Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие
Шрифт:
Теперь, если принять во внимание то чрезвычайно возвышенное и глубокое содержание, которое в оригеновском богословии соединяется с понятием , то будет очевидным, что в расположении терминов в символе наблюдается постепенность, восходящая, так сказать, от внешнего, формального определения к все более полному, проникающему в самые глубины божественного существа: Слово— Премудрость— Сила. Отсюда естественно, что за может следовать только , которое возводит определение существа Сына еще на более высокую ступень.
обозначает собственно орудие для вырезывания, насечки, отпечатывания, а затем — нарез, печать, напр., на монетах, на камне, на дереве, и, наконец, оттиск, отпечаток, который в точности воспроизводит отличительные, выделяющиеся черты изображаемого: здесь вся особенность состоит именно в отчетливости воспроизведения, в котором со всею типичностью воспроизводится данное начертание и характерно выступающие и согласные с ним черты [890] . и Сын называется , потому что Он в Себе точно воспроизводит, отображает черты Отца: его напечатлел Бог Отец, всецело изобразив в Нем Себя. В данном случае имеет абсолютное значение в изображении внутренней жизни Божества, так как стоит одно, без обычно соединяемого с ним (напр., у св. Афанасия Александрийского) . У самого св. Григория последний термин присоединяется только во второй части символа, где Господь называется .
890
Проф. H.
Объяснение того, в каком смысле Слово называется , находим у Оригена, который пишет: „по слову апостола, Он есть не только сияние славы, но и отпечатленный образ (figura expressa)сущности и даже ипостаси Его. Поэтому, мне кажется, не излишне обратить внимание на то, в каком смысле какая бы то ни было иная сущность и ипостась, помимо самой сущности Бога, может быть названа образом Его? В данном случае нужно иметь в виду, конечно, то обстоятельство, что Сын Божий, Который называется Словом Божиим и Его Премудростию, один только знает Отца и открывает его тем, кому желает, т. е. тем, которые могут сделаться способными к восприятию самого Слова и Премудрости. Итак, смотри, не потому ли Он и может называться отпечатленным обpaзом (т. е. ) сущности и даже ипостаси Его, что Он дает возможность чрез Себя Самого постигать и познавать Бога? Иными словами: не в том ли смысле Он может называться отпечатленным образом сущности Божией, что, будучи Премудростию, Он прежде всего в Самом Себе отображает все то, что желает открыть прочим и на основании чего эти последние познают и постигают Бога? [891]
891
О началах, I, 2, 8: Migne, PGr., t. 11, col. 136; русск. перев. стр. 31.
При таком значении термина вполне понятно и определение его чрез : как вечен первообраз так вечно и его начертание. Ориген так раскрывает, эту мысль: „если есть образ Бога невидимого, то и образ — невидимый. A я бы осмелился присовокупить и о подобии Отца, что невозможно когда-либо не быть ему. Ибо, когда Бог, у Иоанна называемый светом: яко Бог свет есть (1 Иоан. 1, 5), не имел сияния собственной славы Своей, чтобы кому-либо осмелиться приписывать начало бытию Сына, прежде не бывшего? Когда же не было образа и начертания неизреченной, неименуемой, неизглаголанной ипостаси Отчей? Когда не было Слова, Которое познает Отца? Пусть вразумится тот, кто осмелится сказать: „было некогда, что Сын не был“; чрез это он говорит также не было некогда Премудрости, не было Слова, не было Жизни“ [892] . Ту же мысль весьма отчетливо выражает св. Афанасий Александрийский: „Сын есть образ и сияние Отца, и начертание и истина. Если, как скоро есть свет есть уже и его образ — сияние, и как скоро есть ипостась есть и всецелое ее начертание, и как скоро есть Отец, есть и истина, то измеряющие временем Образ и Начертание Божества пусть вникнут, в какой ров нечестия впадут они… Поелику была Ипостась, то, без сомнения, тотчас надлежало быть Еe Образу и Начертанию, потому что не вне написуется Образ Божий“ [893] .
892
У св. Афанасия Александр., „Об определениях Никейского собора“, § 27: Migne, PGr. t. 25, col, 465; русск. пер., ч. стр. 436–437.
893
Ha ариан. сл. т, § 20: Migne, PGr. t. 26, col. 53; русск. пер. ч. 2, стр. 203.
