Святые Спиркреста
Шрифт:
— Конечно, закончилась.
В итоге я делаю не один глоток дорогого коньяка Сева, пока Яков рассказывает мне о Захаре, и вскоре земля начинает колебаться у меня под ногами.
В отличие от Эвана, которому только что пришлось выбежать из комнаты, чтобы его вырвало, я знаю свой предел, поэтому, поморщившись, передаю Якову его бутылку обратно. Яков не знает своего предела, но только потому, что у него его, скорее всего, вообще нет.
Мы оба удивляемся, когда стройное
Мое сердцебиение замирает от удивления. Она пьяна.
Теодора никогда не напивается.
Но и я редко напиваюсь. Может быть, давление этого года давит на нее так же, как и на меня, и она ищет той же отсрочки, за которой я приехал сюда.
— Ты слишком возвышен, чтобы поздороваться? — спрашивает она увядающим тоном.
Музыка теперь звучит громче. Раньше все были еще достаточно трезвы, чтобы беспокоиться о том, что их поймают. Но сейчас все уже слишком далеко, чтобы беспокоиться. Если вечеринку обнаружат и разгонят, я даже не думаю, что буду ужасно расстроена. Я так устал за последнее время, что мог бы заснуть стоя.
Но не слишком устал, чтобы с готовностью ответить на вопиющее нападение Теодоры на меня.
— Я стою здесь уже час, — говорю я, взмахнув рукой, и надеюсь, что это выглядит бесстрастно. — Ты могла подойти в любой момент.
— Ты видел, как я вошла. Ты мог бы подойти ко мне.
— Я пришел сюда, чтобы расслабиться после тяжелой недели дедлайнов, а не для того, чтобы воздавать тебе должное, как подхалим при твоем королевском дворе.
— Вот тебе и все разговоры о том, что ты встанешь на колени, если я тебя об этом попрошу, — насмешливо произносит она.
— Ты не спрашивала меня о том, как встать на колени. Я встану на колени перед тобой в любое время, Тео. Я сделаю это прямо сейчас, если хочешь, прямо здесь, на глазах у всех.
Она вздрогнула. — Я не прошу тебя об этом. Я прошу тебя об обычной вежливости.
— Обычная вежливость — это не кричать на своих друзей на вечеринке.
— Я не кричу, и мы не друзья.
— Не лги. — Я подхожу к ней ближе. — Откуда столько злости, Теодора?
— Я не злюсь.
— Тогда в чем проблема? Ты хотела, чтобы я поздоровался, ну, вот. Здравствуй, моя милая Теодора, как поживаешь? — Я расцветаю. — Вот. Я удовлетворительно успокоил твое уязвленное самолюбие, богиня гнева?
— Я не твоя Теодора и не богиня гнева, и очень мило с вашей стороны упоминать мое эго, лорд Блэквуд.
— Зачем ты начинаешь со мной спорить? — спрашиваю я, подходя к ней ближе.
Пока я говорю, мне вдруг вспоминается фраза Якова о трахе без прикосновений.
Я поворачиваю голову и понимаю, что Яков уже давно ушел. Умно с его стороны, я полагаю. Наверное, он не хотел рисковать, попав под перекрестный огонь.
— Ты чувствуешь себя взвинченной, Тео? — спрашиваю я, поворачиваясь к ней и прижимаясь ближе, чтобы говорить ей на ухо. — Ты чувствуешь себя… расстроенной? Как будто глубоко внутри тебя есть зуд, который ты не можешь почесать, и, может быть, борьба со мной успокоит этот зуд?
Она вздрагивает. — О чем ты говоришь?
— Я говорю о странном,
непреодолимом желании найти меня и привлечь к себе мое внимание под самым ничтожным предлогом, который только можно себе представить. Загляни в себя, Теодора, и ты поймешь, что я имею в виду. Это не может быть так сложно — все, кроме тебя, это видят.— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Ты, как обычно, изрыгаешь бессмысленные фразы. Не волнуйся, это не твоя вина. Полагаю, так и должно быть, когда тебя воспитывают политики.
— О, ты обожаешь отмазываться, Теодора, не так ли? У тебя никогда не хватает смелости дать отпор, но ты слишком напугана, чтобы принять удар, поэтому все, что ты делаешь, — это отклоняешься. Вот почему мы всегда вничью, вот почему у нас с тобой вечный тупик.
— Ты пьян, — говорит она со злобной вспышкой смеха. — В твоих словах нет никакого смысла.
— И ты тоже пьяна.
— Я не пьяна, — лжет она. — Я пришла сюда, чтобы забрать свой приз. Или ты уже забыл?
Она определенно пьяна.
Трезвая Теодора никогда бы не потребовала от меня поцелуя. Трезвая Теодора никогда бы не позволила мне втянуть ее в такой нелепый спор. Трезвая Теодора никогда бы не потеряла контроль над собой и не позволила бы мне перебирать струны арфы ее эмоций, создавая такую пьянящую музыку.
— Я не забыл, — говорю я, слишком воодушевленный, чтобы подавить триумфальную ухмылку. — Заяви об этом.
Глава 24
Зеленоглазый монстр
Теодора
После месяца изнурительного интеллектуального труда наступает самое сильное истощение, которое я когда-либо испытывала. Это чувство похоже одновременно и на прилив адреналина, и на неизбежный крах.
К октябрю я так сильно устаю, что моя кожа становится похожа на горячую пелену, а голова и глаза болят почти постоянно. Каждое утро я просыпаюсь как труп, вытащенный из тьмы смерти, сознание навязано мне как болезнь.
Поэтому, когда Роуз и Камилла тащат меня на вечеринку, на которую я отчаянно не хочу идти, у меня даже нет сил и энергии сопротивляться.
Перед вечеринкой я ложусь на свою кровать неправильно, голова почти свисает с кровати, гидрогелевые повязки закрывают серые тени под глазами. Я уже почти заснула, когда дверь моей спальни распахнулась, и я открыла глаза.
— О. Привет, Несс.
Инесса все еще в своей форме, а в руках у нее пакет со сладостями. Инесса — одна из настоящих хороших девочек Спиркреста — Софи Саттон из своей группы. Она не ходит на вечеринки и не общается с мальчиками в различных местах для перепихона по всему кампусу. Она читает, ходит в кружки после уроков и посещает службы в часовне.
Настоящая хорошая девочка.
Мой отец хотел бы, чтобы я была похожа на нее. Я знаю, потому что он говорил мне об этом много раз.
— Твои друзья такие надоедливые, — говорит Инесса, закатывая глаза, не обращая внимания на мои мрачные мысли.
Сидя рядом со мной, она проводит руками по моим волосам, которые каскадом свисают через край кровати.
— Они просто девчонки, — осторожно говорю я.
Я люблю Инесс. Сколько бы отец ни пытался сделать ее соперницей в моей жизни, она всегда будет для меня самой близкой сестрой, о которой я всегда мечтала.