Связанные кровью
Шрифт:
ГЛАВА 1
Моя камера была маленькой и холодной. Два шага в длину, один в ширину. Серый камень стен, жесткая лавка и тусклая лампа под потолком, заключенная в металлическую сетку. Никакого уюта, никакого комфорта. Ведь комфорт — это последнее, что могли бы предоставить осужденным за тяжкие преступления. Впрочем, меня это волновало мало. Главное, я была в своей камере одна. Иначе не представляю, как бы выдержала чужие взгляды и шепотки.
Никогда не задумывалась о том, что чувствует человек, очутившийся на грани смерти. А оказавшись там сама, не почувствовала ровным счетом ничего. Это походило на зубную анестезию. Ту самую, от которой
Подсудимая Йеналь Карано… Признана виновной в убийстве Годфри Тибера, Жюстины Тибер и Мейсона Тибера… Приговорена к смертной казни…
Слова, разделившие мою жизнь на «до» и «после». Хотя какое теперь может быть «после»? Приговор просто превратил все в медленную и от этого еще более мучительную агонию.
Еще совсем недавно я была младшей помощницей целителя. Старательной, перспективной, на хорошем счету у начальника, целителя Дойла, и самого лорда Вариса Доголеро, главы Королевского госпиталя Ильброна. А теперь я — убийца, которая жестоко расправилась с тремя жертвами в их собственном доме. Так, по крайней мере, считали следователи и судьи, вынесшие мне приговор.
Как это вышло? Не знаю. Память не сохранила ни единой подробности того ужасного вечера. Все, что я помнила — один шаг в сторону гостиной, который закончился темнотой и забытьем. Следующей проблеск случился уже в камере и поверг в шок новостью о том, что вся семья Тиберов мертва. А меня задержали прямо на месте преступления с окровавленным ножом в руках.
Я пыталась убедить следователей в том, что это какая-то ошибка. Что я целитель, и мое предназначение — это спасать жизни, а не отнимать. Что я не подняла бы руку на родных, несмотря на боль, которую они мне причинили. Но все было бесполезно. Мне никто не поверил. Все улики говорили о моей виновности. И даже муниципальный адвокат, положенный всем преступникам, сразу заявил, что не собирается меня защищать, а всего лишь станет следить, чтобы мои права не были нарушены.
Итогом всего стал суд. И приговор, не подлежащий обжалованию. А я словно умерла еще до приведения его в исполнение.
Никто не говорил, когда все закончится. На самом деле, теперь со мной вообще никто ни о чем не говорил. Молчаливый охранник дважды в день приносил еду и воду. Он же забирал пустую посуду. Больше ничего не происходило. Здесь не было даже крыс, способных составить мне компанию.
Так что я просто ждала неминуемого конца. Устало, безысходно и без всякой надежды на спасение. Наверное, от нервного срыва спасал только ступор, приглушивший все мысли и чувства. Чему я была очень рада. Признаться честно, я предпочла бы даже сойти с ума в одиночестве, лишь бы только не осознать момент, когда придется предстать перед палачом.
Все мое существование сжалось до размеров этой камеры, пустой и холодной. Иногда мне казалось, что за ее пределами вообще больше ничего нет. Толстая дверь глушила звуки снаружи. Бледная лампа под потолком не гасла ни днем, ни ночью, отчего границы между днями окончательно размылись. Я то и дело проваливалась в забытье, плохо похожее на нормальный сон. В зыбком мареве мелькали картины моего прошлого: лица родителей, наш домик, госпиталь, темные улицы Ильброна. Иногда я даже терялась в нем, переставая различать сон и явь, но безжалостная
реальность все равно настигала, и резкий звон ключей стражника вырывал из спасительного забытья.Какая же дурацкая у меня получилась жизнь. Последние десять лет я словно гребла в бушующем море, борясь с волнами и пытаясь добраться до твердого и безопасного берега. И когда показалось, что до этого самого берега уже вот-вот рукой подать, новая волна, гораздо более злая, чем все предыдущие, накрыла меня с головой и поволокла прямо в бездну, где все и закончится.
Боги, и что мне стоило послушать интуицию в тот вечер? Что стоило выбросить письмо и просто отправиться домой? Почему все вышло так странно? И неправильно?
Лязг ключей в очередной раз разрушил давящую тишину моей камеры. Дверь открылась, и на пороге возник охранник.
— Осужденная Йеналь Карано? — спросил он. — Идите за мной.
Я не шевельнулась, парализованная ужасом и обреченностью. Тогда охранник сам шагнул ко мне и защелкнул на запястьях кандалы, дополнив ими блокирующие магию браслеты. Потом подхватил под руку и вздернул, ставя на ноги. Мое добровольное сотрудничество ему явно не было нужно.
— Вперед, — скомандовал мужчина.
На выходе из камеры нам встретился еще один охранник. Он набросил мне на плечи плащ с глубоким капюшоном. Меня повели по полутемным коридорам, которые все равно не получалось рассмотреть из-за пелены перед глазами. Ноги заплетались, а тело казалось деревянным. Я чуть не упала на ведущей наверх лестнице, оказавшейся на нашем пути совершенно неожиданно. И едва не закашлялась от холодного свежего воздуха, когда вышла на улицу. О небо, неужели это конец?
В тюремном дворе стояла непроницаемо-черная карета. Меня завели внутрь и заперли. А потом карета резко рванула вперед, словно торопилась довезти пассажирку к месту казни.
Нервный хохот умудрился пробиться даже через оцепенение. Хватаясь за дверные ручки, чтобы удержаться на лавке, я подумала: накажут ли моих возниц, если заключенная убьется по дороге на казнь? Потому что не убиться было сложно. Карета летела, даже не особенно тормозя на поворотах. Меня болтало из стороны в сторону, как яблоко в пустом ведре. А на одной из кочек все же приложило коленом о соседнее сиденье, и боль окончательно разогнала туман в голове. К моему огромному сожалению, конечно. Я все же предпочла бы сейчас ничего не воспринимать и не ощущать.
Наконец, карета затормозила. Вот только дверь открылась прежде, чем я успела впасть в истерику. А потом уже было не до нее. Потому что привезли меня туда, куда я совсем не ожидала попасть. На Ильброн уже опустилась ночь, но даже в темноте было сложно не узнать шпили главного храма Семи богов. Меня что, привели помолиться перед смертью?
— За мной, — велел охранник, вытаскивая из кареты.
Чуть не запутавшись в полах плаща, я поспешила вперед. Мы вошли в храм через боковую дверь и оказались внутри, в главном зале. Сейчас там было темно. Лишь у алтаря горели светильники, которые позволяли рассмотреть жреца в белоснежной сутане и компанию мужчин в плащах.
— Сюда, — позвал один из них.
Меня подвели к жрецу. Тот осмотрел меня с ног до головы и кивнул. Я часто заморгала, не понимая, что вообще тут происходит.
— Начнем, — сказал жрец.
Один из мужчин вышел вперед. Он был молод, но его лицо выглядело изможденным, как после долгой болезни. Незнакомец протянул руку ко мне. Страж схватил меня за запястье и потянул вперед, заставляя вложить пальцы в протянутую ладонь. Хватка изможденного оказалась неожиданно крепкой. Он защелкнул на моем предплечье очередной браслет.