Святые Спасения

Единству пришел конец.

Я осталась одна в теле пять. Невозможно. Я знала, что тело один в безопасности, далеко от ангара; я не могла сократиться до одного, если только тело четыре не уничтожено. И все–таки у меня было только это единственное тело. Я увидела, как тело четыре, пошатываясь, поднялось в пятидесяти метрах от меня. Мы посмотрели друг на друга. И я в безумном жесте протянула к нему манипуляторную плоть. И оно сделало то же самое. Но наши мысли никак не могли соединиться.

Часть моей манипуляторной плоти еще сжимала пистолет с протонной дробью. Я выпрямилась, ища цель. Один из мелких ползунчиков валялся на земле возле тела четыре, ножки его уже сгибались, готовясь поднять дрона. Я повела пистолетом, захватывая цель. Но прежде, чем я выстрела и разнесла эту штуковину, из маленького, анатомически неправильно отверстия в верхней части тела дрона выплеснулось зеленое пламя.

Тело четыре покачнулось, содрогаясь так, словно его схватили и принялись трясти какие–то невидимые противники. Манипуляторная плоть выпустила длинный побег, заканчивающийся вытянутой присоской. Я беспомощно наблюдала, как тело четыре шлепает присоской по маленькой круглой ранке в своем торсе, словно пытаясь потушить огонь. Столь незначительная травма не должна была вызвать такой бешеной реакции. Ноги тела четыре задергались, выписывая дикие кренделя. Манипуляторная плоть бессистемно пульсировала, усик терял сцепление.

Я знала, что тело четыре испытывает невозможное: агонию. Но квинты оликсов не чувствуют боли. Наши тела слишком развиты для этого. Мы не страдаем, как примитивные животные, как… люди.

Я пристрелила ползунчика. Протонная дробь разнесла его в клочья. Наверное, в него был встроен подавитель запутывания. Мысли тела один и тела четыре воссоединились с моими. Спасибо, черт возьми, и на том. Мы снова стали полноценной квинтой Гокс. Нет… часть нас умирала; мы чувствовали, как наш мозг растворяется, как токсин разъедает клетки, распространяясь со скоростью лесного пожара. Драгоценные воспоминания, которые содержало лишь это тело, были утрачены, унесены во тьму.

Тело четыре испытывало не боль, но ужас. Ужас и гнев — от того, что вся его память перекачивалась в мозг тел один и пять. Бурлила кошмарная мешанина хаотичных операций и воспоминаний Гокс, всех нас прошлых: Гокс–Ли, Гокс–Мэнди, Гокс–Эсфирь, Гокс–Сюзанна, Гокс–Намоно, Гокс–Юа, Гокс–Азуцен, Гокс–Ренпа, Гокс–Кирти, Гокс–Ниоми, Гокс–Мириана, Гокс–Галина, Гокс–Аннукка, Гокс–Орнелла, Гокс–Чайлайл; кипели все поведенческие привычки, вся сущность человеческих самок, которых мы поглощали, чтобы играть их роль, превращаясь в идеальное человеческое тело квинты — Меланому. Мы все были одно, пускай и полностью рассогласованы среди этой сумятицы отчаяния и страха. Я не чувствовала физической боли, но из–за нашего инопланетного происхождения познала истинный ужас.

Я попыталась закричать: слишком уж мучительной была смерть тела четыре. Его манипуляторная плоть вскинула руки, человеческие руки, потрясая ими в ярости на вселенную.

— Что происходит? — требовательно спросило единое сознание «Спасения жизни» — потому что я ослабила ментальную защиту. — Почему вы в ангаре? Что там делают люди? Как они попали в меня?

— Да пошло ты! — мстительно завопила я. — Это ты с нами сделало! Ты! Я говорила тебе, что люди всё еще здесь. Говорила, черт побери!

— Квинта Гокс, держи себя в рамках.

Я сделала невероятное усилие, восстанавливая равновесие, потеснив инопланетных демонов, задвинув их глубоко, глубоко в мой прекрасный, совершенный разум оликса. Они для меня ничто — инструкция по уловкам, открытая книга, которую я раз уронила, трепыхающиеся в угасающем свете страницы, несколько ничего не значащих фраз. И только. Это не реально. Это не я.

Я разорвала запутанность со «Спасением жизни». Я отвергла его — как бесполезного неудачника.

Тело четыре рухнуло на землю. Мертвое.

Среди дыма и развалин ангара что–то зашевелилось. Юрий двигался осторожно, пробираясь между неровными выступами биоструктуры. Я выстрелила в него из обоих стволов. Сквозь дым и статические разряды ударили ответные выстрелы. Каменное крошево и осколки биоструктуры завертелись вокруг тела пять. Несколько попали в цель, вызвав незначительные повреждения.

Я метнула тело пять в туннель и быстро побежала, пригибаясь. Но это не было уже тело пять. Это было тело два. Я больше не квинта, кварта или трио. Я теперь дуо. И это уже не изменится, ибо последний день оликсов наступил.

Не смейтесь, люди. Я слышу вас. Чувствую вашу горькую радость. Глубоко в сознании, где прячутся ваши презренные останки. Я вас знаю. Но это и ваш конец тоже. Ибо это время моей славы.

Я убила одного из этих ублюдков Святых, ранила других. Она этого так не оставит. Кандара. Скоро она последует за мной в пустынные пространства корабля–ковчега, на протяжении веков бывшего моим домом. Глупо, конечно, но я любила его все это время, и потому его схема запечатлелась в моем сознании. И теперь ковчег станет моим полем боя.

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

Кандара проехалась по скользкому от липкой питательной жидкости полу ангара, разбрасывая обломки, и остановилась, склонившись над Аликом. В ужасе смотрела она на его культю и искалеченную ногу. Из ран толчками выплескивалась кровь.

«О, сладчайшая Матерь Мария, ни в ком не может быть столько крови».

Костенеющие пальцы вцепились в висящую на бедре аптечку — смехотворно маленькую. Страшные раны Алика бросили бы вызов целой реанимационной бригаде.

— Нужна помощь! — крикнула она. — Тащите свои аптечки! Скорее! Алик? Ох, Мария. Алик, ты меня слышишь?

Где–то позади нее Юрий все еще стрелял из пистолета в коридор, в котором исчезла последняя квинта.

Тело Алика слабо содрогнулось: он закашлялся. Застежки на вороте щелкнули, и шлем упал, со стуком ударившись о камень.

Кандара не раз видела, как смерть забирает людей, видела в их глазах отчаяние и потерю. И вот опять…

Сапата, воспользовавшись санитарными подпрограммами, проанализировала повреждения и выплеснула на линзы последовательность действий.

Этого недостаточно.

— Эй, ты свободна сегодня вечером? — прошептал Алик. Изо рта его сочилась кровь.

— Молчи! Не болтай!

Она наложила первый кровоостанавливающий зажим прямо на разорванную бедренную артерию. Потеря крови замедлилась, но не прекратилась. Второй зажим зацепился за что–то, и вытащить его из аптечки сразу не получилось. Кандара сердито дернула его и воткнула наугад в страшную багровую рану на уцелевшей ноге, пытаясь перекрыть источник крови. Перчатки скафандра не предназначались для выполнения таких деликатных задач; она была уверена, что только навредила еще больше.