Святой конунг

Когда Сигрид и Кальв вернулись обратно, во дворе еще были люди. Все молча смотрели на тяжелые, снеговые облака.

Собравшиеся в зале тоже были молчаливы; казалось, они чего-то стыдятся. Лишь некоторые пытались казаться равнодушными.

И тут кто-то сказал:

— Может быть, не весь этот год, а только один день будет ненастным. Возможно, тысячу лет спустя после своего вознесения Христос вернется обратно…

В зале опять стало тихо.

И тут Харальд Гуттормссон стукнул кулаком по столу.

— Для меня достаточно один раз в неделю встречать конец света, — сказал он. — Двух раз для меня слишком много.

Однако на Пасху конца света не наступило. И многие, подобно Харальду Гуттормссону, считали, что все обошлось.

Кальв был в эти дни очень занят; и находились такие, кого пугал предстоящий весенний тинг: те, кто в открытую нарушали закон.

Сигрид думала, что среди них могла быть и Хелена, и вскоре после Пасхи она решила навестить ее. Она убеждала себя в том, что делает это ради Хелены, хотя к этому в значительной мере примешивалось любопытство.

— Что ты намерена делать теперь? — спросила она у нее напрямик.

— А разве это не мое дело? — бесцеремонно ответила та. — Или ты думаешь, что купила меня, заплатив за меня виру?

Сигрид почувствовала, как в ней пробуждается гнев. Они стояли в одной из кладовых, куда Хелена пошла, чтобы набрать муки в деревянное ведерко. И только мысль о том, что мука может рассыпаться, удержала Сигрид от удара; Хелена наверняка выпустила бы ведерко из рук, если бы Сигрид ударил ее.

— Ты можешь сделать со мной все, что хочешь, — выдавила она из себя. — Можешь прогнать меня из Эгга хоть сегодня, если тебе так хочется.

Обе на миг замолчали.

— Ты знаешь, что мне негде больше жить, — тихо добавила Хелена.

— Ты могла бы служить в какой-нибудь другой усадьбе или в Каупанге, если бы захотела.

Хелена осторожно поставила на пол ведерко. Потом глубоко вздохнула.

— Тебе хорошо известно, что в округе никто не захочет взять меня в услужение, — сказала она, — и если бы я и могла служить в каком-то другом месте, я никогда не выполняла бы свои обязанности так хорошо, как я это делаю в Эгга. Прости меня!

Протянув Сигрид руку, она с горечью добавила:

— Таким, как я, не пристало быть гордыми.

Сигрид бросило в жар, когда она пожимала ее руку.

— Мне следовало послушаться тебя и выйти замуж, — продолжала Хелена; казалось, она хочет за один раз показать, как мало гордости в ней осталось.

— Может быть, это не поздно сделать и сейчас, — не спеша произнесла Сигрид. — Ты недурна собой; я уверена, что…

Но Хелена вмиг забыла о своем смирении.

— Если ты или Кальв думаете, что можете подкупить кого-то из дружинников, чтобы он женился на мне, то я должна сказать сразу, что мне это не подходит.

— Нет, — ответила Сигрид, хотя такая мысль приходила ей в голову, — этого я не думала. Но тому, кто знает тебя, не трудно будет полюбить тебя.

Как это уже бывало с ней на раз, Хелена внезапно расплакалась безутешно, как ребенок. Сигрид почувствовала себя растерянной. Но потом взяла ее за руку и усадила на сундук. Закрыв дверь на засов, она села рядом с ней.

Прошло немало времени, прежде чем Хелена смогла говорить. И она заговорил о своем детстве; о том, как никто никогда не любит ее. Она считала, что любовь Грьетгарда спасла ее, подобно тому, как Сигурд Победитель Дракона спас спящую Брюнхильду от Одина.

— Хотя он и не положил обнаженный меч между нами в постели, как это сделал Сигурд, когда лег в постель с Брюнхильдой, — сказала она. И она принялась рассказывать известные Сигрид вещи, включая убийство дочери, а потом рассказала о последних событиях.

— Я не могла понять, почему священник Энунд решил добровольно пожертвовать своей свободой ради моего спасения, — сказала она. — И я решила спросить его об этом.

— И что же?

— Он сказал, что когда Христос добровольно пожертвовал своей жизнью ради моего спасения, Он сделал это потому, что не хотел упускать ни малейшей возможности помочь мне. Прошлой осенью я много говорила с Энундом.

Сигрид знала об этом. В деревне ходили различные слухи; поговаривали о том, что Хелена стала любовницей Энунда.

— Готовность священника Энунда пойти ради меня на жертву привела меня к мысли о том, что я дурно поступала по отношению к Богу, — сказала Хелена. — И когда я сказала ему об этом, он ответил, что если он временами и делает добро, то не по своей воле: это Бог использует его в качестве своего орудия.

И, увидев, что он делает все, чтобы помочь мне, не обращая внимания на людскую болтовню, я поверила в то, что Бог хочет мне добра, что Он временами любит меня.

И я стала делать то, что говорил мне священник: стала просить Бога дать мне прожить праведной жизнью один день без мысли о последующих днях. И я была удивлена, обнаружив, что это не так трудно, как я думала. И когда подошла Пасха, у меня в запасе было уже много таких дней.

Сигрид ничего на это не сказала, и Хелена продолжала:

— Я не знаю, что будет со мной дальше. Но я устраиваю для себя чистые дни, как посоветовал мне Энунд.

Сигрид не нашла, что ответить.

— Ты думаешь… — неуверенно произнесла Хелена.

— Могу ли я что-то сделать для тебя? — с надеждой спросила Сигрид.

— Да, — сказала Хелена и, немного помолчав, добавила: — Ты думаешь, мне можно будет снова возиться с Суннивой?

— Конечно, — торопливо сказала Сигрид, — Суннива скучает по тебе. Она плачет, не понимая, почему ты не играешь с ней и не ухаживаешь за ней. И она ни к кому так не привязана, как к тебе.

— Я знаю, что людям покажется странным, если ты позволишь мне присматривать за твоим ребенком.

Хелена явно предвидела подобные возражения.

— Я давно уже перестала принимать близко к сердцу то, о чем болтают люди, — сказала Сигрид. Она встала и направилась к двери.

С наступлением весны многие отощали не меньше, чем выходящий из берлоги медведь. А животные, пережившие зиму, были еще более худыми; многие считали, что если весна будет поздней, в Трондхейме совершенно не останется скота.

Но весна оказалась ранней; казалось, зима выбросила на Пасху последние остатки снега. Хлеба взошли вовремя; погода стояла по-летнему теплой. Но никто не осмеливался загадывать что-то на будущее.