Связанные Долгом

— Я не передумал. Я уже давно радуюсь твоей беременности.

Я с сомнением посмотрела на него.

— Это не то, что я видела.

— Я умею скрывать свои мысли и эмоции, — с сожалением сказал Данте. — Но в данном случае мне не следовало этого делать. Ты права, я испортил тебе первую беременность. И все потому, что я был слишком горд, чтобы признать свою неправоту.

Я терпеливо ждала, что он скажет еще. Я еще не была готова принять его невысказанные извинения.

Данте легонько положил ладонь мне на живот.

— Ты была права во время нашей ссоры после того, как рассказала мне о своей беременности. Я никогда не хотел, чтобы Карла обратилась к врачу по поводу ее неспособности забеременеть, потому что не желал узнать, что я был бесплоден. Я гордый человек, Вэл. Слишком гордый, и каким-то образом убедил себя, что не смогу стать Капо, если узнаю, что не могу сделать жене ребенка. Я был бы наполовину мужчиной.

— Нет, ты не такой. Но я понимаю, куда ты клонишь. Но если это так, то почему ты не был в восторге, когда я сказала тебе, что беременна твоим ребенком. В конце концов, это означало, что ты можешь иметь детей. Разве ты не должен был этим гордиться?

Данте торжественно улыбнулся.

— Да, наверное, я должен был это сделать. — он сделал паузу, и я дала ему время обдумать свои следующие слова. У меня было чувство, что он поделится со мной чем-то очен личным. — Но когда ты рассказала мне о своей беременности, это было почти, как нападение на память Карлы, будто ты винила Карлу за ее неспособность родить мне детей, забеременев так быстро.

— Я никогда не хотела нападать на твою жену, — сказала я в ужасе. — Я знаю, что ты любил ее больше всего на свете. Знала это еще до того, как мы поженились, и ты никогда не позволял мне забыть это за все время, что мы были вместе.

Последняя часть вышла более обвинительной, чем предполагалось.

— Я знаю, — сказал Данте, его холодные голубые глаза изучали мое лицо. — Я плохо с тобой обращался. Ты ничего не сделала, чтобы заслужить этого. Когда ты отдалась мне в первый раз, я должен был обнять тебя потом. Это был бы достойный, благородный поступок. Вместо этого я ушел. Я не хотел позволять себе быть рядом с тобой. Однажды я позволил себе любить, и после того, как мне пришлось смотреть, как Карла умирает медленной ужасной смертью, я поклялся себе, что больше не позволю девушке войти в мою жизнь.

Я медленно кивнула.

— Я сожалею о том, что случилось с Карлой. Мне жаль, что тебе пришлось смотреть, как она умирает.

Взгляд Данте был отстраненным. Он не плакал. Я не думала, что он когда-нибудь позволит себе сделать это перед кем-то, но в его глазах была глубокая печаль, которая разрывала меня.

— Я убил ее.

Я дернулась в его объятиях, мои глаза расширились.

— Что ты сделал? Но я думала, что она умерла от рака.

— Да, она бы и умерла от него. Врачи сказали, что ничем не могут ей помочь. Она находилась дома, почти все дни была накачана наркотиками, так что ей не было больно, но даже морфий в конце концов больше не помогал. Она попросила меня помочь ей, освободить ее от ужаса, в который превратилась ее жизнь. Она не хотела провести еще несколько недель привязанной к кровати, не способной выбраться из разбитой боли. — он сделал паузу, и я открыто плакала, даже если он не мог. Я прижала свою руку к его груди, пытаясь показать ему, что все было хорошо, что я понимаю. — Она хотела, чтобы я застрелил ее, потому что думала, что так будет легче мне, будет менее личным. Я не мог этого сделать. Не так. Не так, как я расправлялся с предателями и подонками, которые даже не стоили грязи под ее ногами. Я ввел ей инсулин, и она заснула у меня на руках и больше никогда не просыпалась.

— Я не знала. Мне всегда говорили, что она умерла, потому что ее органы не справились.