К. Каспари [894] полагает, что относится и к ввиду пред и после без , и кроме того, это обозначение Сына оказалось бы без предиката, тогда как прочие три наименования его имеют предикаты. По приобретает значение только при и нисколько не усиливает , которое и само по себе уже заключает понятие вечности. Ориген говорит: „ясно, что этот пар силы Божией, не имеющий никакого начала, помимо Самого Бога, существовал всегда, и (для Него) не могло быть никакого другого начала, кроме Самого Бога, от Которого Он и существует и рождается. Согласно же апостолу, который говорит, что Христос есть Божия сила (1 Кор. 1, 24), этот пар должно признать не только паром силы Божией, но и силою от силы“ [895] . Тогда показывает, что начертание не впоследствии сделано сходно с первообразом, но оно есть и пребывает вместе с первообразом, произведшим его; оно не чрез подражание отпечатлено, но существует потому, что существует первообраз, и вечно, как последний.
894
Alte u. neue Quellen z. Gesch. d. Taufsymbols, S. 40, Anm. 12
895
8) O началах, I, 2, 9: Migne, PGr., t. 11, col. 138; русск. перев., стр. 34.
Если Сын, по воззрению Оригена, называется отпечатленным образом потому, что Он прежде всего в Себе Самом отображает все то, что желает открыть прочим, то совершенно ясно можно установить отношение к предшествующему : от всей безмерно великой силы Божией происходит испарение, которое становится другой силой, существующей в своей особности, имеющей свою ипостась; но эта объектированная другая Сила не есть что-либо неопределенное, а точный отпечаток первой Силы: Она— Начертание Отца, вечное, как вечен и Сам Отец.
Уже в наименовании Бога указано то существенное отношение, в каком стоит первое Лицо ко второму, являющемуся его Словом живым, Премудростью ипостасной, Силой и Начертанием вечным, и потому дальнейшее собственно возвращает мысль к раньше выраженному понятию , обосновывает и раскрывает его смысл. Что Бог Отец есть , совершенный во всех отношениях, это было всегда общецерковным учением, и здесь его смысл не ограничивается в [896] , а остается во всем своем широком объеме и выражает ту мысль, что совершенный Бог есть Родитель такого же совершенного Сына. В благодарственной речи, как мы видели, св. Григорий обозначает Слово, как (§ 39). не только соответствует предшествующему как причина этого имени [897] , но и точнее определяет его содержание, бросая свет на тот внутренний процесс в жизни Бога, в силу которого Он есть Отец Слова живого, Премудрости ипостасной и Силы и Начертания вечного в том глубоком значении, какое заключается в этих понятиях: весь этот процесс обозначается чрез , в силу чего и Бог Отец есть . Этим устраняются всякие другие отношения между Богом и Словом, кроме отношений Отца и Сына, почему св. Григорий снова повторяет употребленное им в начале , но уже с одним определением, которое объединяет в себе все предшествующие и после является единственно возможным: . и есть собственное обозначение существа второго Лица наряду с , его собственное имя в самом точном смысле; все же остальные — , , , — только наименования, описывающие с разных сторон отношения Сына к Отцу и затем Его проявления и деятельность в мире. Бог есть Отец Сына следовательно,
не от вне привзошедшего. Совершенное рождение может быть только единственным, — поэтому — . Он есть единственный по естеству Сын единого Отца, рожденный единственным образом в противоположность тем, которые суть сыновья по усыновлению Слова Оригена: „Он есть единственный Сын по природе и посему называется Единородным“ [898] , служат прекрасным комментарием к последнему выражению символа. „Итак, един есть истинный Бог., — пишет Ориген в другом месте, — единый и истинный Бог, чтобы именно мы не верили, что имя истинного Бога приличествует многим. Посему, таким образом, и те, которые приемлют Духа всыновления сынов, о Нем же вопием: авва, Отче“(Рим. 8, 15), конечно, суть сыны Божии, но не как единородный Сын. Ибо Единородный по естеству Сын и всегда и неотделимо Сын, а прочие получили власть делаться сынами Божиими (Иоан. 1, 12. 18) вследствие того, что восприняли в Себя Сына Божия… Вследствие этого, какое различие имеет Бог по отношению к тем, которым говорится: „Я сказал: боги есте“, такое различие имеет Сын по отношению к тем, которые слышат: „Сынове Вышнего все“(Псал. 82,6); [899] или короче: „Единородный Сын, Спаситель наш, Который единственный от Отца рожден, есть единственный Сын по естеству, а не по усыновлению“ [900] .896
C. Caspari, Alte u. Quellen, [z. Gesch. d. Taufsymbols, S. 41,
897
Anm. 15.
898
О началах, I, 2, 5: Migne, PGr., t. и, col. 136; русск. перев., стр, 28. Cp. in Ioannem, II, 6 (Міgne, PGr., t. 14, col. 129): .
899
Фрагмент из комментария на Евангелиста Иоанна, t. V, в Apologia Pamphili martyris pro Origene, n. 71: Migne, PGr., t. 17, col. 580.
