Святой и грешница

— Наверное, ты права, — сказала Грет.

Девушки замолчали, но Элизабет еще долго не могла уснуть. Она надеялась, что ее подозрение утром не оправдается. Но что делать, если вдруг нет? Если это ужасная правда?

Несмотря на нежную заботу Эстер и микстуру Жанель становилось все хуже. Ее кожа горела. В лихорадке ее бросало из стороны в сторону, она бормотала непонятные слова и периодически вскрикивала. Эстер не отходила от нее.

— Она тяжело дышит и жадно ловит воздух, — сообщила Эстер.

— Мне неинтересно, что она нам сюда притащила, — ругалась Марта, нарезая буханку хлеба большим ножом.

Эстер, обессиленная, подошла к столу и взяла себе горбушку.

— Она так плохо выглядит, что у меня в голове опять возникают картинки трехлетней давности, когда осенью началась эпидемия чумы. — Она содрогнулась. Мрачные воспоминания отразились у нее на лице. — Повсюду в городе умершие и кресты на дверях. Вонь и страх. Мейстер Тюрнер говорил, что каждый день приходилось вывозить из города больше сорока трупов. Вскоре уже не хватало слуг и работников, чтобы собирать урожай. Зерновые пропали, виноград остался в виноградниках. Это были страшные месяцы.

Мара кивнула.

— Да, сначала умирали крысы, а затем и люди. Чума забрала моих родителей, бабушку и всех братьев и сестер. Я осталась одна. Мой отец всего лишь за несколько месяцев до этого переехал с нами в Вюрцбург, чтобы работать мыловаром. — В ее взгляде появилось отчаяние. — Владелец дома сказал, что я не могу жить одна и без денег. Что мне еще оставалось, кроме как прийти к мадам, чтобы работать здесь?

— Почему ты не вернулась туда, откуда родом твоя семья? Там нет родственников? — спросила Анна.

Мара пожала плечами.

— Мы не от хорошей жизни уехали из Кельна. Нет, назад я не могла вернуться. Я даже побоялась отправиться в дорогу… — тихо добавила она, — проделать такой долгий путь. Абсолютно одной.

Эстер обняла ее.

— Интересно, почему чума одного забирает, а другого щадит. Хотя выздоровели немногие. — Она замолчала и грустно посмотрела на пол.

Элизабет и Грет обменялись серьезными взглядами. Было произнесено самое страшное слово. Чума! Неужели она вернулась в Вюрцбург, чтобы снова безумствовать и без разбора забирать женщин и мужчин, а прежде всего детей и стариков?

Эстер поднялась, чтобы снова посмотреть, как там Жанель, и остальные девушки занялись повседневной работой. Грет и Элизабет подмели грязное сено и отнесли его к выгребной яме.

— Ты считаешь, что чума могла вернуться? — спросила Грет, когда никто из девушек не мог их слышать.

— Похоже, мадам именно этого боится, — ответила Элизабет. В ее голосе слышалось волнение. — Думаю, что именно поэтому она не хочет звать банщика. Он не должен видеть Жанель — и палач тоже. Она вчера закрыла дом, прежде чем мейстер Тюрнер пришел с обходом. Такое случается нечасто.

— Да, ты права.

Девушки стояли у края ямы. Абсолютно спокойно мимо прошла крыса, поднялась на задние лапки, с интересом что-то вынюхивая, и продолжила свой путь. В сене наверняка оставались остатки чего-то съестного.

— Ты веришь в то, что у нее чума? — спросила Грет.

Элизабет пожала плечами.

— Не помню, чтобы я видела много больных чумой. Я знаю только, что мадам начала опасную игру!

— Да, если у Жанель чума, то она умрет без помощи банщика или лекаря.

— Если у нее чума, то она умрет так или иначе. Но что будет с нами и с клиентами, которые каждый вечер приходят и уходят? Никто не знает, по каким признакам чума отыскивает своих жертв. Некоторые говорят, что Бог посылает нам ее в качестве наказания за греховное поведение. Это вполне возможно, но не думаю, что он отдельно выискивает каждого больного. Умирают и грешные, и праведные! Нет, должны быть другие причины. Когда дом охвачен огнем, то он перебрасывается на другие дома, если они построены слишком близко, и вскоре горит весь город. Появляются новые требования: переулки нужно расширять, строения должна разделять каменная стена.

Грет внимательно посмотрела на нее.

— Поэтому на домах, где были больные чумой, делали отметки и закрывали их. А добровольцы, имевшие дело с больными, носили длинную одежду и маски, чтобы дышать.

— Если мы будем находиться рядом с Жанель, то можем слечь с лихорадкой, и мужчины, которые проводили у нас время, и их семьи…

— Но что мы можем сделать? — Глаза Грет расширились. — Ты хочешь, чтобы ее бросили на телегу и отвезли в богадельню? Ты хочешь с ней так поступить? А что, если это не чума? Богадельня ее погубит!

Элизабет замялась.

— Нет, я не хочу, чтобы она еще больше страдала и умерла среди посторонних. Я ее очень люблю и переживаю за нее, а также за нас и за весь город. Кто-то, кто хорошо знает симптомы чумы, должен осмотреть ее!

— Ты ведь знаешь, что мадам это строжайше запретила. А она умеет наказывать за непослушание! Если наше подозрение подтвердится, мы должны учитывать тот факт, что наше заведение закроют и к нам не смогут приходить клиенты, чтобы тратить свои монеты. И тогда помилуй нас Бог! — Грет казалась не очень напуганной, на ее лице скорее читалась торжествующая решительность.

— Это, вероятно, то, чего так боится мадам и что хочет предотвратить. Но это может закончиться намного хуже! Если совет узнает, то нас здесь запрут. Заколотят гвоздями дверь и откроют лишь тогда, когда болезнь будет побеждена… или когда мы все умрем, — размышляла Элизабет.

— И, несмотря на это, ты хочешь ее кому-нибудь показать. — Это был не вопрос, но Элизабет кивнула.

— Да, потому что это нужно! Вот только я не знаю кому. Банщику или мейстеру Тюрнеру?

— Эй, где вы? — прозвучал внезапно разъяренный голос мадам. — Сколько вам нужно времени, чтобы очистить корзину?

Девушки поспешили к дому, чтобы продолжить работу. Спустя некоторое время Грет снова отвела Элизабет в сторону.

— Если мы действительно собираемся это сделать, то нам нужно отыскать отца Антониуса. Я только что немного расспросила Эстер. Она говорит, что он неустанно заботился о больных чумой, когда большинство лекарей покинули город. Под его попечением выжило больше больных, чем где-нибудь в другом месте. Нам нужно его найти!

— Спасибо, но я пойду одна. Достаточно будет, если только одна из нас ощутит на себе гнев мадам.

Грет открыла было рот, чтобы возразить, но остановилась и улыбнулась.

— Ты действительно смелая! Знаешь, вначале я немного недолюбливала тебя. Постоянно выражение печали и отчаяния на лице, что Бог именно на тебя взвалил эту тяжелую ношу. Бог был ко многим несправедлив! Не только к тебе. Думаешь, мы заслужили здесь жить и изо дня в день потакать клиентам и мадам? Но мы не причитаем и делаем все возможное, чтобы с этим справиться. Теперь я знаю, что и в тебе кроется боец. Это мне нравится!