирал книги из дядиной библиотеки

– Старина и пыль веков, - пробормотал он, хлопнув о стол очередной том.

– Что ты ищешь среди теней прошлого?
– лениво вопросил Коншин, наблюдавший за Эзопом, который набивал трубку, гримасничая и высовывая язык.
– Твоя внезапная страсть к чтению пугает меня более, чем твой сплин.

Юрий не придал значения насмешливому тону приятеля.

– Ищу "Красное и черное" Стендаля, Соня его читала.

Коншин присвистнул:

– Друг мой, позвольте потрогать ваш лоб - у вас, верно, любовная лихорадка.

Юрий, наконец, рассердился:

– Оставь свои семинарский шутки!

– Отчего же?
– не отставал от приятеля Коншин.
– Допреж я думал, что ты выйдешь в модные писатели, которые сочиняют романы для скучающих дамочек и девиц, столь решительно ты взялся за перо. Теперь уж и не знаю, что думать!

– Она не отвечает на мои письма, - горестно вздохнул князь и велел Эзопу подать шубу.

– Куда ты, душа моя?
– встревожился кавалергард.

– В книжную лавку, за Стендалем. Эзопка, ты идешь со мной?

Негритенок, подав господину шубу, стремглав бросился собираться.

– Постой, я тоже с тобой прогуляюсь, - решился Коншин.

Книжная лавка была неподалеку, поэтому отправились пешком. Они миновали Гагаринский переулок и скоро вышли на Арбат. Уже вечерело, в синих сумерках вспыхивали один за другим фонари, зажигаемые фонарщиками. Приглушенно стучали по заснеженной мостовой копыта лошадей и каблуки прохожих. Едва маленькое общество приблизилось к массивной дубовой двери книжной лавки, как вдруг услышали нежный женский голосок, позвавший:

– Эзопушка!

Негритенок тотчас кинулся к остановившемуся у обочины экипажу, из окошка которого выглядывало хорошенькое, свежее личико. Девушка просунула ручку для поцелуя. Эзоп радостно схватил ее.

– Каково тебе без прежнего хозяина? Скучаешь? У кого же служишь теперь?
– сыпала вопросами хорошенькая девица.

Коншин воспользовался моментом и представился прелестной незнакомке. Не дожидаясь спутников, Горский вошел в лавку. Услужливый хозяин выложил перед ним с десяток томов:

– Только что привезены из Парижа: Гюго, Бальзак, Мюссе. Все новинки.

– Однако мне нужен Стендаль, "Красное и черное", - возразил Юрий.

– Виноват-с! Стендаля нет, закажем непременно-с!

Горский вздохнул, повертел в руках томик Мюссе и положил на место. Не слушая заверений хозяина, что скоро требуемая книга будет доставлена, Юрий покинул лавку. Экипаж с незнакомой девицей уже отъехал, Эзопка махал ему вслед. Коншин крутил ус и выпячивал губы, что у него означало совершенное довольство.

– Что за прелесть эта Ланская! Та самая, из-за которой несчастный Лопухин бежал за границу.
– Кавалергард мечтательно вздохнул.

– Брось, тебе не идет роль влюбленного романтика, - проворчал Горский, направляясь домой.

Однако день, верно, выдался особенный, день нежданных встреч. Как скоро князь завернул в переулок, до него донесся отчаянный вопль:

– Мсье Дюваль!

Горский не оглянулся, лишь дернул плечом, не желая отзываться на печально памятное имя.

– Мсье Горский, князь!
– еще отчаяннее звал его детский голос.

Юрий тотчас обернулся навстречу мальчику, который выпрыгнул из саней и бежал к нему что есть духу.

– Миша!
– радостно пробормотал князь, крепко обнимая ученика.

– Я скучал, я просил Соню передать, что жду. Помните, вы обещали, что не забудете меня и дадите знать о встрече. Я ждал, ждал...
– Миша радостно уткнулся в шубу Горского.

– Я просил Софью Васильевну сказать, что помню о тебе.

– Она ничего не сказывала, - удивился Миша.

Юрий утешающе похлопал его по спине:

– Не сердись на тетушку, она права.

А Миша уже размышлял, какой будет его месть негодной Соне.

– Познакомься с моим Эзопкой, совершенный проказник!

Миша с восторгом глазел на веселого негритенка. Эзоп церемонно раскланялся, чем рассмешил все общество. Только теперь мальчик заметил Коншина и учтиво приветствовал его.

– Что твои домашние? Все ли здоровы?
– спросил Горский.

– Здоровы, - пожал плечами Миша.
– Я теперь езжу в пансион, вон Филька меня возит.
– Он указал на свои сани.