900
Там же, n. 79: Migne, PGr., t. 17, col. 580.
Таково содержание первой части символа св. Григория, в которой он в таких глубоких терминах раскрыл внутреннее содержание жизни Бога Отца.
ГЛАВА II
О втором Лице.
Вторая часть символа раскрывает учение о втором Лице Св. Троицы и, в параллель к первой части, начинается исповеданием учения о едином Господе — . Имя , как в Новом Завете, так и в древне–церковной письменности является наиболее обычным наименованием Христа. И в древних символах восточной и западной церквей второй член начинается , впрочем, большею частию с присоединением: , — символ св. Григория ограничивается одним .
Следующие затем определения: , o, продолжают раскрытие учения о Сыне, данное в первой части символа. , т. e. Единственный от Единственного. указывает на происхождение, почему по своему содержанию в сущности равняется предшествующему . Это довольно частое в древних символах и в древне–церковной письменности выражение и представляет собою один из способов для обозначения исключительного и непостижимого для человека образа рождения Сына от Отца. получает такое определение потому, что Он один Свое бытие и существо имеет непосредственно от Бога чрез рождение от Него. В тесной связи с этим стоит , которое конкретнее определяет : единственный рождающий есть Бог и единственный рожденный от Него также есть Бог.
Здесь возникает вопрос, можно ли признать выражение o согласным с воззрениями и терминологией Оригена. Известно учение Оригена о том, что–только Бог Отец в собственном смысле может быть назван , ; Сын же есть только , [901] .
Между тем св. Григорий в символе употребляет просто . К. Каспари [902] , чтобы сделать последнее выражение совершенно оригенистическим, принимает что здесь должно считать равным , для чего в качестве основания приводит не только то, что часто равно , но и параллельное изречение о Св. Духе . Но если даже принимать , как , в пользу чего говорит то, что и и — оба поставлены без члена, то, по мнению К. Каспари, и в таком случае не будет противоречия с учением Оригена, что ясно и из того, что это же выражение встречается, кроме символа Лукиана, в формуле веры Евсевия Кесарийского, равно как и в нескольких полуарианских и арианских символах (в 4–й антиохийской формуле, в 1 и 3 сирмийских формулах, никской, селевкийской и константинопольской 360 года). В таком случае первое обозначает всецелое божественое существо или всецелую божественную природу „единого Бога“, с изъятием (исключенной посредством ) нерожденности. Эти рассуждения К. Каспари стоят в связи с его стремлением доказать возможно большее согласие символа с учением Оригена. Но нет оснований так усиленно утверждать оригенизм символа в этом пункте, правда весьма существенном. Понимать различно один и тот же термин в одном и том же выражении не представляется возможным как в виду совершенного отсутствия каких-либо данных для этого, так и потому, что для обозначения божественной сущности в следующем же изречении символа употреблен соответствующий термин . Не правильнее ли предполагать, что св. Григорий не принял оригеновского различия между и и употребляет в том же значении, в каком это выражение впоследствии употреблено было и в Никейском символе. Уклонение от Оригена — весьма существенное, но оно не может быть выставлено в качестве возражения против происхождения символа от ученика Оригена, потому что и вообще эта яркая подробность учения Оригена не нашла определенного приема в церковном богословии. Поатому выражает собою ту же мысль, какую еще раньше высказал св. Ириней Лионский: „и Отец есть Бог и Сын — Бог, ибо от Бога рожденный есть Бог“ [903] .
901
In Ioannem, t. 2, 1–3: Migne, PGr., t. 14, col. 104–116.
902
Alte u. neue Quellen z. Gesch. d. Taufsymbols, S. 43.
903
Доказательство апостольской проповеди, гл. 47: русск. перев., стр. 42.
Из того, что Господь рожден от Отца, как единственный от Единственного и Бог от Бога, вытекает то следствие, что Он есть : Он — точное начертание Божества, Божественной сущности , целостное отображение Его, со всею точностью и жизненностью воспроизводящее в Себе Свой Первообраз. Св. Григорий говорит здесь согласно с своим учителем, который также видел в Божестве Сына образ истинного Божества [904] и в понимании того, почему Сын называется образом Невидимого, усматривал основание для выяснения того, в каком именно смысле Бог правильно называется Отцом Своего Сына: наименование образа приложимо к Сыну Божию в виду того, что Он есть невидимый образ невидимого Бога, подобно тому, как Сын есть образ Адама [905] .
904
In Ioannem, t. 13, 36: Migne, PGr., t. 14, col. 461.
905
O началах, I, 2. 6: Migne, PGr., t, 11, col. 134; русск. перев.,