Его глаза остановились на мне, темные и затравленные. Он провел большим пальцем под моими глазами, вытирая слезы.

— Именно этого я и хотел. Я никогда никому не говорил.

Я вздрогнула, слишком ошеломленная, чтобы что-то сказать. Я зарылась лицом в его шею, ища его тепло и аромат. Его рука нежно провела кругами по моему животу.

— Если бы я знала, то не давила бы на тебя так сильно.

— Вэл, ты не давила на меня. Когда я женился на тебе, я поклялся заботиться о тебе и стараться быть хорошим мужем, и я не отношусь к своим клятвам легкомысленно. Я человек чести, и все же я не выполнил обещаний, которые дал тебе.

— Почему ты согласился жениться, если знал, как тебе будет тяжело?

— Мой отец хотел, чтобы я женился, и я знал, что начинаю выглядеть слабым, потому что не могу забыть Карлу, поэтому я сделал то, что считал лучшим для моего притязания на власть. Ты казалась идеальным выбором.

То, как он это произнес, звучало так, будто я не была этим, но я не перебивала его.

— Я думал, что ты не захочешь позволить близость так скоро после смерти своего первого мужа.

Упоминание об Антонио сдавило мне горло, но я проглотила его.

— Я бы так и сделала, если бы мы были влюблены или у нас было что-то похожее на настоящий брак.

— Я не виню тебя за то, что ты хотела чего-то настоящего после того, как Антонио использовал тебя. Что еще хуже, что ты вышла замуж за другого человека, который использовал тебя в своих целях. — он тихо выдохнул.

— Поэтому, когда ты решил жениться на мне, ты не собирался спать со мной?

Данте мрачно рассмеялся.

— Я не настолько благороден. Нет, я думал, что завершу наш брак и буду спать с тобой, когда захочу, без всякой эмоциональной привязанности.

— Тогда почему ты не спал со мной в нашу первую брачную ночь или в последующие дни?

— Я хотел. Когда я привел тебя в свою спальню в нашу первую брачную ночь, мне ничего так не хотелось, как сорвать с тебя платье и погрузиться в тебя. Я был зол. Я хотел трахать тебя до тех пор, пока не избавлюсь от этого гнева, но потом ты вышла из ванной в той скромной шелковой ночной рубашке, выглядя как настоящая леди, и моя жена, которой ты была, и у тебя был этот гребаный взгляд надежды и неуверенности в себе, и я знал, что не могу использовать тебя так.

Мои губы приоткрылись от удивления.

— Ты подозревал, что я никогда не спала с мужчиной?

Данте покачал головой.

— Нет. Я мог бы сказать, что ты была неопытна в своих ухаживаниях и попытках соблазнить меня, но я догадался, что твой первый муж был доминирующим в спальне и не позволял тебе брать дело в свои руки, хотя это не соответствовало моей оценке Антонио.

— Неужели я так плохо пыталась соблазнить тебя? — спросила я со смущенным смешком.

Было невероятно говорить с Данте так открыто, и находиться в его объятиях, без его попыток отстраниться, было еще лучше.

Губы Данте скривились в кривой усмешке.

— Я человек, который гордится своим самообладанием. Поверь мне, большинство мужчин не смогли бы устоять перед твоим обаянием. Честно говоря, когда я узнал, что буду твоим первым, мне было еще труднее сдерживаться. Это, наверное, мужское дело, но я хотел предъявить свои права на тебя.

— Звучит очень по животному.

— Так и есть. До того, как я женился на тебе, я не хотел неопытную невесту, но когда узнал правду о тебе, мне было трудно думать о чем-то еще, кроме того, чтобы сделать тебя моей. — взгляд Данте метнулся к моему круглому животу, где все еще покоилась его рука. — И осознание того, что ты носишь моего ребенка, заставляет меня гордиться, хотя на самом деле это не то, что должно вызывать у меня такое чувство. В конце концов, это не большое достижение, чтобы оплодотворить свою жену.