Святой и грешница

— Почему вы не отсиживаете свой зад перед богемским городком? — спросила мадам. — Сейчас только август, до наступления зимы вы могли бы продолжить осаду.

— Спасибо за совет, мадам, — ухмыльнулся Гильг. — Напрасно нам не позволили взять с собой хитрых женщин легкого поведения. Кто знает, может, поход закончился бы иначе.

— Однозначно! — весело воскликнула Жанель. — Мы бы взяли Мис, а вдобавок и Прагу. Мы были бы такими же смелыми, как и гуситские женщины, о которых здесь уже легенды ходят.

Гильг выпил за их здоровье.

— В следующий раз мы возьмем вас с собой, вы увидите Прагу и крепость — по рассказам, самую большую в империи.

— Да, она невероятная, — вздохнула Элизабет, но никто не обратил на нее внимания.

— Дайте мне договорить, — настоял Гильг. — В лагере началось волнение при известии о том, что на подходе огромное войско гуситов под командованием Прокопа Голого, фанатичного священнослужителя, ставшего полководцем таборитов и достигшего больших успехов. Было принято решение прервать осаду Миса и двигаться навстречу Прокопу. Я не знаю, кто это решил, но осадная техника была выведена, а часть лагеря сожжена.

— Наверное, вы не могли взять все с собой и ваш полководец не хотел ничего оставлять для гуситов, — предположил палач.

Йорг пожал плечами.

— Возможно, но им следовало лучше проинформировать людей. Впопыхах солдаты собирали свои пожитки, смятение и страх распространились по лагерю. Беспокойство переросло в панику, и все бросились врассыпную. Начальникам оставалось только беспомощно наблюдать за этим.

— Какое храброе войско! — воскликнула Эльза, отхлебнув вина. Ее настолько увлек рассказ, что она даже раскошелилась на кувшин вина за свой счет.

— Многие, в том числе мы с Йоргом, бежали в сторону Тахова. Мы были очень встревожены, так как думали, что гуситское войско уже поблизости. Нужно признаться, что после таких скитаний мы уже не горели желанием сражаться и лишиться в бою головы. Наш боевой дух постепенно угасал, пока и вовсе не потух. Кажется, между кавалерией и пехотой, бежавшими в Тахов, даже возникло некоторого рода соревнование. Большая часть укрылась в Богемском лесу. Подкрепление, спешившее нам навстречу, развернулось и тоже бежало вместе с остальными. Легату удалось догнать отряды под Таховом и убедить их сражаться. Нам поручили соорудить на холме обоз для прикрытия войск, как это часто делали гуситы. На следующее утро мы должны были выступить им навстречу. Однако наши ряды стремительно редели, исчезло много повозок. Конечно же, мы видели беглецов, от начальников тоже не утаилось дезертирство, но они ничего не могли с этим поделать. Легат поднял флаг, чтобы придать нам мужества перед сражением, но вместо того, чтобы с поднятым флагом смело идти во главе войска, главнокомандующие начали спорить, кому он принадлежит! Фридрих Бранденбургский уже несколько дней был болен и находился в Тахове, поэтому легат передал флаг пфальцграфу Ноймаркта, который на наших глазах разъяренно швырнул его в грязь. Не знаю, какая вожжа попала ему под хвост, я давно перестал следить за их дрязгами. Но как бы там ни было, для нас это стало сигналом того, что все потеряно. Вдалеке мы заметили приближающееся облако пыли из Миса — это могла быть только кавалерия Прокопа. Нам все надоело! Епископ с рыцарями давно улизнул, легат разрыдался, но единственное, что нас волновало, — как оставить эту проклятую Богемию невредимыми!

— Иначе говоря, вы удрали, — сухо подытожил палач.

Йорг и Гильг кивнули.

— И очень вовремя. Вскоре авангард гуситов настиг солдат, которые слишком долго не могли решиться бежать и за это поплатились своей жизнью! Войско Прокопа вырезало всех, чем очень нас поторопило! Крестоносцы скатились с холма под защиту Богемского леса. Для нас поход закончился, и мы отправились домой.

Элизабет, которая с поникшей головой сидела неподвижно, обвела солдат взглядом:

— Что произошло в Богемии? Если я правильно понимаю, город Тахов был в руках императора.

Солдаты кивнули.

— Верно, многие бежали в Тахов, и Прокоп велел взять его в осаду. Все дороги, ведущие из города, были перекрыты. Предусмотрительный Фридрих вовремя подстраховался, но для сбежавших сюда немцев город стал ловушкой. Гуситы штурмом захватили его, оставив в живых только женщин и детей. — Йорг замолчал и залпом опрокинул кубок.

— Проклятые гуситы, — выругался Гильг. — Пусть вечно горит в аду еретик Ян Гус!

— Он уже горел в огне земного костра, — ехидно возразил палач. — Думаю, он в полной растерянности наблюдает с неба, как ситуация на земле все больше напоминает преисподнюю.

— Да ты гусит! — воскликнул Йорг, выхватывая кинжал.

Мейстер Тюрнер спокойно сидел, обхватив двумя руками кубок.

— Я не приверженец радикальных бунтарей в Богемии, однако с Яном Гусом обошлись несправедливо. Почему, видя, как ведут себя епископы, папы и антипапы, никто не задается вопросом: они действительно последователи нашего Господа Иисуса Христа? Неужели Господь этого хотел? Нет! Гус выступил против царящих вокруг злоупотреблений. Против ленивых священников и прелатов, которые облапошивают своих овечек, выжимая последнюю монету. Если каждый, кто выступает против этого, еретик, то я один из них. Императору, его мирским и церковным правителям должно быть стыдно, что их охранные грамоты не стоят даже пергамента, на котором написаны. Император обеспечил Гусу свободный проезд, когда тот отправился в Констанц на собор, и даже пальцем не пошевелил, когда преследователи бросили его в тюрьму и устроили спектакль перед судом! Нет, я не поддерживаю восстание против нашего императора и наших традиций, но был бы не против, если бы не только простые люди соблюдали установленные правителем законы! И духовенство использовало свои силы и время для того, для чего они им даны: утешали простых людей в их нелегкой судьбе, провозглашая слово Божье!

Все молчали и пристально смотрели на палача. Поставив кубок на стол, он положил рядом несколько монет и ушел.

— Он хороший человек, — тихо сказала Элизабет. — И как нельзя лучше выразил мои мысли.

Жанель кивнула.

— Да, кто бы мог такое подумать о мейстере Тюрнере?

Глава 9

Жарким солнечным днем обитательницы борделя, облачившись в свои самые красивые наряды, отправились в город, чтобы посмотреть на шествие в честь епископа и в знак благодарности за благополучное возвращение из священного крестового похода. И, конечно же, в честь смелых воинов, сопровождавших епископа в Богемии.

Несмотря на плохое самочувствие, Элизабет тоже пошла с девушками, потому что Жанель не оставляла ее в покое.

— Тебе нужно на солнце, ты слишком бледная, — сказала она и потянула подругу за собой.

— Но так она выглядит очень благородно, — заметила Анна, — а не по-крестьянски, как мы! — Она улыбнулась, обнажив свои плохие зубы.

— Благородно? — переспросила Грет и критично взглянула на Элизабет. — Да она выглядит болезненно. Но в любом случае поход на Домштрассе ей не повредит.

— А может, у нее еще появятся веснушки, как у тебя, — смеясь, пошутила Анна.

Грет поправила выбившуюся из-под чепчика прядь волос.

— Не смей критиковать меня, — она наиграно гневно фыркнула и сымитировала интонацию Марты. — И поправь свой чепчик! Сегодня большой праздник.

Анна скорчила рожу, Жанель поправила ей волосы и аккуратно повязала сверху чепчик.

Еврейские ворота были давно замурованы, поэтому девушки направились в город через Плайхахские ворота. Миновав их, они прошли по переулку, где жили извозчики, прямо к монастырю кармелитов, за которым высилась башня старинного замка, используемого правителями города как ратуша. Чем ближе девушки подходили к Домштрассе, к улице, которая по прямой вела от западных ворот к мосту через Майн, тем больше им встречалось людей. Наконец они очутились на предназначенной для процессии улице. На другой стороне, на площади перед монетным двором, собралось еще не очень много людей, поэтому девушки решили именно с этого места наблюдать за шествием. Горожане не обращали на них внимания, лишь некоторые мужчины улыбались им или насмешливо кланялись и одна женщина в одежде бегинки ^[2] , перекрестившись, быстро пошла прочь.

2

Женщина из общины, подобной монастырю, где соблюдались безбрачие, непорочность и послушание. Бегинки часто жили в городе и заботились о больных и бедных.

— Лицемерка, — прошипела Марта. — Им не следовало бы притворяться такими святошами. Погодите, мы еще увидим их на костре!

Анна вытаращила глаза.

— Ты уверена? Ты действительно думаешь, что епископ приговорит их к сожжению на костре?

Жанель пожала плечами.

— У нас дома сожгли очень много еретиков, и о бегинках постоянно говорят, что их дома закрываются и женщин разгоняют, потому что они неточно придерживаются настоящего учения.

— Но сразу сжигать? — прошептала Анна.